Она принадлежит ему

15

Моральное опустошение уже стучится в мои двери, пока я пытаюсь сосредоточиться на небрежных касаниях полотенца к влажному телу. Как жаль, что все происходящее не оказалось моим очередным кошмаром, хотя на мгновение я действительно решила, что все это нелепый сон. Однако это не так. Он нашел меня и украл судьбу, в которой больше не имел права появляться.

Трясу головой, прежде чем из горла вырывается истеричный смешок. Неужели это конец? Не могу поверить, как быстро моя новая жизнь раскололась на до и после.

Новое неаккуратное движение приносит мне дискомфорт и вызывает под кожей неконтролируемое раздражение, но, если честно признаться, причина этого раздражения кроется в другом. В Эзио. Он стоит и контролирует меня своим пристальным взглядом. И в нормальном освещении это воспринимается в разы острее, поэтому находиться перед ним в уязвимом положении нет ни малейшего желания.

Преодолевая смущение за свою частичную наготу, я презираю его каждым порывистым вздохом, который мне требуется, чтобы не рухнуть к его ногам. Я ненавижу его. Еще никогда в жизни я не ощущала этого так яростно, как сейчас. Разумеется, Эзио держит дистанцию, но, несмотря на это, от его присутствия по спине каждый раз скатывается лавина мурашек, отчего моя потребность спрятаться неумолимо растет с каждой секундой. А теперь она достигает апогея.

— Оставь меня, пожалуйста, одну, — сипло прошу, натягивая принесенные им джинсы на еще влажные ноги, как вдруг оступаюсь, но от падения меня останавливают руки моего мужа. Проклятье… Испугавшись, я и сама вцепилась в него, но слишком быстро осознаю свою ошибку. Меня невероятно злит находиться в таком беспомощном и подавленном состоянии рядом с ним, и я незамедлительно бью по мужской руке, а потом и вовсе отталкиваю его со всей своей агонией. — Я хочу побыть одна! — сорвавшись на крик, делаю шаг вперед, ощущая, как от гнева раздуваются крылья носа.

Эзио в ответ, конечно же, безразлично молчит и хладнокровно проводит большим пальцем по своим выразительным губам. Мое дыхание становится еще тяжелее и громче, как только ловлю мужской взгляд, опустившийся на мою вздымающуюся грудь, однако я совершенно не спешу прикрыться. Пусть смотрит, мне плевать, больше это не имеет никакого значения. Это когда-то могло быть его, а теперь навсегда убито. Он убил. Но даже это не делает Торричели уязвимым или человеком, чувствующим хотя бы унцию вины.

Подобная холодность одаривает меня безнадегой и лишает какого-либо шанса на реванш. И все же я не должна так реагировать на него, все, что нас связывает — законный брак, в остальном этот человек стал для меня никем. НИКЕМ. Повторяю для своего глупого сердца, напоминающего сейчас избитого партизана, который, несмотря ни на что, пытается вырваться из плена ненависти к человеку, ради которого оно билось много лет. Как оказалось, напрасно. Не желая больше давать ему возможность трахать себя глазами, я отворачиваюсь и прикрываю грудь кружевным бюстгальтером.

Дрожащими пальцами пытаюсь застегнуть крючки, пока меня не отвлекает шуршащий звук, а затем щелчок зажигалкой, после чего я улавливаю витающую в воздухе терпкость дыма.

— У тебя пять минут, — заявляет Эзио своим привычным отстраненным и сдержанным тоном, который можно приравнять к расстрелу из автомата.

Резкими движениями натягиваю толстовку и рывком достаю из-под высокого горла волосы, тут же оборачиваясь и обращая на него всю свою ярость, по крайней мере, пытаюсь, пока не вдыхаю знакомый аромат: сигареты и туалетная вода с древесными нотами.

— Выйди за дверь…

— Конечно, — тихо вылетает из его рта вместе с клубом пара, когда он кивает и лениво перекатывает фильтр между губ, очаровывая мое безнадежное сердце.

А потом разворачивается, но его останавливает мое:

— Дай мне сигарету.

Да, черт возьми. Я снова поддаюсь пороку и слабости, только это действительно то, что мне нужно. Сейчас я до дикости хочу обжечься никотиновой палочкой и забыться в головокружении, прежде чем сделаю следующий шаг, которого от меня ждут. Мне необходим островок передышки, иначе боюсь, что пойду ко дну.

Эзио хмыкает, слегка дергая головой в сторону, а затем поворачивается ко мне и медленно приближается в до омерзения привлекательной хищной манере. Особенно сейчас, облаченный в это гребаное длинное пальто дьявола.

Сделав еще одну затяжку, он выпускает пар через нос и протягивает мне свою сигарету, на которую я целую минуту смотрю с сомнением, в то время как мой пульс начинает зашкаливать до предела.

— Я хочу новую.

Нервно облизываю вмиг пересохшие губы и веду плечами, бросая вызов вздернутым подбородок. Не знаю, насколько это правдоподобно в моем положении, но я пытаюсь. Вот только отголоски истерики все еще пляшут цыганочку у меня в груди, и мне приходится предательски перевести дыхание.

— Я не веду переговоров, Фел, — мое имя так мягко соскальзывает с его языка, что другие слова кажутся лезвием на фоне этого. — И тебе об этом известно.

Сжав челюсти, выхватываю из его длинных пальцев сигарету и без какой-либо прелюдии подношу ее ко рту, стараясь не думать о том, что только что идеальные губы Эзио владели этим же фильтром. Втягиваю в себя горечь густого дыма... Боже…

Мне даже удается не закашляться после годового воздержания от вредной привычки. И я повторяю это снова, пока мои легкие не начинает жечь от глубокой затяжки. Но даже никотиновое успокоительное не помогает мне терпеть холод мужского взгляда и жар, нагло окутывающий меня от того, что я курю его сигарету.

И пусть я презираю его, но каким-то чудом этому человеку удается обернуть все мои эмоции против меня самой. И с очередной затяжкой мои пальцы начинают дрожать лишь сильнее. Чтоб его! Внезапно я ловлю на себе взгляд Эзио, который оперся о дверной косяк, чинно засунув руки в карманы брюк, и следит за каждым моим движением. Но и сейчас он кажется равнодушным, из-за чего у меня нет ни единой возможности понять, что творится в его голове. Теперь все совершенно иначе. Я больше не знаю этого мужчину. И я впервые хочу нанести ему телесные повреждения, но вместо этого делаю последнюю яростную затяжку и тушу сигарету, бросив ту в ванну. Как бы я хотела, чтобы вместо нее это было мое глупое сердце.

— А теперь оставь меня одну, — как-то глухо произношу я, позволяя горькому вкусу табака тлеть на кончике языка. Приятное головокружение забирает желание закатить истерику, но именно это мне и нужно было. Атрофировать свой мозг. Свое тело. Хотя бы на мгновение мне нужна эта гребаная передышка, и я получаю ее. Правда, не сразу.

Эзио отталкивается от косяка и снова подкрадывается ко мне, становится тяжело дышать, и я даже делаю шаг назад, но оказываюсь пойманной за руку, и в тот же миг сердцебиение сходит с ума. Почему мое тело продолжает ему подчиняться?

Я не сразу понимаю, что он делает, но потом вижу, как Эзио задирает мой рукав и обводит большим пальцем… место, где раньше был маленький мотылек. Только теперь вместо него черное сердце. Такое же черное, как и сердце у моего чудовища. Я отмечаю, как долго задерживается его взгляд на том месте, а потом, как вспыхивает у меня кожа от каждого нового поглаживания.

— Если бы я знал, сколько потеряю, то заметил бы тебя раньше. — Не уверена, кому он это говорит, мне или закрашенному мотыльку, однако от сказанных им слов в груди защипало. После чего его льдистые глаза резко переключаются на меня, и я вздрагиваю, будто пойманная с поличным.

Я с радостью придушила бы его только за то, что позволяю себе поверить в эмоцию, которая просочилась в его голосе. Я услышала это. Боль. Подобное не спутать ни с чем. Слишком родное мне чувство, которое много лет цеплялось за мои выступающие кости.

— Ты здесь, чтобы разрушить мою жизнь? — шелест моего шепота вызывает череду наивных ударов в груди, и я поджимаю нижнюю губу, потеряв контроль над эмоциями. Я даже не должна говорить с ним, но, как всегда, все делаю в точности до наоборот.

Прикрываю на мгновение глаза и дарю себе успокаивающий вздох.

Ради всего святого, Фили. Прекрати.

Мое замешательство от внимания Эзио тоже не ускользает. Разумеется, нет.

— Я здесь, чтобы вернуть тебя домой, Фел. — Какая ирония. — Мой дом без тебя мертв.

— Лжец! — незамедлительно шиплю я, задыхаясь подступающими слезами и вырывая из его хватки свое запястье. — Не смей говорить мне этого! — сжимаю кулаки до побеления костяшек и разжимаю их, мечтая избавиться от фантомного браслета его прикосновения. Повторяю это еще раз и еще. — Ненавижу тебя, — прерывисто вырывается из меня, отчего его губы кривятся в непонятной мне улыбке, и он протягивает к моему лицу руку, но я отвешиваю по ней шлепок, тут же отшатываясь на безопасное расстояние.

Этот мужчина причинил тебе боль, девочка. Не вздумай позволять ему прикасаться.

И я хвалю господа, когда Эзио демонстрирует остатки своей человечности и отступает.

— Машина ждет внизу. — Вижу, как тяжело он сглатывает и кивает. — Не задерживайся, моим людям нужен отдых.

С этими словами Эзио незамедлительно выходит за дверь, оставляя меня совершенно растерянной и… лишенной рассудка.

Нет.

К черту его! К черту! Это чудовище просто не имеет шанса на мою любовь. Он ведь поэтому здесь? Хочет дать мне то, чего я много лет отчаянно пыталась завоевать в замке хладнокровного монстра? Или просто снова хочет сделать из меня двойника призрака, который молча бродит по пустому дому?

Зачем он мне все это наговорил? И почему только после того, как снова причинил боль, не оставившую места ни для чего, кроме ненависти?

Обреченно опершись о раковину, я смотрю на свое заплаканное отражение. Такая слабая, такая разбитая… В моих глазах больше нет боевого духа. И я не успеваю подумать об этом, как все вокруг затуманивается приближающимися слезами.

Устало уткнувшись лбом в зеркало, я лениво трусь об него, наслаждаясь небольшой прохладой. Но вскоре мои мысли вновь заполняет одно — он нашел меня. Закрываю глаза и несколько минут собираюсь с духом, прежде чем выйти из ванной, накинуть пуховик и покинуть место, ставшее за последний год моим домом.

Но следующая картина, представшая перед глазами, оказывается равносильна выстрелу из дробовика прямо в голову. Кажется, я даже слышу, как мои мозги прилипают к стене…

Нет. Боже, нет…

Хансон стоит на коленях, его лицо избито, не сильно, но этого достаточно, чтобы мое сердце сжалось так, словно в него воткнули сотни иголок.

Я открываю рот, чтобы выкрикнуть его имя, но попытка застревает в горле, когда меня кто-то ловит за руку, лишая возможности упасть со ступеней. Киро… В груди все ухает от того, сколько вины я вижу в его взгляде, но вместо того, чтобы посочувствовать ему, я обрушиваю на него весь свой гнев и, изо всех сил толкнув парня в грудь, пускаюсь прямиком к своему другу, ко лбу которого уже наставлено дуло пистолета. НЕТ!

— Не трогайте его! Хансон! — рявкаю во все горло и, подлетев к нему, бросаюсь на шею. — Хансон, — дрожащий шепот причиняет мне боль, пока я судорожно сжимаю друга в объятьях. — Ханс… ч-что они с тобой… сделали, — едва слышно произношу ему в шею.