Негасимое пламя

Телефон, положительно решивший самоубиться вибромотором, панически заверещал. Лидия не глядя потянулась за трубкой. Если Авилов – ему же хуже… Однако голос в динамике, интеллигентный и нерешительный, принадлежал совсем другому человеку.

– Лида, душа моя, – тихо и встревоженно проговорил Вяземский. Тон его мигом взвинтил и без того напряжённые нервы. – Найдёшь ли для меня минутку-другую? Я не звонил бы, если бы это не было важно…

– Да, конечно, – коротко ответила Свешникова, поднимаясь из-за стола.

Куда?.. А вот хоть бы и в виварий – в её лаборатории никто сейчас не посмеет сунуться. Запихнув в карман пропуск, чтобы не раздражать сигнальные контуры, Лидия во мгновение ока провалилась на минус четвёртый этаж, прямиком в закреплённый за её группой сектор экспериментального блока. Здесь, как и следовало ожидать, никого не было, если не считать дремлющего плакальщика, надёжно запертого в просторном ящике из бронестекла, и пары дюжин лабораторных мышей, беззаботно возившихся в своих клетках. Почуяв человека, нежить беспокойно зашевелилась; пришлось наскоро соорудить чары тишины и пригрозить подопытному язычком пламени. Обычного, не волшебного. Теперь надо держать ухо востро.

– Да, Коля, можешь говорить, – сообщила Лидия в трубку. Видали бы её сейчас лаборанты – вот так запросто трепаться по телефону при опасной нежити! – Что-то случилось?

– Боюсь, что да, – печально отозвался Вяземский. – Ты ведь водила знакомство с Юрием Подлесным? Относительно молодой человек, весьма авантюрного склада…

– Да, я его знаю, – тщательно скрывая раздражение, прервала Свешникова. – Он опять что-то устроил?

Вяземский неловко замолк на несколько мгновений.

– Не то чтобы, – проговорил он наконец мягко и серьёзно. – Он вчера приносил новую присягу… Ты знаешь, он перед этим поклялся не сообщать органам власти о… о своём тайном ремесле. Это, как оказалось, было жестокой ошибкой…

– Он утратил дар?

– Он погиб, – тихо, почти шёпотом сказал Вяземский. – Ему следовало учесть, что ремесло не тождественно дару. Вышло так, что он нарушил и пункт о тайнах, и новую формулировку третьей статьи свода…

Лидия прижала к глазам свободную ладонь. Как глупо! И как умно со стороны законотворцев: что не покроет пункт о тайнах, доделает третья статья… Вяземский продолжал что-то сбивчиво говорить в трубку; он рад-радёшенек, что угадал с формулировкой своей собственной клятвы-лазейки. А она, Лидия, угадала?.. В мыслях хаотично закружились подложные документы, старые и новые законы, угрозы жизни и древние, в чужом мире придуманные запреты. Собственную повторную присягу она нахально саботировала, заставив контрольского писаря поверить, что произнесённый ею текст – правильный. Яр вряд ли сумеет так же ловко, но выдуманная ею тайна должна его уберечь. Чёрт бы побрал трусливые магсоветовские задницы!

– Коля, успокойся, – резковато сказала Свешникова, прерывая многословные излияния. – Тебе ничего не грозит, кроме обморока от перерасхода жизненных сил. Живи как жил, не бери на себя чужие скорби.

Вяземский озадаченно примолк, потом горестно вздохнул в трубку.

– Мы, малодушные, можем себе это позволить, – похоронным голосом ответил он. – Мы бесконечно должны вам – тем, кто за нас борется. Тебе, Кириллу…

– Ему, безусловно, по гроб жизни, – ядовито прошипела Лидия.

Вяземский то ли не понял, то ли был слишком занят своими переживаниями. Наскоро свернув разговор, Свешникова сунула мобильный в карман халата и из иррационального желания кому-нибудь досадить постучала согнутым пальцем в стеклянную стенку вольера. Плакальщик встрепенулся, медленно моргнул жуткими глазами и, беззвучно шевеля губами, просительно протянул к ней тощую руку. Согласно законам, намертво вшитым нежити в остатки мозгов, он имеет полное право подманить её и сожрать в своё удовольствие, да только на волшебницу не действуют никакие ментальные чары. Остаётся лишь униженно умолять.

– На, развлекайся, – Лидия сердито выдвинула упрятанный за слоями защитных чар лоток для корма и переправила туда с десяток самых невезучих мышек. Интересно, кто-нибудь экспериментировал на них с вероятностями? – Будешь плохо себя вести – отправлю на ликвидацию, понятно?

Для выразительности она чиркнула ногтем по горлу. Тварь понятливо закивала и вплотную занялась мышами. Надо пнуть надзор, чтобы подкормили зверушек; с голодухи-то даже живой озвереет… Прикрыв за собой дверь лаборатории, Свешникова торопливо зашагала к лифтам. Раз уж она здесь оказалась, можно воспользоваться случаем и заглянуть в архив – и вообще легально потянуть время до возвращения в отдел. Глядишь, схлынет кипящая в душе злость, и она даже не побежит к соседям по этажу воздавать по заслугам. Кому, кроме самого себя, мог навредить глупенький Юрочка Подлесный? Бедняга всего лишь попал в незначительную погрешность – в заранее очерченный Авиловым круг непроходимых тупиц. Сам многомудрый волхв, интересно, как увильнул от собственного закона?

Дверь одной из лабораторий приоткрылась, и из-за неё показался Чернов собственной персоной. Лидия замедлила шаг, не столько из вежливости, сколько от удивления. Она несколько недель не видела начальника воочию, и, похоже, прошедшие дни всерьёз его надломили. Что это с ним? Неужели каким-то образом задели последние нововведения?

– Здравствуйте, Игорь Константинович, – учтиво сказала Свешникова, отступая в сторону.

– Добрый день, – рассеянно отозвался начлаб. – Вы… тоже, да?

– Тоже что?

– Уничтожаете опытные образцы, – хмуро пояснил Чернов. Он вытащил из кармана замшевую тряпочку, снял с носа очки и принялся усердно их протирать.

– Нет, с чего бы?

Начальник уставился на неё непонимающим взглядом, потом сердито тряхнул головой.

– Ну да, конечно, ваше направление не сворачивают… Как это я забыл – вы у нас на особом положении…

Лидия недобро сощурилась. Хамить начальству нехорошо, но что поделать, когда человек так откровенно напрашивается?

– Прошу прощения?

– Ладно вам, не надо тут… делать вид, – Чернов поморщился, будто от зубной боли. – Все знают, что у вас есть влиятельные покровители. Мы отправимся собирать бутылки – вы продолжите занимать своё место.

– Вам не приходило в голову, что работа моей группы попросту несколько полезнее антинаучных теорий? – холодно бросила Лидия. – Может быть, наверху ознакомились с результатами исследований? Может быть, кому-то в Магсовете нужен реальный прогресс, а не чёрная дыра для денег?

Она, помнится, давным-давно жаловалась на начлаба Авилову. Тот сказал тогда, что самоуверенный некомпетентный индюк во главе исследований по ментальной магии безопасен для немногочисленных московских волхвов. Он что угодно может этим оправдать…

– С вами опасно вступать в дискуссии, коллега, – Чернов усмехнулся краем рта. – Вы ведь добьётесь признания вашей правоты.

– Факты – упрямая вещь, Игорь Константинович, – отрезала Свешникова. – Вы, будучи учёным, должны знать им цену. Как и взятым с потолка гипотезам.

– Очень точно сказано, Лидия Николаевна. Прошу меня простить – совещание.

Он не без шика развернулся на каблуках, взметнув полы лабораторного халата, и чеканным шагом двинулся к лифтам. Да уж, после такой беседы вместе им не работать… Если задуматься, в Управе её мало что держит. Необходимость в ежедневном труде, отбирающем все силы и внимание, давно отмерла. Обязанной кому бы то ни было Лидия себя не чувствовала. Накоплений хватит на остаток жизни, даже если ей взбредёт в голову основать собственную лабораторию. Леший побери, да даже в Общественном собрании пользы от неё больше, чем в бесконечной отчётной канители!

Тем более теперь.

В роскошно меблированный зал на тринадцатом этаже она входила размеренным шагом, не утруждаясь оглядываться на жадные глазки видеокамер. Некоторые из присутствующих приветственно кивали ей, некоторые всем своим видом выражали демонстративное равнодушие. Вяземский, подхватившись с места, выдвинул для неё кресло; Лидия благосклонно ему улыбнулась и опустилась в тесные велюровые объятия. Второй стол, расположенный в торце зала, всё ещё пустовал. Магсовет не считал нужным появляться заблаговременно.

– Добрый вечер, Лидия, – обратился к ней сидевший рядом Оленин. – Прекрасно выглядите. Как всегда.

– Благодарю, – Свешникова изогнула губы в холодной улыбке. Добрая половина людей в этой комнате – дармоеды и пустобрёхи, годные только создавать фальшивую телевизионную картинку поверх подлинного непроглядного мрака. Нужно почаще напоминать себе, что есть и другие, те, ради кого стоит терпеть этих. – Рада видеть вас в добром здравии.

– Ну что вы! Лёгкому недомоганию меня не свалить, – Оленин сверкнул белоснежными зубами. Зачем? И так понятно: первостатейный людоед. – Прошу вас, заверьте меня, что с вашим самочувствием тоже всё прекрасно! Без вас эти сборища теряют всю соль…

– Вам не о чем беспокоиться.

– Вы меня обнадёжили, – промурлыкал Оленин. Как пить дать, припас для неё какую-нибудь мерзкую словесную западню. – Как поживает ваш племянник? Надеюсь, не доставляет серьёзных хлопот?

Кое-кто из соседей навострил уши. Москва – большая деревня, что уж говорить о сообществе, в значительной мере замкнутом само на себя… Скормленная ему легенда, выставлявшая мадам Свешникову незаслуженно великодушной, благополучно расползлась слухами и домыслами, вызывая у кого умиление, у кого недоумение, а у кого и приступ низкопробной фантазии. Так и должно быть. Пусть выдумывают, в чём Лидия провинилась или с кем согрешила – лишь бы не копали в верную сторону.

– Умные люди всегда доставляют хлопоты, а дети, как ни странно, тоже люди, – она тонко улыбнулась и прибавила с изрядной долей искренности: – Последнее, признаться, стало для меня открытием.

Оленин холодно рассмеялся.

– Вы лукавите, Лидия!

– Все здесь присутствующие этим занимаются.

Сосед разинул было пасть, чтобы ответить, но пробежавший над собранием шепоток заставил его встрепенуться и жадно уставиться на неторопливо открывающиеся парадные двери. Двенадцать членов Магсовета деловито шагали через зал и устраивались на отведённые им места. Первые лица их маленького государства в государстве. Каждый из этих лощёных, элегантных, приятно улыбающихся мужчин поставил подпись под новыми пунктами третьей статьи. Каждый из них приложил руку к гибели бедняги Подлесного.

Секретарь собрания рассыпа́лся в учтивостях и благодарил депутатов за внимание к голосу сообщества. Лидия слушала вполуха. Переводя взгляд от лица к лицу, она всё яснее понимала, что ей нечего сказать этим людям. Всё равно что объяснять питекантропу, почему нельзя колотить сородичей дубиной ради собственного душевного спокойствия. Леший побери, изо всех этих холёных сыновей эпохи не выскрести гуманизма хоть на малую долю того, чем располагал Драган…

– Таким образом, в связи с некоторой напряжённостью, образовавшейся в последние месяцы в сообществе, – тарахтел секретарь, виновато улыбаясь, – мы выражаем озабоченность по поводу…