Святые российских катакомб (Отверженные святые России. Жития новомучеников)

Епископ Дамаскин и митрополит Сергий

Пребывание епископа Дамаскина в Стародубе ознаменовалось энергичной борьбой его против новой церковной политики митрополита Сергия, изложенной им в декларации от 19 августа 1927 года. Ряд посланий епископа Дамаскина и, в особенности, послание митрополиту Сергию по поводу его декларации исчерпывающе освещают причины этой борьбы. Резюмируя кратко их содержание, можно сказать, что причиной протеста против декларации внешнего порядка были — превышение митрополитом Сергием, только временным, а не полномочным заместителем митрополита Петра, власти, присвоение себе всей этой власти без канонических на то оснований. Узурпацией власти митрополит Сергий ставил под вопрос каноническую законность и действительность всех проведенных им мероприятий, начиная с декларации.

Одно несомненно, что такого рода деятельность митрополита Сергия все более развивающаяся, служит к разрушению Церкви, к принижению ее достоинства и авторитета, к подрыванию веры в мироспасительное дело ее.

«Когда я раздумываю над деятельностью митрополита Сергия, мне вспоминаются слова предсмертного послания митрополита Вениамина: «Теперь нам надо оставить свою ученость, самомнение и дать место благодати». Со стороны митрополита Сергия мы видим как раз обратное этому завету священномученика. Он и сам закрывает глаза на грозную опасность, перед коей поставлена наша Церковь, и других отвлекает от должного приготовления себя к этой опасности. Вместо того, чтобы быть выразителем истинного церковного сознания, коим еще прежде покаянного возвращения в Церковь митрополита Сергия был определен путь ее дальнейшего шествования и выявлена воля не уклоняться от определенного ей свыше крестного пути, митрополит Сергий трусливо прячется от неизбежных при прямом шествовании скорбей и предается врагам Церкви, ради сохранения внешнего благополучия и других влечет по тому же пути».

Несмотря на расстрел многих епископов, заточение патриарха, закрытие храмов, разгон монастырей — несмотря на жестокие преследования и уменьшение количества верующих, церковная жизнь расцвела таким пышным цветом, каким она не цвела, может быть, последние столетия. При всех храмах выросли сестричества, обслуживавшие храмы и занимавшиеся благотворительностью, в особенности заключенного духовенства, крепкие приходские советы, защищавшие храмы. Устраивались сборы на заключенных, духовные концерты, духовные беседы, лекции, всенощные моления. Соборы и оставшиеся еще монастырские храмы, в которых совершалось уставное богослужение, всегда были переполнены. Освобожденная от внутренней опеки государства, очищаемая преследованиями, Церковь вздохнула полной грудью. Ей не страшны были гонения и не ущемляло лишение материальных благ. Верующие из своего скудного бюджета всегда нашли бы средства для содержания не только духовенства, но и духовных академий, если таковые были бы дозволены. Церковь становилась государством в государстве и духовная сила ее выигрывала. Авторитет духовенства, находившегося в ссылках и заточениях, был неизмеримо выше авторитета духовенства в Царское время, находившегося в других условиях. Епископ, пользовавшийся для своего передвижения извозчиком, трамваем или даже ходивший пешком, привлекал больше почтения со стороны верующих, чем в Царское время разъезжавший в карете. Обыкновенно верующие на дворе, на улице ожидали своего архипастыря, провожали его до извозчика, до трамвая, а то и до убогого жилища. Если епископ сидел в тюрьме, он получал такое количество передач, что не только кормил свою камеру, но передавал и в другие. Стоило пройти слуху об ожидающемся освобождении, как к воротам тюрьмы собирались верующие, где-нибудь по близости пристраивался верующий извозчик, чтобы в нужную минуту торжественно подъехать: «Благословите, владыка, доставить Вас домой»!

Советская власть спохватилась и параллельно с внешним требованием пошла на вмешательство во внутренние дела Церкви, на воздействие на ее духовную жизнь. Вот это посягательство именно на внутреннюю жизнь Церкви под видом легализации, размеры и границы которого нельзя было предвидеть, а цель была ясна, явилось причиной горячего протеста, в частности епископа Дамаскина.

«То, что принимается Вами под названием «легализации», в сущности является кабальным актом, не гарантирующим для Вас решительно никаких прав, на Вас же налагающим тяжкие обязательства. Иного и ожидать было наивно. Коммунистическая власть откровенна и последовательна. Она открыто заявила себя враждебной религии и государственной целью своею поставила уничтожение Церкви... Она не перестает открыто и ясно заявлять о своих богоборческих задачах как через представителей высшего правительства, так и через своих мелких агентов. Поэтому весьма наивно и даже преступно думать, что так называемая «легализация» со стороны советской власти хоть частичной целью своею поставляет благо Церкви. А если цель легализации не благо, то значит, зло».

«Неужели вам не приходит в голову то, что даваемые вами сведения ничего общего с церковными интересами не имеют? А не мелькнула ли у вас мысль о том, что если эти требования отчетности немного углубить, да вы будете добросовестно их выполнять, то верующие с отвращением отвернутся от вас как открытых агентов охранных органов, тем более, что сами власти постараются выставить вас именно в таком свете? Особенно крепко пораздумайте над тем, что настоящая ваша легализация в планах объявившей войну Церкви власти является ступенью к превращению всех вас в таких же покорных слуг по разрушению Церкви, какими являются в руках власти безусловно все обновленцы».

«Нам кажется, что митр. Сергий поколебался в уверенности во всемогуществе Всепреодолевающей Истины, во всемогущество Божием, в роковой миг, когда он подписывал декларацию. И это колебание, как страшный толчок, передалось всему телу Церкви и заставило его содрогнуться... Неисчислимы, бесконечно тягостны внутренний последствия декларации — этой продажи первородства Истины за чечевичную похлебку лживых и неосуществимых благ. Но, кроме внутренних потрясений, конечно, она будет иметь и другие последствия, более очевидные и осязаемые».

Мистически глубже всего оценивает епископ Дамаскин внутреннюю сущность декларации в своей статье «Печать Христова и печать антихристова», хотя совершенно не упоминает о ней.

«Почему же антихристова печать, как в том уверяет нас св. Иоанн Богослов, будет накладываться не на чело и на руку одновременно, а на чело или на руку? Также и у св. Андрея, арх. Кесарийского: «Постарается он, чтобы на всех наложено было начертание... частью на правой руке, чтобы научить обольщенных быть дерзновенными в обольщении и тьме. Это произойдет потому, что в то время найдутся люди, которые будут уверять, что можно и дозволительно признание богоборческой антихристовой власти, лишь бы в душе оставаться христианином. От таковых антихрист и не будет требовать, чтобы они разделяли его образ мышления, т. е. иначе говоря, всем таковым он не будет накладывать печать на чело их, а станет требовать от них лишь признания своей власти, что и есть по св. Ипполиту — печать на руке, так как через признание человеческой власти, которая будет богопротивна, богоборна, беззаконна и наполнена всяким нечестием, христианин тем самым отсекает от себя всякую возможность делания благих и правых дел, ибо в его вере отсутствует главный признак правости — исповедание Бога Богом и признание Его выше всех стоящим Существом. Все таковые, хотя и будут носить имя христиан, на самом деле представляют собою, по делам рук своих, истинных слуг антихриста, обольстивших их поклонением своему образу, что и есть начертание зверя. Покаяние для таковых, по учению Св. Церкви, невозможно, а невозможно оно потому, что Печать Христова и печать антихриста несовместимы с собой и принятие одной отгоняет наличие другой. Отгнание через начертание зверя Благодати Святого Духа наполнит сердца всех таковых первым признаком — боязливостью, которая приведет их к легкой гибели. Св. Ипполит пишет: «Наоборот, если кто бывает лишен Духа Святого, т. е. если кто не имеет на себе или утерял печать дара Духа Святого, даруемого во святом миропомазании, тот боязливо борется со страхом, скрывается, настоящей временной смерти страшится, прячется от меча, не выносит наказания, так как постоянно думает об этом мире» и т.д.

Иными словами — Православие, всякая религия и коммунизм несовместимы, потому что одно исключает другое. И в этом епископ Дамаскин солидарен с митрополитом Кириллом.