Негасимое пламя

– Как раньше без присяги жили? – ворчливо разглагольствовал кто-то из скучающих оперативников. – Так хоть рявкнул – и всё, стоит как миленький, никуда не рыпается…

Сам дед угодил-таки к психиатрам, где его и расспросили как следует. Верховский видел стенограмму: ни слова ни о каких исследователях, только несколько машинописных страниц бреда о слугах зла, прокравшихся во власть и занятых изничтожением загнанных в ловушку одарённых. Вряд ли поехавший чердаком старик копал неизбирательно – слишком уж точно попадал. Была у него какая-то цель. Между прочим, у всех найденных в базе невыездных приблизительно одинаковые годы смерти…

– …Могли и приложить канделябром за такие дела. Или на костре сжечь, как чучело на масленицу. Тут хочешь не хочешь, а сам будешь тихо сидеть, чтоб только про тебя не вспомнили.

– Ну понятно, а потом? После революции?

– Леший его знает. Решили, наверное, что не осилят сразу одарённых к людям выпустить. Но хотя бы законы для нас придумали…

Очередной файл вовсе отказался открываться. С ним всё было в порядке – просто не хватало доступа вне помещений спецархива. Рябов Василий Алексеевич, безусловно, принадлежал к сообществу, но кто-то счёл, что читать про него можно только людям с допуском. На его учётной записи тоже красовалась метка невыездного. Наверняка и работал там же, в этом – как его? – институте фундаментальных исследований… Помедлив, Верховский выписал себе это имя. Досье просто так не закрывают. Может быть, этот мертвец был для некроманта самым важным. Может быть, он станет самым важным для следователей.

– А я слышал, что хотели и выпустить. Типа, чего ресурсы простаивают просто так – надо к делу приспособить, а не прятать по углам.

– Да ну, хрень какая-то. Ты прикинь, как бы минусы офигели!

– Ха! Мы ж сами чуть не вылезли потом, когда бардак был. Кой-кто вон даже в телеке мелькал, бабло делал. Если б вовремя не спохватились с этими присягами…

Двадцать пять одарённых, из них четырнадцать – бывшие научники разного калибра, из них один – Василий Рябов – засекречен от всех, кроме безопасников… и контролёров. А им много бы сказали эти имена? Это ведь их отдел выбирает, чьи досье закрыть грифом от всеобщего доступа. Верховский заглянул вдобавок в досье самого́ чёрного копателя и удовлетворённо усмехнулся: так и есть, кладбищенский сумасброд вёл бухгалтерию в институте фундаментальных исследований до самого его закрытия. Выходит, переживал за бывших коллег. Винил в их гибели кого-то из управских вояк?

«Они должны жить, не вы…»

Феликс относился к служителям порядка примерно так же.

– Я бы на этих всех борцов за права посмотрел, если б их выпнуть куда-нибудь в тёмный переулок, к нелегалам, поболтать про свободу. Забыли уже, небось, как боялись ночью из дому выйти.

– Ага. Какой-нибудь псих без присяги уже бы поубивал тут всех, а так – приходится из себя приличного человека строить…

Феликс вряд ли как-то связан с этим институтом: во-первых, слишком молод, а во-вторых – не может из учёного получиться такой отъявленный головорез. Но он не понаслышке знает про пытки парализующими чарами. И незадачливый некромант, похоже, тоже знает. Он уже разок побывал в здешних застенках: давал показания насчёт деятельности своего института. Точнее, не очень хотел давать… Верховский поморщился: воспоминание пробудило в мышцах призрак задремавшей боли. Денёк посидишь в магических путах – и уверуешь во что угодно, хоть в слуг дьявола, хоть в воскрешение из могилы, хоть в право одного конкретного нелегала на вечное забвение. Разве это правосудие? Разве это та самая пусть не идеальная, но всё же светлая сторона, к которой Верховский мнил себя принадлежащим?

Поговорить бы с Феликсом. На свежую голову, чтобы больной разум не застилала пелена гнева. Только откуда ж теперь гада выколупывать? Он прячется годами, опыта в этом деле ему не занимать…

Но и Ноготь тоже не лыком шит.

Придвинув к себе чистый лист бумаги, Верховский принялся соображать.

***

Лидия решила было избегать общества хотя бы до праздников, но данное самой себе слово быстро нарушила. Знакомцы, дальние и ближние, полезные и не очень, в канун нового года норовили вспомнить о её существовании и непременно выразить почтение, звонком ли, приглашением на какое-нибудь сборище или даже попыткой набиться в гости. Свешникова выбрала несколько встреч, чтобы получить веский предлог не ходить на остальные. В результате скулы до сих пор сводило от фальшивой улыбки, не покидавшей её лицо три вечера кряду. На четвёртый день сдалась, послала всё к лешему и заперлась дома, выключив телефоны. Уединения всё равно не вышло: в три пополудни Лидия ожидала визитёра, отказать которому в беседе не позволила совесть. И любопытство. Но совесть – в первую очередь.

Бывший практикант Серёжа, а ныне старший научный сотрудник Сергей Романович Наумов, памятуя о нелюбви прежней начальницы к проявлениям безалаберности, нажал на кнопку звонка ровно в назначенное время. Должно быть, перед этим полчаса пасся в подъезде из страха опоздать. Ему, к счастью, хватило ума явиться без цветов, зато с коробочкой неплохих конфет, уместной и ни к чему не обязывающей. Лидия благосклонно улыбнулась, принимая подношение вместе с многословными приветствиями.

– Я надеюсь, вы успешно завершили своё образование? – строго спросила она, препоручая коробку заботам Прохора. – Что у вас с защитой кандидатской?

– А… – Наумов трогательно смутился и преувеличенно прилежно завозился с ботинками. – Вообще-то я как раз хотел… Если вы сможете… То есть, если вы согласитесь…

– Ваша судьба в науке зависит от нашего разговора, – весело подытожила Свешникова и приглашающе указала на раскрытую дверь гостиной. – Проходите, молодой человек, расскажете о своих мытарствах. Вы чего-то добились в исследованиях структуры фона?

– Чего-то добился, – бодро отрапортовал Сергей, устраиваясь в кресле. Не глядя ухватил с предложенного Прохором подноса чашку чая, залпом выпил и отставил на стол. – Полного опровержения гипотезы. Не прослеживается в фоне никакой индукции.

– Это хороший результат, – похвалила Лидия. Скрестив на груди руки, она встала у книжного шкафа – на случай, если вдруг понадобится доставать фолианты. – Можете выдвинуть тезис об инертности чар и защищаться в этом направлении. Игорь Константинович такое одобрит.

Наумов мгновенно сник – не то чтоб до глубокой печали, но задора у него поубавилось.

– А Игорь Константинович уволился, – с почтительной скорбью поведал он. – Вот пару месяцев как. Теперь Дубинский всем заведует.

Лидия позволила себе удивлённо изогнуть брови. Вот как. Специалиста по спусканию финансирования в чёрную дыру сменил ценитель спокойствия, переходящего в застой. Помнится, этот Дубинский не столько учёный, сколько администратор; когда-то в его ведении находился один из секретных управских институтов. Мешать Наумову защищаться новое руководство, конечно, не станет, но и помощи от него не дождёшься. Понятно, почему парень кинулся к бывшей начальнице.

– Не поделитесь ли подробностями? – осторожно попросила Лидия. Не то чтоб ей было не плевать на Чернова; скорее, любопытно, какая буря сковырнула его с удобного кресла.

– Да «Зеркало», – Сергей горько вздохнул. Похоже, впрямь близко к сердцу воспринял кончину черновской карьеры. – Ещё весной началось. Они как с цепи сорвались. И наука-то у нас развалена, и отстаём по всем статьям, и занимаемся леший знает чем… Обвинили нас, что мы деньги воруем, – в честных глазах парня сверкнул праведный гнев. – А нам и воровать-то нечего! Пробирки – и те сами покупаем…

Пожалуй, не стоит это комментировать. Мальчику ещё рано разочаровываться в мире. Пусть думает, что заморские артефактные часики ценой в автомобиль Игорь Константинович приобрёл на семейные накопления. Но с чего так осмелело «Зеркало»? Неужели у господина Потапова появился влиятельный покровитель? То есть ещё более влиятельный, чем Авилов, прежде крепко державший в кулаке всю Управу…

– Печальная история, – рассеянно проронила Лидия, глядя мимо гостя. – Но давайте ближе к теме. Вы хотите грамотно выстроить аргументацию к невозможности влияния чар друг на друга?

– Я хочу двигаться немного в другую сторону, – Наумов заметно оживился, разом позабыв про Чернова и его незавидную участь. Ещё в бытность практикантом научные изыскания значили для него на порядок больше, чем житейские дела. – Пока возился с индукцией, как-то незаметно залез в тематику носителей чар… Ну, знаете, в большей степени для колдовства, конечно, но и для магии это ограниченно применимо.

– Можете не продолжать. На этом поле кто только не оттоптался, – Лидия пренебрежительно поморщилась. – Молекулярные решётки, металлические решётки… Всё, что могли, здесь уже придумали, а чего не придумали – для того пока мозгов не хватает у человечества в целом.

– Нет-нет, я не про это, – поспешно заверил бывшую начальницу Наумов. Лидия вопросительно изогнула бровь. – Меня интересуют агрегатные состояния.

– Хотите попробовать зачаровать ртуть или расплавленную сталь? Эксперимент ради эксперимента?

Сергей натянуто рассмеялся.

– Нет, конечно, что вы! Я больше про разные легендарные субстанции… Знаете, живая и мёртвая вода…

– Как только у учёных кончаются идеи, они неизменно лезут в сказки за вдохновением, – фыркнула Лидия. – Что вы рассчитываете обнаружить, Сергей?

– Способ наводить устойчивые чары на жидкие и газообразные носители, – уверенно заявил Наумов. – Это уж точно не эксперимент ради эксперимента! Представьте, что бы значило для медицины такое открытие?

– Вас опровергнет первый же оппонент, читавший хоть что-нибудь о связи физических и магических свойств материалов, – жёстко прервала его Лидия. – В жидкой и газообразной среде чары долго не живут. Любые. Вам как колдуну должно быть известно, что даже в зельях чары наводятся на твёрдые компоненты, а не на готовую суспензию.

– И всё же, – Сергей упрямо сдвинул брови. – Никто ведь не экспериментировал с фазовыми переходами. Я не видел публикаций о свойствах, например, размороженного льда, подвергнутого колдовскому воздействию… Может быть, живая вода – это всего лишь лёд, на который наложены витальные чары?

Лидия слегка напряглась. О магии, связанной с жизнью и нежизнью, она старалась не распространяться вне круга знакомых волхвов.

– Вам не даёт покоя именно эта легенда? – осторожно уточнила Свешникова.

– Да, если честно, – Наумов обжёг её взглядом, пылающим исследовательским рвением. – Хочется позаимствовать у нежити секрет регенерации и долгожительства.

– Это невозможно в полной мере, – тщательно подбирая слова, ответила Лидия. – Мы всё же живые.

– Понятно, что по триста лет мы жить не будем, – Сергей красноречиво покосился на возившегося с блюдцами Прохора, – но ведь у магов с холодным спектром тоже всё быстрее заживает. Вот бы ещё научить их применять это осознанно и не только к себе…

Лидия склонила голову к плечу. Как бы отвадить этого энтузиаста от скользких тем?