Негасимое пламя

XLIV. Последний патрон

Позолоченные стрелки антикварных часов показывали половину двенадцатого. Кое-кто из гостей отчаянно скрывал сонливость: дневные птахи изо всех сил пытались спрятать под изысканными нарядами подлинное серенькое оперение. Всего две-три дамы до сих пор сохраняли свежесть и способность улыбаться, не вызывая приступов брезгливой жалости. Мужчины держались лучше, но и среди них попадались те, кто готов был вот-вот запросить пощады. Немудрено, если какой-то эфемерный долг велит вставать ни свет ни заря и тащиться на работу. Зачем им это? Состояний, сколоченных на перепродаже артефактов, хватит на три жизни вперёд. Есть, правда, оригиналы вроде Вяземского, которых почему-то подкармливает государство… Но таких в обществе терпят исключительно по привычке.

Маргарита оглядела комнату, прозванную с её подачи салоном, и небрежным жестом подозвала служившего в доме молодого мага.

– Предложите гостям напитки, – велела она.

Молодой человек коротко кивнул и щелчком пальцев заставил нагруженный бокалами поднос подняться в воздух. Милая шалость, ничего не стоящая талантливому юноше, но неизменно восхищающая пресыщенную публику. Маргарита удовлетворённо пронаблюдала, как оживившиеся гости охотно разбирают бокалы, отвешивая комплименты мастерству мага. Ей следует вернуться к обществу и поддержать беседу там, где интерес к разговору угасает. Вся московская магическая аристократия, и старая, и новая, признаёт, что на вечерах у госпожи Авиловой нет места скуке.

– Риточка, – закудахтал кто-то за спиной. Маргарита торопливо обернулась, продолжая любезно улыбаться. Старуха Вяземская, закутанная в уродливую шерстяную телогрейку, глядела на неё из-под морщинистых век выцветшими подслеповатыми глазёнками. – Спасибо вам большое за вечер. Мы с Колей поедем, ему завтра рано вставать…

– Да, разумеется, – госпожа Авилова величаво кивнула. Они с Колей могут выметаться на все четыре стороны, никто им здесь не рад. Любопытно, эта старая мышь знает, что её благоверный всю жизнь любил гюрзу в человеческом обличье, причём без малейшего шанса на взаимность? – Пойдёмте, я вас провожу.

– Что вы, не стоит…

– Это моя обязанность, – с нажимом произнесла Маргарита, прерывая раздражающее квохтание. – Сейчас зима, на дорожках может быть скользко.

К сожалению, идти молча недопустимо. Пришлось сделать несколько ничего не значащих замечаний по дороге в прихожую. Стареющий кардиохирург, уже одетый для улицы, бестолково топтался в дверях. Маргарита милостиво позволила ему подать ей пальто.

– На удивление холодно для начала зимы, – сказала она, надевая перчатки.

– Правда? – Вяземский искренне изумился. Теперь он помогал одеться супруге. – Мне кажется, всегда было именно так, снежно и морозно. Это в последние годы погода начала меняться…

Старый дурак. Маргарита обворожительно улыбнулась и первой шагнула в безмолвную декабрьскую ночь. Сад стоял заснеженным; хозяйка дала распоряжение не убирать живописные сугробы, укрывшие цветники, яблони и живые изгороди. Ей радовала глаз эта сказочная картина, а Кириллу… Кириллу было всё равно.

– Жаль, мы не застали Кирилла Александровича, – словно прочитав её мысли, прокашлял Вяземский. – Я всегда рад с ним поговорить.

– Вам так повезло, Риточка! – поддакнула его супруга. – Кирилл Александрович – замечательный человек…

– Я знаю, – Маргарита принудила себя улыбнуться. – К сожалению, работа не всегда позволяет ему… находить время на отдых.

– Такая самоотверженность! – проблеяла старая кошёлка. – Прошу вас, передайте Кириллу Александровичу горячий привет и наилучшие пожелания.

– Непременно, – пообещала Маргарита и мысленно послала её к чёрту. Будь собеседники хоть чуть-чуть приятнее, мадам Авилова не преминула бы, как это за ней водилось, искренне восхититься супругом и намекнуть на подлинное его всемогущество, но эти слова – для других, более респектабельных гостей салона.

Семеня по расчищенным в снегу дорожкам, парочка доползла до гостевой парковки и, обильно истекая наивными любезностями, упаковалась наконец в свой дряхлый рыдван. Маргарита проводила взглядом ползущую по снежным наносам рухлядь и пошла прочь. Остановилась на полпути к дому, свернула в сад. Ей требовалось немного спокойного созерцания, чтобы вернуться потом в салон по-прежнему блистательной. Приминая сапожками рыхлый снег, Маргарита двинулась меж замёрзших деревьев к небольшому пруду, спрятанному среди зарослей жимолости. Вид воды, пусть даже и схваченной тонким льдом, всегда дарил ей умиротворение.

Уезжая утром в свою драгоценную Управу, Кирилл сказал, что обязательно вернётся пораньше, если позволят обстоятельства. Маргариту это не обмануло: она прекрасно знала, что обстоятельства не позволят никогда. Трудно быть женой великого человека: абстрактные безликие люди волнуют его больше, чем собственная семья. Когда-то давно, ещё перед свадьбой, матушка предупреждала об этом: она почти всю жизнь шла той же стезёй. Ещё матушка советовала держать язык за зубами и не просить больше, чем супруг даст по своему почину. Пальцы сами собой метнулись к воротнику, нашли под шарфом украшенный изумрудами кулон. Задумка, признаться, была с душком. Прежде чем решиться, Маргарите пришлось признаться самой себе, что она окончательно отчаялась. Ей нужно было хоть немножечко теплоты, которую отчего-то не сумели купить отцовские деньги. В юности она боготворила своего красавца-мужа, такого предприимчивого и перспективного, а вот он совсем не отвечал ей взаимностью. Теперь вовсе смешно: им обоим за пятьдесят, какая уж тут любовь? Но ведь пробрала же эта штучка престарелого контрольского сухаря! Кто знает, может, её мощи хватит? Улучить бы только момент…

Ветки жимолости дрогнули, роняя снег. Маргарита остановилась, не дойдя десяток шагов до пруда, и обернулась, вновь растягивая губы в холодной улыбке. В тщательно охраняемом саду неоткуда взяться посторонним; должно быть, кому-то из гостей вздумалось прогуляться. Спрятанные вдоль садовой дорожки фонари обрисовали на фоне бархатной тьмы высокий мужской силуэт. Маргарита легко узнала и гордый разворот плеч, и манеру небрежно держать руки в карманах, и привычку брезговать верхней одеждой для коротких вылазок на улицу. Муж всё-таки успел приехать под конец вечера.

– Кирилл, – выдохнула Маргарита. Имя растаяло в воздухе вместе с сорвавшимся с губ облачком пара. – Здравствуй. Я уже не надеялась… Но неважно. Я рада, что ты здесь.

– Здравствуй, – эхом отозвался супруг. Он остановился в полудюжине шагов, в тенях; размытые круги света от садовых фонарей едва касались носков начищенных до блеска ботинок. – Почему ты не в доме?

– Вышла прогуляться, – Маргарита приблизилась к нему на полшага, вновь нашла на шее серебряный кулон. Свешниковский выкормыш сказал, что колдовства в подвеске хватит на два-три применения. Нет причин ему не верить: старая дрянь всегда любила талантливых мальчиков. – Неужели дела наконец-то закончились?

Серебро отозвалось на прикосновение мощным импульсом тепла. Кирилл, словно бы потревоженный отблесками колдовства, подался навстречу жене. Неужели сработало?.. Муж протянул руку, поправил шарф на Маргаритиной шее – привычный жест ничего не значащей заботы. Пальцы у него были холодные. Долго искал её в саду?

– Дела никогда не кончаются, – рассеянно проговорил Кирилл. Эти слова давно стали у него привычной присказкой. – Ты устала. Расслабься.

Маргарита послушно прикрыла глаза. Не похоже, чтобы чары подействовали. Может быть, позже, через пару часов. Колдовство неторопливо и текуче, оно не как электрический импульс, но как сладкий яд, медленно струящийся по жилам. Кирилл не спешил убирать руку, словно ему зачем-то понадобилось проверить у жены пульс. Что-то не так с его ладонью. И этот холод, неуместный, слишком лютый для начала зимы… Неужели раньше и впрямь всегда было так?

Пальцы сильнее сжались на её горле. Маргарита вздрогнула, но вырваться не сумела. Сердце лихорадочно забилось в груди, разгоняя кровь в жилах; этого было слишком мало, чтобы противостоять пробирающему до костей холоду. С трудом разлепив покрывшиеся изморозью ресницы, Маргарита неверяще уставилась в бесстрастное лицо. После стольких лет оно вдруг показалось ей незнакомым.

– Кирилл!.. – отчаянно прошептала она. Губы едва двигались, схваченные расползающимся по телу холодом. – Что ты… Пере… стань…

Снеговая шапка невыносимо медленно сорвалась с яблоневых ветвей и осыпалась в сугроб мелким льдистым прахом. Темнота дрогнула и сомкнулась плотной завесой. Не осталось ничего, кроме чёрного дыма и бриллиантово-белой пыли. На миг почудилось, будто посреди ночи вдруг остро сверкнул солнечный свет – а потом и он потонул в бесконечном холодном мраке. В вечном спокойствии.

***

Машина скорой помощи печально мигала проблесковым маячком, безмолвно озаряя округу мертвенно-синими отсветами. Тут же, на небольшой парковке у ворот особняка, толпились растерянные люди; кто-то глухо плакал навзрыд. Бесцеремонно раздвигая гражданских плечом, Верховский протиснулся сквозь застывшую, словно студень, людскую массу. Надзорщики орудуют в саду; ему тоже следует быть там. Выработанное за годы службы чутьё на неприятности нехорошо щекотало где-то под ложечкой.

– Здравствуй, – Верховский пожал руку хмурому руководителю группы. – Как тут дела?

Надзорщик выругался грустно и непечатно. Потом прибавил по существу:

– Какая-то тварь из высших. У тётки шансов не было. Ребята округу щупают, снимают следы воздействия, – он вздохнул, прежде чем продолжать. – Труп скоро убирать будут. Если тебе надо, осматривай сейчас.

Надо. Конечно, надо, как же иначе? Натягивая на ходу перчатки, Верховский приблизился к группке магмедиков, мрачно суетившихся в круглой садовой беседке. Не слишком объёмистый чёрный мешок пристроили прямо на чайном столике. Смутно знакомый врач нарочито медленно убирал в ярко-рыжую укладку ненужные ампулы. Эти ребята привыкли к смерти, рыдать и убиваться тут никто не станет – и всё равно лица у них ещё несколько часов будут казаться пустыми, будто окаменевшими. До следующего пациента.

– Верховский, магконтроль, – он для порядка раскрыл перед деловитыми фельдшерами удостоверение. – Могу взглянуть?

Врач обернулся и, подумав, кивнул.

– Да, пожалуйста. Десять минут вам хватит?

– Вполне.

Немолодая женщина казалась обескровленной. На шее и груди – там, где медики орудовали попеременно шприцами и чарами – кожа ещё сохраняла розоватый цвет, но лицо почти сравнялось бледностью с призрачно-белым снегом. По щекам, как по стеклу в холодный день, змеилась изморозь. Верховский моргнул, принуждая себя видеть чары. Чёрные дымные клочья всё ещё клубились вокруг тонкой шеи, будто газовый шарф. Надзорщикам, конечно, потребуются дополнительные доказательства для протокола, но и без того видно, кто тут поработал. Верховский закусил губу, силясь унять тревогу. Какова вероятность, что вокруг столицы бродят сразу две тени? Какова вероятность, что здесь побывала та самая?