Она принадлежит ему

42

Единственный свидетель, который мог бы помочь мне восстановить справедливость, исчез. А если учитывать, что девушка знает очень важную для всех информацию, можно быть уверенным, что за ее голову уже назначена награда. И с каждой секундой размер вознаграждения становится только больше. Но все же, если она еще жива, то это будет моим гребаным везением. Разумеется, сразу после разговора с Росси я отдал распоряжение Винни, чтобы тот, в свою очередь, собрал лучших ищеек для поисков дочери пахана. Мы должны добраться до нее первыми. Если Братва и сохранит ей жизнь после всего, то эту жизнь навряд ли можно будет называть таковой.

— Значит, эта поездка не подразумевала дружеский визит? — тихий голос Филиции заставляет меня вырваться из темного облака мыслей и повернуть к ней голову.

Она тихо, почти мирно, смотрит в окно, полностью сосредоточенная на ночных картинах и проплывающих за окнами разноцветных огнях города. И я бы поверил в это спокойствие, если бы не печаль в ее голосе и напряжение, витающее между нами. Правда, все это время я думал, что причина во мне и в моей загруженности от проблем. Но сейчас осознаю, что это Фел излучает его.

Я ожидаю, что Филиция посмотрит на меня, но этого не происходит. До сих пор не могу понять, в какой момент в ней появилась такая холодность. Или что это? Злость? Обида за то, что не сообщил ей о своих планах? Только я и сейчас не собираюсь посвящать жену в свои дела. И что, черт возьми, заставляет ее нервничать? А она нервничает. Я вижу это по тому, как она кусает губы и теребит пальцами край юбки.

Когда мы с Рафаэлем закончили переговоры и вернулись к женам, уже тогда я заметил странное поведение мотылька. Не сразу. Сначала я залюбовался тем, с каким восхищением она держит на руках сына Джи. Словно он самое прекрасное, что она когда-либо видела. А я в этот же момент не мог отвести глаз от нее. Смотрел на ее ангельское лицо с тем же восхищением. Ведь с каждой секундой оно все больше и больше светилось от улыбки, которую вызывал у нее маленький человек, изредка дергающий ее пшеничные локоны.

Но улыбка моей жены сияла ровно до того момента, пока взгляд голубых глаз не остановился на мне и тут же не заледенел. Первой в них проскользнула растерянность, а уже следом что-то, напоминающее испуг, словно я поймал ее за чем-то незаконным. Филиция тут же поспешила осторожно вернуть сына его отцу, который уже был рядом с Джией, целуя ее и чернявую макушку дочери, а после отошла в сторону. Противоположную от меня. Возможно, причина была в общей неловкости, когда молодая семья полностью переключилась на своих детей. В этот момент, уверен, у нас с Фел появилось одинаковое ощущение, что мы лишние на этом празднике жизни. По крайней мере, именно это я прочитал по выражению на ее румяном от смущения лице.

Я ожидал, что она подойдет ко мне, мы любезно простимся с этим милым семейством и поспешим домой вместе, однако Филиция, все еще держа непонятную мне дистанцию, попросила задержаться на ужин.

Тогда я точно понял, что за время моего отсутствия в ней что-то изменилось. Филиция поникла. Но я не мог понять причины. Она так ждала встречи с подругой, что, я надеялся, эта поездка сделает ее счастливей, пусть для меня и было бы проще приехать одному. Вот только я хотел, чтобы Филиция развеялась. Да и Джиа ждала ее приезда. Что произошло? Каждый раз, когда я пытался заговорить с Фел, она чуть ли не вздрагивала. И за весь ужин не притронулась к еде. А я так и не нашел нужной зацепки в перемене ее настроения. Наверное, поэтому время тянулось мучительно медленно. Да и находиться в этом доме у меня больше не было нужды. Тратить время на еду и бесполезные разговоры также не возникало никакого желания, а в присутствии Фел я не мог позволить себе обсуждать деловые вопросы, которые могли бы сделать эти посиделки более терпимыми. Но хуже всего было осознавать, что моя жена избегает встречаться со мной взглядом.

Ничего не ответив, я наклоняюсь и, просунув руки под бедра Фел, пересаживаю ее к себе на колени, прежде чем она сможет оказать мне сопротивление. Она пытается увернуться, но я цепляю ее за подбородок и заставляю посмотреть на себя.

— Что происходит? — хрипло интересуюсь я, обнимая свободной рукой Фел за поясницу и не позволяя ей отстраниться. — Я чем-то разозлил тебя?

— Нет, — тяжело дыша, она пронизывает меня пристальным взглядом, глубоко втягивая носом воздух. Словно вот-вот заплачет, но в ее больших глазах столько холода, что нет и намека на влажный блеск. Нет. В голубых аквамаринах горит синее пламя борьбы. Только с кем, черт возьми, она борется? Моя хватка причиняет ей боль, но, пока Фел не прекратит сопротивляться мне, я не отпущу ее.

— Фел, — мой голос становится ниже и грубее. — Объясни мне, мать твою, что с тобой такое?

Ее дыхание становится глубже.

— Ты здесь ни при чем.

Чувствую, как во мне вспыхивает раздражение, потому что я ни черта не понимаю.

— Тогда кто при чем?

— Я не готова сейчас это обсуждать, — вот теперь она говорит со слезами на глазах, и это заставляет меня смягчиться и немного ослабить хватку.

— Послушай, если причина в том, что я не сказал тебе о целях своего визита…

— Это тоже, — выпаливает она с мужеством, пытаясь перебороть свою злость, которая ей совершенно не свойственна. — Я думала, это будет… иначе. Думала, мы проведем время как обычные люди. А ты… — она трясет головой, — тебя просто не было. Если так, то лучше бы ты ехал один. Без меня.

— Но мы не обычные люди, Фел. И никогда ими не будем, — произношу как можно мягче, обнимая ладонью ее затылок и пытаясь успокоить эту непонятную истерику.

— Ты даже не пытаешься вести себя, как обычный муж. Ты вечно в своих проблемах. А что будет, если я забеременею? Что будет, когда рожу? Если ты будешь таким же равнодушным к детям, как сегодня, то я…

— Замолчи, — осекаю ее строгим голосом, а затем обхватываю растерянное лицо ладонями. — Хватит, Фел. Что на тебя нашло? Да, возможно, я не был любезен с хозяевами этого дома, не умилялся над их детьми. Но я и не обязан, понимаешь? Они чужие для меня. Не мои. И не твои. Какая твоя часть, наконец, поймет, что с тобой у нас будет все иначе? Я буду другим отцом, не таким, как муж Джи, но и ты будешь другой матерью, не такой, как подруга. Общение с которой, видимо, дурно на тебя влияет. — Я сглатываю и прижимаюсь губами ко лбу Фел. — Мы другие, мотылек. Ты и я. Прекрати сравнивать. Прекрати думать. Просто живи со мной. — Я делаю глубокий вдох и позволяю ей спрятать лицо на своей груди, прижимаясь поцелуем к ее макушке.

А потом сквозь скрипучий всхлип я слышу истинную причину ее истерики:

— А что, если я такая, же как они… Что, если со мной случится то же, что и с моей мамой и Мел? — Я чувствую, как миниатюрное тело Филиции начинает дрожать в моих руках, и сжимаю ее крепче. — Я боюсь, Эзио. Сегодня я по-настоящему испугалась, что это настигнет меня или моего ребенка…

Это. Она до сих пор не смирилась с болезнью, что много лет преследует все их женское поколение. Я тоже этого боялся. И объездил множество врачей, собирая информацию о шизофрении и о возможности проявления ее у Фел.

— Я боюсь, — повторяет она. Ее горячее дыхание касается моей шеи, когда она отстраняется и заглядывает мне в лицо, словно пытаясь найти успокоение. — Я боюсь, что, если так случится, ты поступишь, как мой отец.

Какого хрена?

— Нет, — я требовательно сжимаю ее щеки ладонями. — Нет, черт возьми, даже, блядь, не думай об этом. Если так случится, я буду рядом. И мы никогда не сдадимся. Я найду лучших врачей. Ты слышишь меня, Филиция? Выброси это дерьмо из своей головы. Я всегда буду рядом.

И с этими словами я завладеваю ее губами, едва позволив ей выдохнуть сдавленное «прости».