Негасимое пламя

XIII. Не к месту

Не дожидаясь, пока хриплый динамик пробормочет имя станции, Верховский спрыгнул на перрон. По-осеннему прохладный вечер встретил его неплотной синей темнотой, запахом влажного асфальта и благостным безлюдьем. Пригород – лишённая самостоятельной сущности жилая пристройка к столице – уже сонно дремал, погружённый в беспокойное межбуднее забытьё.

Преданно ждущий автобус нетерпеливо фырчал мотором у станции. Верховский выгреб из бумажника горсть монет. Метро, электричка, автобус, полтора километра пешком. Завтра с утра – в обратном порядке. Из-за затопившей весь отдел суеты лейтенант магбезопасности низвёл своё существование до ритма жизни средневекового крестьянина: вставал за час до рассвета, с рабочего места уходил, когда замечал ненароком, что за окном уже стемнело. Голова под вечер с трудом соображала, какой стороной скармливать турникету билет. Утром тоже, но утром была нужда во что бы то ни стало заставить себя хоть как-то функционировать. Ненормированный график весьма эффективно освобождал от опасной привычки много думать: между работой и работой хотелось только есть, спать и рычать на всякого, кто вздумает встать на пути.

Плюхнувшись на обтянутое грязным дерматином сидение, Верховский привычно поморщился. Раны на груди, залеченные ещё по весне, по-прежнему назойливо напоминали о себе. Это всё ерунда, вот Витьке – тому и впрямь пришлось паршиво… Медики возились с ним несколько месяцев; позвали в итоге какого-то маститого мага первой категории – кардиохирурга с, так сказать, двойной специализацией. Чары давным-давно сгинувшей полудницы он не снял, но худо-бедно ослабил – так, чтоб не слишком мешали жить. Мерзкое дело эта нежить. Только дай слабину – вытянет всё, до чего сумеет добраться, прямо как некоторые люди. Щукин после терапии держался молодцом, в июле даже вернулся в строй, но ребята, кому хватало категории видеть чары, смотрели на него мрачно и сочувственно. Верховский приятеля расспросами не донимал. Живой – и хорошо.

Он вытащил из рюкзака томик старой фантастики – из разряда историй о прекрасном будущем, в котором человечество решило все свои проблемы и отправилось по далёким планетам решать чужие – и на время позволил себе позабыть, на каком он свете. Уличные фонари заглядывали в широкие окна, омывая жёлтым светом тонкие серенькие страницы. Автобус сонно покачивался, медленно двигаясь по опустевшим улочкам – ни дать ни взять, Харонова ладья, уносящая измученные души в царство вечного покоя. С той разницей, что завтра тот же автобус повезёт эти самые души обратно в мирскую суету.

Чутьё, выработанное за годы обитания в здешних краях, согнало Верховского с места аккурат за полминуты до нужной остановки. Вместе с ним из автобуса выгрузился какой-то асоциальный элемент, распространяющий вокруг себя запах дешёвого алкоголя. Покачиваясь, сориентировался в пространстве и небыстро, но целеустремлённо куда-то побрёл. Верховский так и не научился осуждать подобных членов общества. Что ж тут попишешь, когда делать со своей жизнью решительно нечего, кроме как напиться и забыться? Этому хоть есть куда топать сквозь неласковую сентябрьскую ночь.

Трассу от жилого массива отделял клочок недотравленной городской зелени – засаженный клёнами и тополями сквер, служивший днём прибежищем для пенсионеров и мамаш с детьми, а ночью – для личностей помрачнее. Верховский сунул руки в карманы, чтобы, если вдруг что, не среагировать моментально в духе оперативной работы. Усталому разуму он не слишком доверял.

Личности не заставили долго себя ждать. Крепко пахнущий потом и табаком молодчик будто бы невзначай заступил Верховскому дорогу и, приветливо скалясь в щербатой улыбке, осведомился, не найдётся ли у одинокого прохожего сигаретки. То ли темнота, то ли изменённое состояние сознания лишили его осторожности. В былые годы бродяга Ноготь, не понаслышке знакомый с сотрудниками органов, поостерёгся бы заговаривать с человеком в форме, будь там хоть вопрос жизни и смерти.

– Не курю, – предостерегающе ответил Верховский, нарочито медленно вынимая руку из кармана. Жестами показал: опасно, не нарывайся, отпущу с миром. Само собой, не совсем теми знаками, какими общался с коллегами в присутствии нежити.

Обычно этого хватало, но тут его то ли не поняли, то ли проигнорировали. Паренёк – в темноте плохо видно, но, похоже, совсем молодой – прищёлкнул языком и мельком оглянулся куда-то влево. Стало быть, там подельнички.

– У нас тут все курят на районе, – нагло заявил типчик, щеря крепкие зубы. – Ты поищи, вдруг найдёшь?

Тени за его спиной пришли в движение – приятели выдвинулись на подмогу. Верховский утомлённо вздохнул и полез за удостоверением. Драка, если будет, быстро закончится в его пользу, хоть и придётся потом писать служебку. Краем глаза он отметил, что выбравшиеся из сумрака мутные личности ненавязчиво берут его в кольцо. Неужели им так уж нужен его полупустой кошелёк?

– Ребят, – устало сказал Верховский, соблюдая букву закона, – будете творить хрень – приму меры на своё усмотрение. Если в отделение не хотите, давайте разойдёмся подобру-поздорову.

За спиной кто-то хохотнул. Выступивший из темноты здоровяк, хмуро глядя на строптивую жертву, сверкнул в тусклом свете коротким ножиком, медленно провёл лезвием по тыльной стороне ладони и слизнул выступившие капли крови. Дешёвый спектакль; о смысле догадаться нетрудно. Верховский наскоро соорудил парализующие чары – совсем слабенькие, ровно на одну конечность, как местный анестетик. Нож выскользнул из разом утративших гибкость пальцев и кувыркнулся в жухлую траву. Его владелец испуганно охнул и уставился на собственную руку, плетью повисшую вдоль тела. Остальные принялись недоумённо переглядываться. Теперь короткая душеспасительная речь – и можно наконец домой, урвать пару часов сна до следующего рабочего дня…

Из тонущих во тьме зарослей донеслось невнятное мычание. Именно что мычание – жалобное и надрывное, как у хворой коровы. Это было настолько не к месту – и из-за того жутко – что обернулись на звук сразу все. Верховскому доводилось слыхать подобное, но не в черте же города, около самой столицы, вдали от любой мыслимой кормовой базы… К мычанию прибавился глухой неровный топот копыт, а через миг из темноты показалась нежить. Раздвигая лысые ветки безглазой мордой и покачивая тощими пегими боками, под тусклый свет фонарей выступила самая натуральная коровья смерть. Она жадно двигала влажными ноздрями и целеустремлённо тащила костлявое тело в сторону ошеломлённых людей.

Верховский без церемоний отпихнул в сторону попавшегося на пути молодчика, на ходу сплёл ловчую сеть. Кровь, запоздало понял он. Горячая, свежая, живая кровь, которую устрашения ради пустил себе балбес с ножиком. Оголодавшая тварь, которой положено бы бояться людей, почуяла желанную жизненную силу и позабыла об осторожности. Откуда она всё-таки тут взялась?..

Компания за его спиной встревоженно загалдела. Этого ещё не хватало! Конечно, коровья смерть – не полудница и даже не моровая язва, но это не повод трепать при ней бестолковыми языками. Со второй попытки Верховский стреножил тварь сетью – ледащая нежить возмущённо замычала, переступая застрявшими в ярко-рыжих нитях копытами – и как следует прицелился, прежде чем швыряться огнём. И так придётся объясняться с начальством по седьмой статье… И надзору придётся. Здесь же не ферма, не мясокомбинат и даже не зоопарк. Как сюда забрело это создание, грозное для всякого зверья и почти безобидное для человека?

Запахло несвежим горелым мясом. Верховский проследил, чтобы незваная гостья наверняка перестала существовать, и обернулся к сгрудившимся на мощёной дорожке минусам. Судя по тому, что страх их не отпустил, испугались они отнюдь не нежити. Ну и поделом, нечего путаться под ногами…

– По домам, а? – зло бросил Верховский, оглядывая компанию, с которой свет фонарей смыл весь налёт загадочности. Хулиганьё. Дети-переростки, сытые и благополучные, которым нравится резвиться по вечерам в малолюдном парке и чувствовать себя причастными к преступному миру. Знали бы они, что ничего хорошего там нету… – Ужин кушать, уроки делать. Ну?

– В-в-вы-ы-ы кто-о-о? – тихонько провыл здоровяк, в ужасе ощупывая парализованную руку.

Верховский, чертыхнувшись, снял собственные чары.

– Сотрудник службы безопасности, – хмыкнул он. – Давайте-ка отсюда. Мало ли, сколько их тут таких шастает…

Он выразительно кивнул на присыпанное пеплом горелое пятно на траве. Лукавил, конечно: одна-то коровья смерть в Москве – уже происшествие. Верховский проследил, как компания поспешно удаляется в сторону жилого массива, и спустился с дорожки. Наспех призванным порывом ветра развеял оставшийся от нежити прах. Посреди выжженной травы поблёскивала серебряная метка. Ну и дела – блудная нежить-то чейная! Обернув руку носовым платком, Верховский аккуратно подобрал невредимую бирку. Тула, две тысячи четвёртый, проба современная. Спецсерия. Выходит, коровка проковыляла без малого две сотни километров за каким-то неведомым интересом… Или от чего-то спасаясь. Шефы безопасности недвусмысленно отстранили шушеру вроде младшего командного состава от документов по тульской проблеме, но куда деваться, когда дело само бесцеремонно лезет к сотрудникам?.. Верховский спрятал находку в карман рюкзака. Надо будет сдать Харитонову. Пусть поднимают надзорщиков в экстренные рейды по Подмосковью и соседним областям. Не хватало ещё массового пришествия нежити в благополучный и уютный обывательский мирок.

Дома его, как всегда, не ждало ничего, кроме кастрюли с позавчерашним супом в холодильнике и разворошённой с утра постели. Верховский сунул рубашку в стиральную машину, до половины набитую грязным барахлом. Из-за дверцы уже попахивало, так что пришлось, пересиливая усталость, доставать порошок и приводить технику в чувство. Вот бы ему сюда домового… Хотя бестолочи вроде тех, что были ему знакомы по управской уборочной команде, со стиралкой не справились бы. Тогда не домового – женщину. Хозяйственную и молчаливую, потому что единственная женщина, с которой он хотел бы говорить обо всём на свете, вряд ли когда-нибудь объявится в тесной квартирке далеко за чертой Москвы. Верховский бросил мрачный взгляд в зеркало, усеянное белёсыми пятнышками от зубной пасты. Красавцем его точно не назвать, особенно с учётом скопившейся за годы службы коллекции шрамов. Если прибавить к этому сомнительную биографию, перспективы вырисовываются нерадужные. Хотя, наверное, зарабатывай он, как депутат Магсовета, на все недостатки нравные дамочки закрыли бы глаза.

Уже забравшись под одеяло, Верховский вспомнил, что начисто позабыл поесть. К состоянию постоянного голода он привык за годы бродяжничества и теперь вот вернулся – не от безденежья, а от нехватки сил и времени. Спать хотелось сильнее, чем есть. Решив, что до утра с супом ничего не случится, подающий надежды лейтенант магбезопасности провалился в вожделенный сон.

***