Негасимое пламя

– Пошли, побеседуем, – Яр слегка ослабил нити чар, чтобы навья могла перебирать ногами. Не хватало ещё сжигать на виду у всех существо, внешне почти неотличимое от человека. – По сторонам не смотреть, людей не трогать. Попробуешь удрать – мало не покажется, понятно?

Нежить, уже слегка напуганная, промычала нечто утвердительное. Яр цепко ухватил пленника за локоть; навья вздрогнула всем телом – почуяла совсем рядом враждебную силу. Безропотно побрела, отставая на полшага. Со стороны, наверное, казалось, будто Яр ведёт куда-то изрядно подвыпившего приятеля. В закутках между павильонами, издали величественными, на деле – полузаброшенными, никого не было; здешние дорожки даже не потрудились расчистить. Яр без излишней любезности подтолкнул пойманную нежить к глухой стене, покрытой облупленной жёлтой штукатуркой.

– Давно умер?

Неживой с трудом разлепил губы. Боялся.

– Ни-и-ие-е-ет, – проблеял он, едва ворочая языком. – Не-е-еде-е-елю наза-а-ад…

– От чего?

– Зам-м-мёрз.

– Как так?

– Л-л-лежал… На сне-е-егу, – бледное лицо болезненно скривилось. Сохранившиеся в неживом теле остатки сознания не желали говорить на эту тему. – В о-о-отключке-е-е.

– Напился, что ли?

– Н-н-ну…

– И до дома не дошёл?

– Н-н-ну…

Яр вздохнул и прикрыл глаза.

– Никогда я вас не пойму, – он покачал головой и сжал кулак, призывая волшебное пламя. Здесь никто не увидит, а мучить нежить медленной прожаркой не хотелось. Даже эту. – Много наохотился с тех пор?

Недоумённый, застывший взгляд. Разумеется, не помнит. В моменты голода сознание спит, иначе быстро ужаснулось бы само себе. Остро кольнула жалость – не к нежити, к человеку, которым она была не так давно. Нежить-то чего жалеть?

Яр швырнул золотистую искру к ногам навьи – небрежно, почти брезгливо. Ослепительно полыхнуло высокое пламя – и тут же опало. В снегу осталась сухая чёрная прогалина, на штукатурку легло неровное пятно копоти. Об этом сомнительном подвиге можно будет доложить под персональную ответственность и получить небольшую премию – а можно и умолчать. Надзору лучше быть в курсе, хотя бы для статистики. Нежить не появляется просто так. Наставница говорила, что здешнее процветание проистекает в том числе и из малочисленности опасных тварей вроде теней; Яр прежде безоговорочно доверял её мнению, а теперь засомневался, где здесь причина, а где следствие.

У скамейки уже не было ни деда, ни его Барбоса. Амулет всё ещё тревожно поблёскивал синим цветом, но опасный всплеск активности заметно пошёл на убыль. Яр на всякий случай прогулялся вдоль катка в сторону главного входа в парк. Людской поток ощутимо поредел, зато народ собрался близ большого прокатного павильона. Должно быть, скоро конец сеанса… Но цифры на табло обещают ещё полчаса катания. Поколебавшись несколько мгновений, Яр свернул к пёстрому временному строению, прилепившемуся к ледяной дороге. Пусть даже там просто очередь к камерам хранения, лучше знать наверняка.

Шепотки в плотной толчее не походили ни на усталые, ни на восторженные, ни даже на раздражённые. Скорее – на тревожные. Отпугивая зевак с дороги служебным удостоверением, Яр пробрался ко входу в павильон. В помещении, полном сухого зноя, выдыхаемого тепловыми пушками, было совсем мало людей: работники проката, а кроме них – двое фельдшеров скорой помощи в ярко-синей спецодежде. На одной из деревянных лавочек кто-то лежал.

– Молодой человек, вам сюда нельзя!

Девушка в форменной телогрейке метнулась было ему наперерез, но замерла в недоумении при виде цивильной корочки.

– Что здесь случилось? – негромко спросил Яр. Кто-то из персонала обеспокоенно на него оглядывался; медики, не обращая внимания, делали своё дело.

– Девушке плохо стало, – бесхитростно пояснила сотрудница. – Н-ничего такого… Никакого криминала.

– Я посмотрю, – полувопросительно сказал Яр. – Не переживайте. Просто проверю, что всё действительно в порядке.

По тому, как служащая уткнула взгляд в дощатый пол, он понял: не в порядке. Совсем не в порядке. Хотелось отогнать навязчивый призрак свежего воспоминания, но это было бы малодушием и бесплодным самовнушением. Парень в красной куртке выписывает лихие петли на катке. Парень в красной куртке обращается в седой пепел в волшебном пламени. Он сам не помнил, на скольких успел напасть за неделю неживого существования…

Яр замер в паре шагов от медиков, низко склонившихся к пациентке. За их ярко-синими спинами отчётливо виднелся светло-сиреневый пуховик.

***

Регистраторша внимательно изучила удостоверение, сличила фотографию с нетерпеливо ожидающим оригиналом и наконец кивнула.

– Правила поведения, – негромко сказала она, протягивая Яру половинку бумажного листа, сплошь заполненную мелким печатным текстом.

Такие инструкции выдавали всем принадлежащим к сообществу посетителям отдельного лечебного корпуса. Осторожничать в разговорах, не прибегать к дару, соблюдать статью о секретности – делать всё, чтобы находящиеся здесь на лечении минусы оставались в неведении относительно того, куда, как и почему они попали. В этом здании, отделённом от главного корпуса центральной больницы полудюжиной километров, колдовские снадобья маскировали под травяные чаи, а всевозможные медицинские артефакты – под заурядное диагностическое оборудование. Пострадавшим – главным образом от рук нежити – ни к чему лишние потрясения, особенно такого характера.

По лестнице Яр поднимался с тяжёлым сердцем. Ему вообще-то не положено здесь шастать. Выпрошенный тайком от начальства допуск был, в сущности, нарушением персональной ответственности. Но и не прийти Яр не мог. Не простил бы себе.

В палате уже кто-то был. Мужчина и женщина в годах – очевидно, Катины родители. Горло железными пальцами сдавила совесть. Не только потому, что чёртову навью он заметил слишком поздно.

– Добрый день, – сдержанно сказал Яр в ответ на недоумённые взгляды. Что бы ни было на душе, посторонним об этом знать не обязательно.

– Здравствуйте, – с настороженным любопытством отозвалась женщина. Мужчина хранил молчание. – А вы?..

Яр выбрал самый безопасный ответ.

– Катин однокурсник.

Пробуя на прочность доброжелательность этих людей, он осторожно шагнул ближе к койке. Под белым одеялом угадывался хрупкий девичий силуэт. Яр хорошо его помнил, несмотря на прошедшее время. Помнил и Катину манеру спать, уткнувшись носом в подушку, по-детски подложив ладони под щёку. Он сносно научился не показывать чувств, но вряд ли когда-нибудь сможет вовсе их не испытывать.

– Как она? – спросил Яр, ещё чуть-чуть приблизившись к койке. Катя лежала неподвижно; издалека казалось, что она спит, но теперь стало видно, что её глаза широко распахнуты и бессмысленно смотрят в белый больничный потолок. – Уже есть… диагноз?

– Пока не говорят, – женщина вздохнула. Она, скорее всего, либо лгала, либо сама оставалась в неведении: не может быть, чтобы местные медики до сих пор не определились с диагностикой. – А… молодой человек, прошу прощения… Вы – Андрей?

– Нет. Меня зовут Ярослав.

Его отчего-то уязвил этот её вопрос. У него нет права ревновать или злиться. Даже если бы он всерьёз любил эту девушку, их пути слишком давно разошлись. Просто неприятно оттого, что нынешний Катин кавалер не удосужился навестить её в больние. Следует ли его найти? Рассказать?

– А-а-а, – озадаченно протянула женщина. Имя ничего ей не сказало; стало быть, Катя не говорила родителям об их короткой связи. – С-спасибо, что пришли… проведать… Только Катюша… не говорит, – сухие губы беспомощно дрогнули, будто болезненно ощущали косность слетающих с них слов. – Нам… нам говорят, пока неясно, временно это или… или…

– Понятно, – Яр кивнул, избавляя женщину от необходимости облекать в слова тревоги и боль.

Он заподало сообразил, что ничего не принёс в гостинец. Слишком спешил сюда вырваться в обеденный перерыв – так, чтобы не заметили ни начальники, ни куратор. Остановившись на почтительной дистанции, шагах в пяти от койки, Яр исподволь пригляделся к следам чар. Черноты не было совсем; на груди всё ещё виднелись неряшливо оборванные льдисто-синие нити – навья пила силу неаккуратно, со звериной жадностью бывшего живого, едва пробудившегося к нежизни. Но всё опасное медики, конечно, сняли. Им подобное не впервой. Гораздо хуже то, что на бледных висках нет ни следа от ментальной магии. Значит, чары уже развеялись. Значит, нельзя надеяться, что с их снятием Катя пойдёт на поправку. Яру доводилось прежде видеть подобное – ещё в Ильгоде, во время странствий с Драганом. Грубо наложенное внушение, способное полностью стереть и память, и личность, и саму способность мыслить. Для волхва такие чары, если становятся необратимыми, означают нарушение запрета; свободная же нежить ничем не связана. Что такое приказала Кате навья, не умевшая толком совладать с собственной силой?.. Хотя это уже не имеет никакого значения.

– Попробуйте поговорить, – сказал вдруг Катин отец, внимательно глядя на Яра. – Может, услышит – вспомнит.

Вряд ли. Но у него нет права произносить это вслух.

– Катя, – негромко позвал Яр. Это не сработало бы даже с магом высшей категории, способным слышать зов по имени. Если разорваны прочные связи, установленные в раннем детстве, если уже нет разума, которому принадлежит имя – сколько ни кричи, не дозовёшься. – Слышишь меня? Моргни, если да…

Разумеется, никакой реакции. Лидия Николаевна в точности перечислила бы, какие именно центры мозга повредил мощный ментальный удар; Яр недостаточно хорошо знал для этого биологию. Физически Катя здорова – или почти здорова. Может быть, медики заново научат её как-то жить, но это будет – если будет – совсем другой человек. Новый. Как чистый лист бумаги.

– Вы учились вместе, да? – зачем-то спросила Катина мама. – Дружили?

– Вроде того.

Вроде того. Яр бездумно ответил на несколько лишённых смысла вопросов. Что он может сделать, кроме как привозить сюда ничего не значащие передачи? Что мог сделать в тот злополучный день? Разве что каким-то чудом заметить и выловить навью раньше – до того, как она решила поохотиться среди радующихся жизни конькобежцев. Ерунда всё это патрулирование. Морок, обещающий спокойствие и безопасность. А что бы сработало? Что, кроме сплошного прочёсывания, помогло бы отыскать в многомиллионном городе одно-единственное существо, грозящее опасностью обывателям?.. Яр искал ответ – и не находил. Нельзя из дюжины сломанных лучинок вытянуть целую. Но ведь кто-то когда-то сломал их – может, все разом, а может, исподволь, по одной…

– У вас уже есть диагноз? – вполголоса спросил Яр, поймав в коридоре снующего между палатами санитара и слегка испугав его служебной корочкой.

Перед роднёй медбрат ещё юлил бы, перед сотрудником магконтроля – не стал.

– Необратимое нарушение высшей нервной деятельности, – вздохнул он. – Если вы планировали опрашивать пациентку, то это бесполезно: она ничего не вспомнит.

– Понял, – сухо, насколько сумел, ответил Яр. – У вас уже были подобные случаи?