Негасимое пламя

XXIV. Воля богов

– Ох, не могу больше! Твоя взяла!

Яр ослабил хватку. Вырвавшись на волю, Дранок набрал полные горсти снега и принялся тереть раскрасневшееся лицо. Рубаха на спине у малоумка вся насквозь мокрая; как бы не простыл после потешной драки… Сам Яр давно сбросил рубашку: было и жарко, и жалко. С себя грязь смыть проще, чем с грубого льна.

– То не дело, – недовольно протянул Влас. – Бросил кулаками махать – почитай, убит. Кабы то не Пройда был, а тать лесной, что б тогда?

Яр невольно поморщился. Влас, сам того не зная, заново придумал его детское прозвище, но в устах сокола оно казалось недобрым. Храмовый неторопливо приблизился, едва заметно увязая в неглубоком снегу; Яр поспешно отвернулся, делая вид, что оглядывает округу. Смотреть здесь не на что: сколько хватает глаз, тянется из ниоткуда в никуда бескрайняя плоская равнина, сливающаяся с низким серым небом. Совсем рядом – Журавлиные степи, чужая земля, куда ильгодчанам без особой грамоты ход заказан. Единственная дорога, столичный большак, грязно-бурой полосой прорезает сплошную белёсую пелену; мокрый снег превратил укатанную тележными колёсами землю в вязкую кашу. До Гориславля отсюда два-три дня пути, но, пока раскисшая грязь не схватится морозами, никак не вылезти из этой глуши. Если б не долг, не хотелось бы вовсе туда возвращаться. Новая столица Яру не полюбилась; может, потому, что он слишком хорошо помнил старые стены Белогорода, а может, потому, что Гориславль так и остался для него чужим и враждебным. Ну да где теперь по-другому?

– То что у тебя? – пытливо спросил Влас, указывая на связку оберегов у Яра на груди.

– Аринов знак, – невинно отозвался Яр. – Или ты про который спрашиваешь?

– Про Семарин, – хмыкнул сокол, щуря раскосые глаза. – Где ж ты такой добыл?

– Сестрица дала.

– Непроста, видать, у тебя сестрица, – Влас усмехнулся со значением. – Ну, поглядим, как боги о тебе пекутся… Давай-ка на кулаках.

Он сбросил с плеч меховую безрукавку, оставшись в одной рубахе, и сразу же ударил на пробу, обманчиво лениво. Яр бездумно перехватил его руку. Чужим мнением сокол, само собой, не интересовался; пришлось принимать бой. Влас больше демонстрировал превосходство, чем дрался всерьёз: гонял подмастерье по сырому снегу, дразнил уловками, вынуждал из глухой обороны перейти к нападению. Тяжёлому его натиску противопоставить можно было только ловкость и быстроту. Вывернувшись из захвата, Яр скользнул храмовому за спину, поймал его за запястья и заломил руки – точь-в-точь так же, как до того Дранку. Это было нечестно, но честного боя Влас и не признавал.

– Будет от тебя прок, – довольно протянул сокол, расправляя на груди рубаху. От этой похвалы стало мерзко, будто кто обругал последними словами. – Бороду-то едва видно, а хитёр, как старый лис. Вдругорядь на ножах спробуем.

Дранок уже спешил к нему с безрукавкой. Яр тыльной стороной ладони смахнул со лба испарину. Драться нетрудно – трудно сдерживать кипящую в крови силу и не выказывать гнев.

– Ты ведь перед богами клялся живых защищать, – бросил он, стараясь, чтобы голос звучал бесстрастно. – Как же ты решаешь, кого беречь, а на кого и с ножом можно?

– А просто, – Влас осклабился, обнажив острые желтоватые зубы. – Я – богам слуга. Кто им враг, тот мне враг, а кто мне враг – тот и им враг. Божьего врага проучить – дело доброе, ежли до смерти не губить.

Яр только хмыкнул в ответ. Безупречная логика. А самое паршивое – сокол, в общем-то, правильно делает. Это раньше можно было хоть самого злобного разбойника усовестить внушением, а теперь за такое собственные попутчики отволокут на костёр. Поглощённый невесёлыми размышлениями, Яр сдёрнул свою рубашку с обнажённых ветвей низкорослого кустарника и нехотя натянул на взмокшее тело. Это в пылу драки ему могло быть жарко, а сейчас уже пора начинать мёрзнуть. Как-никак, почти зима; ничейная – Стридарова – луна на носу…

Деревенька притулилась к единственной в окрестностях речушке, малому притоку Ивны. Здесь Влас изменил обыкновению останавливаться на постой у старост и выбрал пережидать распутицу в доме богатого коновода по прозванию Жукарь. Жилище и впрямь было добротное, а вот с его обитателями Яр старался встречаться пореже. Это было сложно: Жукарь сам за лошадьми не ходил и сыновей этим не утруждал, и сейчас, по дурной погоде, все трое мужиков целыми днями сидели дома. Работали за них батраки, числом с полдюжины, в большинстве – те, чьим семьям Жукарь на летнюю страду одалживал своих тяжеловозов. Завидев шагающего по двору Власа, одна из работниц проворно подбежала к соколу и, дождавшись от него разрешения говорить, залепетала:

– Хозяин повелел воды согреть на мытьё. Ежли дорогой гость захочет, так мы ему вперёд всех бадью нальём…

– То дело, – одобрил Влас и усмехнулся: – Поди, Дранок, спомоги воды натаскать. Кто в драке хил, тот пущай бабью работу делает.

Белобрысый разом поник: Власовы подначки всерьёз его ранили. Перечить не посмел, побрёл следом за девушкой к выставленным у забора вёдрам. Яр рывком развернулся и за пару шагов нагнал товарища.

– Чего тебе? – угрюмо буркнул Дранок.

– Ничего. Вдвоём скорее управимся.

Дранок глянул на него благодарно. Так и не заметил, что Яр взял в обычай за ним приглядывать, раз уж Власу всё равно. Кто всерьёз обрадовался, так это девчонка-работница: только что ей светило в одиночку таскать из реки воду на всё хозяйское семейство и на почтенных гостей вдобавок, а теперь разом появилось аж два помощника. Она резво бежала к речке и то и дело оглядывалась, словно проверяла, что добрые господа не передумали и по-прежнему идут за ней.

– Не ходи к воде, – распорядился Яр, отобрав у девушки увесистые бадейки. – Берег размыло, упадёшь ещё.

– Ой, да я ж привычная, – работница смущённо улыбнулась, но воевать за право спуститься к реке не захотела. Яру стало жаль её.

Дранок широкими неуклюжими шагами спустился по пологому склону, носком добротного сапога брезгливо потрогал перемешанную с илом грязь. Яр вручил ему ведро и, искоса наблюдая за белобрысым, сам зачерпнул мутноватую взвесь. У дальнего берега течение подёрнулось тонкой ледяной коркой, а здесь, в заводях, вода почти тёплая. Странно, что русалок нет. Деревня-то немаленькая; неужто ни одна девица не сиганула в омут от несчастной доли?

– Благодарствую, добрый господин! – работница ловко поддела коромыслом сразу две бадьи. – Ух, много принесём! Почитай, ещё разок сходим – и будет…

Дранок донёс вёдра до забора и там встал отдыхать. Яр отволок к печи сперва свою ношу, потом вернулся за его частью. В сенях столкнулся с хозяйским сынком; румяный широколицый Жила нарочно заступил ему дорогу и презрительно ухмыльнулся.

– А, соколёнок! Почто за вёдра-то ухватился? Думаешь, девка за то с тобой на сеновал пойдёт?

– Думаю, кто бы тебе задницу наконец отмыл. Вонь на весь двор, – огрызнулся Яр.

Из-за могучей спины недоросля боязливо выглянула работница, которой никак было не протиснуться мимо. Жила осклабился, показав дурные неровные зубы.

– Хошь – сам потрудись, раз уж взялся за бабье дело!

– Я никакого дела не боюсь. А тебе, видать, только коромысла и не хватает, чтоб за бабу приняли.

Яр нагло шагнул вперёд, щедро расплёскивая через край холодную мутную воду. Жила проворно отскочил с дороги, а потом задумался, зачем это он. Работница, испугавшаяся остаться наедине с хозяйским сынком, хвостиком побежала следом за Яром – сперва к печи, потом обратно на двор. Судя по умоляющему взгляду, хотела что-то сказать.

– Что такое? – осторожно спросил Яр, замедлив шаг.

– Правду Жила сказал? – выпалила она, заливаясь румянцем. – Ты мне для того помогаешь?..

– Нет, – Яр устало смахнул волосы со лба. – Я тебе помогаю, потому что тебе одной тяжело.

Она не поняла. Не так должен себя вести почтенный хозяйский гость. А как должен – так не хочется. Перепадёт ему от Власа, конечно… Ну и пускай. Можно подумать, они не найдут повода повздорить.

На пути от реки девушка вдруг охнула и остановилась, вытягивая укутанную в платок тонкую шею. Вдоль большака, увязая в неглубоком снегу, брели усталые лошади; их наездники, в кольчугах и при шлемах, казались ничуть не менее измотанными. Откуда это они в такую распутицу?.. Ехавший впереди отряда всадник, приблизившись к околице, с усилием поднял набрякшее влагой знамя. Зелёное. Под таким ездят посланцы владыки Агирлана.

– Чего им тут? – недовольно пробормотал Дранок. Он вслед за Власом слепо ненавидел завоевателей, сам не зная, за что.

Работница торопливо сотворила священный знак.

– Ох, боги-боженьки, на всё ваша воля…

– Пошли в дом, – негромко распорядился Яр. – С ними пусть староста разбирается.

К вечеру по всей деревне прокатилась молва о прибытии воинов. Никто не знал наверняка, держат ли они путь в Гориславль или в иные места; не было при них и мытарей. Должно, гонцы: кто б ещё вышел в путь по такой погоде? Судачили и о том, что все всадники – кахары, а значит, понимают, о чём при них говорят. Карать им здесь было некого: своего знахаря не водилось, колдовством никто тайно не промышлял, а сокола и его спутников защищал внушительный храмовый знак на Власовой груди. Яр понял наконец, зачем эта безделица такая громадная: чтоб всем в округе понятно было, что перед ними не проклятый всеми Стридаров выкормыш, но благословенный воин Арина. А то ведь немудрено и перепутать.

Наутро зарядил дождь. Он сплошным серым полотнищем затянул всю округу, смыл тонкий рыхлый снег и превратил землю в зыбкую грязь. Сокол не пожелал в такую хмарь куда-то идти и засел с хозяином в горнице; там же ошивался и Дранок. Яр, спасаясь от духоты и неприятного общества, устроился в одиночестве на ступенях крыльца. Капли дождя разбивались о край соломенной крыши, не долетая до приподнятого над землёй настила; здесь можно было бы даже зажечь лучину, не боясь, что она отсыреет. Ужасно не хватало оставленных в Гориславле книг. Чтобы не сидеть без дела, Яр взялся латать прохудившийся башмак. Необходимость проталкивать толстую иглу сквозь дублёную кожу и ровнять ножом истончившиеся кромки отлично занимала руки, но никак не развлекала изнывающий от скуки ум.

Через исхлёстанный дождевыми струями двор сновали работники. Ливень ливнем, а за лошадьми нужен уход; не Жукарю ведь этим заниматься… Из-за низкой дверцы сеновала вдруг показался Жила. Одежда сидела на нём неряшливо, словно нацепленная в спешке. Не обращая внимания на дождь, хозяйский сынок всласть потянулся, одёрнул кисти кое-как завязанного пояса и лениво побрёл к дому. Завидев Яра, он победоносно ухмыльнулся, будто существовало между ними какое-то неведомое соперничество, безоговорочно им выигранное.

– Что, соколёнок, мёрзнешь тут один? – ухмыляясь, бросил Жила. – Я б тебе сказал, как согреться, да, поди, девка уж устала.

– Ты беги скорей в дом, – не менее ласково ответил Яр. – Застудишься – чем потом перед работницами хвалиться станешь?

– Кто хвалится, а кто робеет.

– Твоя правда, смелых мало, – взвесив в руке рабочий ножик, Яр лениво замахнулся. Спустя мгновение лезвие на всю длину вонзилось в столбик коновязи, едва видимый среди дождя. Вот уж пригодилась Власова наука… – Боятся почём зря.