Святые российских катакомб (Отверженные святые России. Жития новомучеников)

Заключение

Письма митрополита Кирилла, дошедшие до нас, все связаны с одним и тем же вопросом — каноническим положением митрополита Сергия в Русской Православной Церкви. Но его значение выходит далеко за рамки просто вопроса о канонической "правильности" или "неправильности". Каноны были составлены, чтобы навести порядок в среде христианской, а не надевать на них смирительную рубашку законности, и, таким образом, письма митрополита Кирилла, полные осознания этого — это руководство для нас в трудностях и часто в небывалых канонических условиях Православия XX века. Отступничество в наше время до уникальной в истории Христианства степени распространяется, главным образом, не через ложные учения или отклонения от канонов, а скорее через ложное понимание Православия теми, кто в догматическом учении и каноническом положении может разбираться превосходно. Правильное "православие", лишенное духа истинного Христианства — вот смысл сергианства, и с ним нельзя сражаться, называя его ересью, которой оно не является, или подробно разбирая его канонические неправильности, которые встречаются только случайно и по отношению к чему-нибудь маловажному.

К сожалению, немногие, кажется, способны понять это в наши дни обманчивого сверхупрощения. Митрополит Сергий сам, несмотря на его репутацию Богослова, не мог разобраться в позиции митрополита Кирилла, которая является ничем иным, как выверенным "Царским путем" православной выдержанности между крайностями обновленчества и сергианской законностью с одной стороны и слишком торопливым обвинением в сергианской ереси и отсутствии благодати — с другой. Позиция митрополита Кирилла тем более важна, что ситуация в Греческой Церкви XX века была очень похожа на то, что происходит в Русской Церкви: календарная реформа также не была вопросом ереси или (главным образом) нарушением канонов, и отрицание благодати в таинствах или приверженцами нового календаря, или приверженцами старого календаря послужило только увеличению духа отделения и мешало возможности примирения тех, кто придерживается традиций, и тех, кто помимо своей воли пошел за реформами. Митрополит Кирилл взялся за организацию отдельной Церкви с большой неохотой, и он делал так не потому, что верил, что он и его последователи в одиночестве образуют истинную Церковь, но только для того, чтобы избежать зависимости от тех, чья вера была скомпрометирована, даже хотя они все еще были частью одной Церкви по отношению к другим русским юрисдикциям идентично положению митрополита Кирилла по отношению к сергианскому Синоду, и ее отношение к другим Православным Церквям свободного мира движется в том же направлении, хотя союз с ними еще формально не порван. Призыв митрополита Кирилла к сдержанности, таким образом, весьма применим и в наши дни.

То, что отметил митрополит Кирилл, — важное различием между истинностью таинств сергианских священников и "узурпацией священнодействий" — выражалось в таких действиях, как отлучение митрополитом Сергием тех, кто не соглашался с его "новой церковной политикой", и это относится и к нашему времени. "Буквальное" применение канонов, которые так сурово осуждает митрополит Кирилл, не может понять это различие; и, таким образом, некоторые люди могут оказаться в положении, которое может быть "легально правильно", но в то же время глубоко нехристианским, как будто христианская совесть вынуждена повиноваться любой команде церковных властей до тех пор, пока эти власти формально "каноничны". Эта слепая концепция послушания ради послушания — одна из главных причин успеха сергианства в нашем веке — и внутри, и вне Московской Патриархии. Конечно, христианская совесть не принимает отлучений церковных властей, сделанных под политическим и другим нецерковном давлением (от турецкого ли султана на Константинопольскую Патриархию в XIX веке или от коммунистических властей на Московскую Патриархию в XX веке), но сделать из этого вывод, что все таинства такой церковной власти лишены благодати — это какое-то церковное законничество.

Письма митрополита Кирилла представляют, возможно, с наибольшей ясностью истину, что закон и учение Церкви Христовой никогда не могут быть делом просто бездушного "послушания". Катакомбная Церковь в России до наших дней (насколько нам известно) вместе со свободной Русской Зарубежной Церковью не отрицает таинства Московской Патриархии, но они не поддерживают с ней общения; таким образом, они не участвуют в нехристианских действиях, совершаемых во имя "православия" московским руководством под давлением коммунистов, но они также не лишены солидарности с исповедником в Московской Патриархии — отцом Димитрием Дудко, полный канонический союз с которым невозможен только из-за того, что его руководство, в основном, политическое.

Наконец, упор митрополита Кирилла на единодушие тех, кто идет по пути истинного Православия, показывает нам наш собственный сегодняшний путь. Руководители "мирового православия" проводят разрушительную политику обновленчества и отступничества, но рискованно пытаться определить точную границу, за которой они и особенно их невольные последователи безнадежно оставляют Православие. Это суждение делать не нам. Но нам дано твердо стоять в истинной традиции Православия, переданной нам нашими Отцами, воздерживаться от союза с теми, кто участвует в отступничестве от истинного Христианства, и находить единомышленников, которые решили быть верными Православию до смерти. На таком фундаменте Православная Церковь твердо стоит по сей день в Советской России, ожидая дня, когда она сможет свободно и открыто явить Христу свидетельство верности.