Негасимое пламя

XXXIV. Тонкая нить

– Хозяину принесть чего?

Яр скептически оглядел кучку сомнительных побрякушек, которые только что вытряхнул из полиэтиленового пакета, и покачал головой.

– Если только у тебя тут спирт случайно не водится.

Домовой обрадованно растопырил уши.

– Так конечно! Чуточку-минуточку, Прохор сей же час принесёт…

Он моментально ретировался – судя по всему, в гостиную, куда Яр старался лишний раз не заглядывать. Сегодня, конечно, придётся. Там дожидаются контролёра артефакты, общая стоимость которых дважды или трижды перекрыла бы всё остальное наследство. С другими, припрятанными в тайниках, вдесятеро более драгоценными и неизмеримо более опасными, надо как-то справляться без чужого участия. Распутывать охранные чары, стирать из них память о прежних владельцах, подчинять себе, а что не получится – выводить из строя. Всё это требовало идеальной сосредоточенности и изрядного умственного напряжения, так что Яр предпочёл коротать время за менее кропотливым занятием. По его приказу Прохор натащил со всего дома всякие украшения; львиная их доля никогда не соприкасалась с колдовством, но попадались и выдохшиеся, и даже активные артефакты. Это барахло следовало перебрать, очистить от патины и остаточных чар, а потом куда-нибудь определить. Можно было попросту сжечь его волшебным пламенем, но, пряча мысли от ползучей тягостной пустоты, Яр упрямо возился с каждой безделушкой.

– Вот! – Прохор показался в дверях с пыльной пузатой бутылью в лапах. На Яра он поглядывал подозрительно, хоть и без осуждения. – Пущай хозяин забирает. Ить оно только такое и проймёт…

– Этим – грязь оттирать? – Яр заставил тяжёлую бутылку выпорхнуть из объятий домового и приземлиться на край стола. Он ни черта не понимал в надписях, украшавших вычурную этикетку. – Медицинский спирт есть? Или ацетон хотя бы?

Домовой сокрушённо помотал головой. Ну конечно, зачем волшебнице в доме медицинский спирт… Яр закусил губу, мимолётной болью отвлекая себя от опасных мыслей, и разочарованно ссыпал побрякушки обратно в пакет.

– Чёрт с ним, – сердито сказал он самому себе и вновь повернулся к Прохору: – Денься куда-нибудь, пожалуйста. Я в тайнике покопаюсь.

Домовой тут же испарился. Так непривычно, что он теперь беспрекословно повинуется… И что тайник в старом комоде больше не под запретом. Нелегальные артефакты хранились в хитро устроенной шкатулке, в скрытом ящичке, под защитой охранных чар и вдобавок тонкого механизма, тоже наполовину колдовского. Если открывать без знания, где-то между деревянными стенками лопнет стеклянная ампула с кислотой. Это вряд ли испортит артефакты, но наверняка навредит незадачливому взломщику. Совсем не в духе наставницы такие штучки… Должно быть, шкатулка ей досталась в наследство или в подарок. Может, уже вместе с артефактами.

Яр аккуратно отпер тайник, натянул на руку перчатку и наугад выбрал невзрачный кристаллик кварца, оправленный не то в серебро, не то в белое золото. Всего-навсего тонко настроенный детектор наведённых чар. Искусной волшебнице он мог понадобиться разве что для коллекции. Однако хранится подвеска в тайнике, а значит, наложено на неё может быть всё, что угодно…

Яр прищурился, разглядывая разноцветные узоры давным-давно наведённого колдовства. Основная нить, серебристая, свивалась вдоль сложного орнамента на металлической оправе. Две другие, ярко-красные, либо усиливали чары, либо берегли артефакт от посторонних загребущих рук. И, разумеется, вещичка знала, чья она: среди колдовских хитросплетений скользили едва уловимые золотистые блики. Будь артефакт легализован, эти мелкие искры оказались бы встроены в особые защитные чары, как соль для шифра. К счастью, это недавнее изобретение; с наивными старенькими заклятиями намного проще. Яр осторожно тронул слабо светящиеся нити колдовства. Похоже, всё-таки безобидные. Кому придёт в голову всерьёз защищать даже самый точный детектор?

В коридоре виновато пискнул дверной звонок. Яр торопливо забросил подвеску обратно в тайник. Прежде чем открывать дверь, проверил, что все комнаты надёжно заперты и ниоткуда не торчат мохнатые Прохоровы уши. Домовой непонятно почему ужасно его раздражал.

– Добрый вечер, – сдержанно произнёс Яр, пропуская офицера в прихожую.

– Здравствуйте! – преувеличенно бодро отозвался тот. Ступив на придверный коврик, он тщательно вытер ботинки, слегка забрызганные грязью. – Ну и погодка, правда?

Погодка как погодка: мелкая весенняя морось, почти незаметная в вечерней темноте. Контролёр – невысокий мужичок в годах, так и лучившийся добродушием – пристроил на тумбе рыжеватый кожаный портфель, отдал Яру несуразный плащ полутора размерами больше нужного и по своему почину засеменил в сторону призывно распахнутых дверей гостиной. На полдороге вспомнил про портфель и вернулся.

– Соболезную вашей утрате, – с фальшивым сочувствием сообщил гость и поправил на носу очки с толстыми стёклами. – Вы… э-э-э…

– Ярослав Зарецкий, племянник умершей, – сухо напомнил Яр. – Могу взглянуть на ваше удостоверение?

– Да-да, конечно… Вот, пожалуйста. Старший офицер отдела контроля Валерий Васильевич Громов. Маг пятой категории.

Пятой. Как – по бумагам – сам Яр. Не могли найти кого-нибудь посерьёзнее? Этого и дурить как-то совестно… Повинуясь приглашающему жесту, Громов опустился в кресло, отомкнул застёжки портфеля и аккуратно извлёк на свет пачку пустых бланков. Беспомощно огляделся в поисках ручки. Яр выудил из кармана свою и протянул контролёру.

– Благодарю, благодарю! Будьте добры, пожалуйста, паспорт и удостоверение… Так-так, отлично… Ещё раз, по какой линии вы в родстве с покойной? Это важно!

Не спеша отвечать, Яр уселся на край дивана, напротив контролёра. Словно бы невзначай поймал взгляд Громова, будто ища сочувствия. Теперь осторожнее… Офицер может лишь казаться безобидным.

– По материнской, – спокойно солгал Яр и тут же, не давая сомнению шанса закрасться в седую контролёрскую голову, прибавил: – Не задумывайтесь, это несущественно.

Громов медленно кивнул и растерянно двинул челюстью, будто надеялся зубами поймать разбегающиеся мысли. Наблюдать за людьми, теряющими волю, невыносимо. Яр отвернулся на несколько кратких мгновений. Если вдруг настанут когда-нибудь счастливые времена и нужда хитрить и путать следы отпадёт за ненадобностью, он с радостью навеки откажется прибегать к дару внушения. Но ему ли мечтать о счастье?

– Да… э-э-э… давайте приступим, – жизнерадостно предложил Громов, стремительно обретая прежнюю бодрость. – Тем более работы много, ха-ха…

Это было правдой. Офицер добросовестно возился с каждой мелочью, шумно восторгался редкости или дороговизне очередной попавшей ему в руки побрякушки и нет-нет да порывался о чём-то задуматься. Приходилось следить. Хуже всего вышло с «путеводными звёздами». Вид покорёженного амулета поверг Громова в смятение: ему не доводилось прежде видеть артефакты, повреждённые волшебным пламенем.

– Что это с ней случилось? – недоумённо спросил контролёр, указывая на подвеску кончиком ручки, уже слегка покусанным.

– Не знаю, – Яр наигранно небрежно пожал плечами. – Наверное, зачаровали уже такой.

– Не может быть! Это очень, очень дорогая вещь, молодой человек. Их бракованными не делают…

– А её сделали, – с нажимом произнёс Яр, вновь заглядывая контролёру в лицо. – Какая разница? Это не имеет значения. Артефакт рабочий, чары полностью исправны.

– Откуда вы знаете?

Леший! Ему не положено видеть чары! Яр стремительно перебрал несколько пришедших в голову вариантов лжи и не нашёл ничего лучше, чем сказать правду. Почти.

– Тётка долго носила вторую, – скупо проронил он. – И… приводила в действие. Эти штуки точно работают.

Громов ещё несколько мгновений посверлил его вежливым взглядом, затем кивнул.

– Ну, хорошо… И всё же как жаль! Такая музейная редкость – и в таком состоянии…

Страшно захотелось надеть ему на голову его же портфель. Яр не без труда подавил этот порыв. Дело наследника – сидеть смирно, отвечать на вопросы и наблюдать, как контролёр на ощупь перестраивает защитные чары. Как случилось, что Яр вынужден трепетать перед этим ходячим недоразумением? Кто наделил невзрачного, подслеповатого, не слишком даровитого человечка правом казнить и миловать?

– Ну вот, – сказал наконец Громов, отложив последнюю бумагу, – всё в полном порядке. Поздравляю… То есть, конечно же, соболезную…

– Не трудитесь, – Яр, не удержавшись, поморщился. – От меня ещё что-то нужно?

– Э-э-э, нет. Полагаю, что нет, – офицер торопливо сгрёб свой портфель, словно бы заслоняясь им от собеседника. – Владейте, э-э-э, на здоровье и применяйте с умом… Да…

– Прекрасно, – Яр ненавязчиво проводил Громова до двери, понаблюдал, как тот заворачивается в чересчур просторный плащ, и напоследок ещё раз взглянул в блёклые глаза. – Сдадите бумаги в архив – и забудьте об этом визите. Ничего необычного вы здесь не увидели. Меня не запомнили. Обычный выезд, как все другие. Понятно?

– Да, – офицер дёрнул подбородком и слегка пошатнулся. Яр торопливо отвёл взгляд. – Ничего необычного. Да. Всего доброго.

– Всего доброго.

Яр задержался ровно настолько, сколько потребовалось, чтобы привести в порядок колдовское барахло. Последними на тёмный бархат легли переплетённые цепочки «путеводных звёзд». Что, если отдать одну Кате? Ей даже не нужно знать всей правды, пусть считает «звёздочку» просто красивой безделицей… Только вот что он станет делать, когда его амулет не зажжётся от её прикосновения? Или – если наоборот?.. Нет, как бы ни было дорого любое знание, на этот счёт лучше оставаться в неведении. Яр решительно захлопнул крышку резного ларчика и вручил его подоспевшему Прохору.

– Спрячь по-свойски.

– Хозяин не заберёт?

– Нет. Мне весь этот хлам даром не нужен.

Прохор обиженно опустил уши, но Яру некогда было расшаркиваться с домашней нежитью. Погасив везде свет, он набросил на плечи куртку, слишком лёгкую для полудюжины градусов выше нуля, и запер за собой пустую роскошную квартиру. Принадлежавшую теперь ему. За каким лешим?

– Опять уходишь? – спросила консьержка, выглянув из своей уютной камеры. – Я уж думала, теперь-то тут жить останешься…

– Сделайте одолжение, придержите язык, – процедил Яр сквозь зубы.

Оставив старушку переваривать эту дерзость, он едва ли не бегом выскочил из подъезда и зашагал в сторону метро. На парковке у дома призрачно белела пожилая иномарка Лидии Николаевны, одинокая среди чёрных и серых машин. Яр волен был делать с ней что душе угодно: продать, чтоб не мозолила глаза, оставить тут гнить под бесконечными весенними дождями или, чем чёрт не шутит, научиться с ней управляться. Последнее казалось самым правильным, но от одной мысли взвалить на себя ещё и эту заботу становилось худо. Не сейчас. Может быть, потом, когда всё уляжется. Когда пропитавший салон запах духов перестанет царапать горло.

В поздний час люди заползали в метро редко и неохотно, словно опасались, что ночь поймает их где-то посреди тёмных подземных тоннелей и не выпустит до самого утра. Яр нарочито неспешно прошёлся вдоль пустынной платформы. Холодные металлические звёзды на белоснежных стенах матово отблёскивали в приглушённом свете массивных люстр. За минувшие годы Яр успел привыкнуть к их строгой и обыденно-торжественной красоте. Привыкнуть, но не стать здесь своим. Однако и по ту сторону границы его давным-давно никто не ждёт. Может быть, оставляя ученику всё своё имущество, Свешникова предполагала таким нехитрым образом привязать его к здешнему миру. Если так, то она просчиталась. Избавиться от полупуда разнокалиберных артефактов будет трудно, от квартиры с чрезмерно осведомлённым домовым – почти невозможно, но обо всём этом можно попросту позабыть. Заглядывать раз в пару недель, отбывая повинность; проверять сохранность тайников и подкармливать Прохора искорками жизненной силы – не более того. В конце концов, Лидия Николаевна сама просила не забывать и не бросать…