Святые российских катакомб (Отверженные святые России. Жития новомучеников)

1. Россия и Церковь сегодня

Это пророчество принадлежит отцу Порфирию, отшельнику Глинской обители.28

Издатели, соотнося эти слова с их собственным временем охлаждения сердец, не знали о неизмеримой глубине падения России в пропасть, которую предсказывал старец Порфирий. Но вскоре, буквально через несколько лет, как эти слова стали известны, в России разразилась та гигантская катастрофа, о которой говорит первая часть пророчества. Сейчас, когда со дня богоборческого восстания, не имеющего прецедентов в мировой истории, прошло уже достаточно много лет, а в России продолжается война против Бога, нам представилась возможность сделать попытку прийти к пониманию судьбы Русской Церкви, рассмотрев прошедшие годы и ее положение сегодня.

В течение десятилетий, с момента печально знаменитой декларации митрополита Сергия (Страгородского) от 16/29 июля 1927 года и провозглашения его Временным Заместителем (не будем здесь касаться вопроса о канонической легитимности его власти в Церкви сначала как Временного Заместителя, а потом и как Патриарха), единственным голосом говорящим миру от имени Русской Церкви (в России), был голос Московской Патриархии. Именно Московская Патриархия свидетельствует пред миром о судьбе Христианства в России, и именно она как единственная Русская Православная Церковь признанная Советским Правительством, предположительно заботится о спасении православных христиан и просвещении "народов СССР" (то есть в границах своей юрисдикции).

Но какова природа ее деятельности? К чему пришло состояние православных христиан в Советской России в результате деятельности двух патриархов — Сергия и Алексия? И перед чем стоит Церковь сейчас?

Что касается официальных заявлений Московской Патриархии, обращенных к мировому мнению, нет надобности останавливаться на них подробно; эти заявления ревностно пропагандируются и выдаются за истину, хотя всем известно, что это одна и та же постоянная ложь с целью попытки убедить мир, что в СССР нет религиозных преследований, существует свобода вероисповеданий и так далее. Также хорошо известно, что эта ложь существует, чтобы прикрыть от имени Церкви прямо противоположное положение.

Но размеры лжи и ее значение может правильно оценить только непосредственный свидетель и член Русской Церкви, который несет весь груз религиозной жизни в современной России. И настоящий очерк можно рассматривать именно как рассказ свидетеля.

В настоящее время в отношениях внутри Московской Патриархии сохраняется статус- кво на основе сергианской декларации 1927 года. Это единственный фундаментальный и в своем роде "символический" документ, который определяет отношения с правительством и всю деятельность Московской Патриархии по сей день. Ввиду ее исключительной важности следует ее подвергнуть особому анализу, хотя в тридцатые годы ее много раз обсуждали. Однако сейчас мы можем сделать существенное наблюдение.

Основная идея декларации — это развитие православной жизни на всех уровнях при условиях верности новому общественно-политическому и экономическому строю. На первый взгляд, перед нами призыв к исключительно духовной жизни, очищенной от мирских политических симпатий, которые сковывали Церковь в прошлом. Декларация обходит молчанием только один пункт — значение идеологии в новом правительстве. Митрополит Сергий как-то "не заметил" роль идеологического руководства партии в жизни нового правительства, хотя большевики с самого начала объявили о полной непримиримости их идеологии с любой другой. Но именно в этом заключается вся суть декларации и всей последующей истории Московской Патриархии. Все несогласные, в соответствии с идеей декларации, становились не идеологическими, а политическими "врагами", а Сергий и его последователи, так хорошо принятые большевиками, связали Церковь по рукам и ногам верностью не столько правительству, сколько, в основном, коммунистической идеологии.

Мы можем лишь с горечью убедиться, получая доходящую до нас информацию, что ни Запад, ни восточные Церкви не понимают (а, возможно, не хотят понимать) всю сложность не только внешних, но и внутренних условий жизни Русской Церкви. Но в то же время в Советской России едва ли найдется верующий, который не испытал острый внутренний конфликт с политикой Московской Патриархии. Ибо любой верующий христианин, будучи одним из членов Тела Христова, не может не чувствовать свою личную ответственность за жизнь Церкви. Мысль об этом не может не возникнуть у верующего при виде условий, в которых сейчас находится Русская Церковь. Всем ясно, что это одно из проявлений веры. У новообращенных этот конфликт происходит с особой остротой — у тех, кто, милостью Божией, даже сейчас приходит к вере во Христа.

Этот факт обращения сам по себе кажется необычным в современных условиях. Несомненно, происходит явный приток верующих в Церковь, несмотря на тот факт, что правительственная машина, беспрецедентная по силе и масштабу, направлена на искоренение самого чувства веры в "советском" человеке. Кажется, что даже сама память о Боге и религии изгнаны из жизни обычного жителя советской страны. Церковь также принуждена была молчать, но молчание это лицемерное, поскольку, чтобы уверить мир в хорошем положении церковной жизни в России, официальные представители Церкви буквально не закрывают рта. Московская Патриархия не особо задумывается о какой-то апологетике, хотя разве не сейчас и именно "пред царями и правителями" следовало бы тем, кто считает себя последователями апостолов, свидетельствовать об истине веры Христовой? Увы, апостольский голос просвещения не раздается в Московской Патриархии. Но тем не менее русские неисповедимыми путями Господними сами приходят в Дом Божий — куда еще им идти в поисках истины? Вот убедительное свидетельство, что воистину Дух дышит, где хочет. Мы видим также явные примеры Божия Провидения, когда человеку внезапно открывается другой мир; мы знаем также, как "случайная" встреча, "мимолетный" разговор, историческое свидетельство, даже брошюра по "научному" атеизму становятся, иногда не реализуясь, поворотным пунктом в духовной жизни человека. А потом, когда он решит, наконец, изменить свою жизнь и приходит в Церковь, то здесь нередко случаются глубоко драматичные конфликты. Часто новообращенный, почувствовав истину православно-христианского учения, приходит к священнику и просит его крестить. Потом, обретя для себя в священнике духовного отца и возродившись через благодать крещения, верующий обращается к церковной жизни со всей силой новопросвещенной души. Он хочет чувствовать себя (и действительно чувствует!) как чадо церковное, чадо своего духовного отца. А потом, оказавшись в церковном окружении без каких-либо специальных знаний, а только с силой проснувшегося христианского религиозного чувства, вдруг видит, что школы духовного роста, которого жаждет его сердце, не существует! Церковная жизнь — это всеобщий и глубокий беспорядок, о жизни приходов могут вообще не говорить, тем более о монастырях. Ему негде обрести молитвенный опыт, никто не отвечает на многочисленные вопросы, возникающие и по поводу личной жизни, и общественной. Но на все затруднения новообращенного его наставник уклончиво отвечает, что это "трудная ситуация", "условия неподходящие", существует "давление" и так далее. В конфиденциальных условиях он может даже прямо объяснить, что все дело в давлении со стороны властей, но что из "высших соображений", которыми руководствуется Патриархия, нужно быть терпеливыми, смиренными, готовыми к компромиссу. И верующий, исполненный глубокого уважения к сану священника, в почтении перед человеком, который его крестил, зная, наконец, свой опыт и греховность, с доверием принимает поучения своего духовного отца. И он стремится подавить в своей душе чувство неудовлетворенности ситуацией в Церкви и ее отношениями с правительством, он пытается убедить себя, что просто не понимает трудное положение епископата и его мудрость, и старается думать, что, в общем, все достаточно нормально. В результате он с самого начала своей христианской жизни воспитывается в двуличии. То же самое происходит и с новым поколением верующих из традиционных семей с единственной разницей, что в большинстве случаев они уже с детства воспитываются в духе безоговорочного принятия всех действий Патриархии. Очень показательно здесь использование завета смирения: христианское понимание смирения как борьбы с гордыней используется как оправдание бездействия Церкви, когда ее атакует внешний или внутренний враг. "Наше Царствие не от мира сего", — говорят защитники Патриархии, оправдывая ее бездействие в то время как Церковь в России разрушают. Но разве Церковь как организация не является выражением Церкви как организма, и разве она не призвана действовать в миру? Иначе зачем так сильно пытаться сохранить именно организацию, делая для этого всевозможные уступки?

Призыв к ложному смирению перед врагами Церкви — это единственная форма "послушания", которая активно внедряется в сердца и умы верующих в России. Такое "воспитание" проводится разными методами, иногда прямо противоположными, даже теми священниками, которые считаются лучшими. Иногда в церкви прямо во время проповеди можно услышать, как священник заявляет, обращаясь к верующим: "Это не ваше дело — судить иерархов", или "Ваше дело — молиться, и больше ничего", и так далее. Почему возникает необходимость в таких увещеваниях? В конце концов, известно, что Православная Церковь всегда настаивала именно на участии самих верующих в жизни Церкви, на том, что именно они должны принимать решения. Достаточно вспомнить в этой связи энциклику Восточных Патриархов в 1849 году. Очевидно, Московская Патриархия придерживается сейчас другого мнения в своей практике. Мы думаем, это связано с тем фактом, что люди, не знающие ни канонов, ни уставов, ни истории Церкви, а иногда не знающие даже Священное Писание — этот церковный народ в сердце своем чувствует, что положение в Церкви неудовлетворительное и часто не верит иерархам. "У нас хороший епископ — он верующий", — можно слышать среди людей. От таких похвал не радостно! Таким образом, Патриархия внедряет в свою паству неизвестно откуда взятые нормы.

Абсолютно ясно, что общая осведомленность о делах Церкви в Советской России находится в резком противоречии с заявлениями Патриархии, касающимися "свободы" и "благоденствия" Русской Церкви. Важно отметить это, потому что в действительности это не проявляется, поскольку низшее духовенство из-за канонического подчинения, как известно, не может обсуждать решения высшего духовенства, иначе им грозит отлучение. Миряне тоже молчат, боясь стать жертвами властей, и, что самое важное, доверяя священнику, как уже было сказано. Но в реальности возникает парадоксальная ситуация, когда даже самые "благочестивые" сыны Патриархии, сознательно стремящиеся следовать ее политике, в действительности внутренне выступают против нее. Только попробуйте в разговоре с таким верующим сказать, касаясь какого-нибудь уважаемого иерарха: "Наш советский иерарх Антоний (Блюм) или Василий (Кривошеин)", — это вызовет бурю негодования! Но почему? Верно ли, что они не советские граждане? Но, в конце концов, эти особы — в юрисдикции советской Церкви, в ее духовном организме! В соответствии с канонами, они говорят от ее имени! (Давайте добавим — не только в соответствии с канонами; вдобавок, они своим молчанием подтверждают лживые утверждения Патриархии.) Выражение "Советская Церковь", конечно, вызовет еще большее негодование. Но почему? Наш вопрос вызван совсем не разделением между понятиями "советский" и "коммунистический", как делают некоторые люди по наивности или из лицемерия, потому что ясно, что и исторически эти две формы правления и идеологии неразрывно связаны. Нет, Церковь, которая в своей жизни управляется соглашением с государством и его прямыми приказаниями (всем известно, что правительственные чиновники контролируют епископов), — это, естественно, государственная Церковь. И здесь не помогают лицемерные цитаты об отделении Церкви от государства в СССР, потому что реальное положение дел свидетельствует об обратном. Это не просто Церковь советского периода, а Церковь советского государства, точнее, советская Церковь, о чем, кстати, достаточно полно свидетельствуют официальные заявления Патриархии — давайте вспомним, например, верноподданническое письмо митрополита Пимена Косыгину после его назначения временным заместителем.