Она принадлежит ему

28

— Вы звали, босс? — раздается за моей спиной, но я не оборачиваюсь на вошедшего в комнату солдата, а продолжаю перетирать между пальцев детский чепчик, устремляя взгляд за окно, где первые лучи рассвета уже достигли моего дома.

Из головы не выходит осознание того, что я сжег все картины и фотографии Мелоди, а финальным выстрелом меня добивают слова Винченцо, заставляя тело вибрировать от напряжения.

…а Филиция ждала этого слишком долго.

Она действительно долго ждала и всегда заслуживала большего и лучшего, чем быть моей женой, лишенной человеческого тепла и света в этом холодном доме. Чем быть пленницей моего больного воображения, которое длительное время убивало нас обоих. Но, в отличие от меня, Фел не сдавалась. До тех самых пор, пока я собственноручно не вынудил ее это сделать. К сожалению, в жизни бывает такой период, когда ты ослеплен и не видишь самого важного у себя под носом. В моем случае, я намеренно не хотел этого видеть, утопая в собственной боли, от которой пыталась меня спасти Филиция. И, как часто бывает, момент, когда ты это осознаешь, приходит слишком поздно. Но все-таки он наступил.

Я искренне хотел этого ребенка, всем сердцем любил погибшую жену… И я бы отдал все, лишь бы вернуть свою семью. Но их больше нет. И никогда не будет. Однако облегчения от подобного убеждения я не нахожу. Меня все равно разрывает изнутри на куски. Мелкие острые зубья прошлого впиваются в то самое место, где когда-то было мое сердце. И с каждой секундой нарастающая внутри меня решительность избавиться от него делает боль невыносимой. Эта комната также убивает меня. Здесь слишком много напоминаний о них. И в подтверждение тому мои уши закладывает от звонкого крика, в котором я разбираю только одно: «Не оставляй нас…»

Сдавливаю челюсти до зубной боли и зажимаю уши ладонями.

Но я должен. Должен дать этому дому возможность отогреться от теней прошлого. Если я хочу дать шанс себе и Фел, мне необходимо отпустить то, что много лет тянуло меня ко дну. Особенно сейчас, когда после всего, что я натворил, Филиция все равно протянула мне руку и сделала шаг навстречу. Теперь следующий станет моим. Главное не оступиться, ведь меня начинает сводить с ума невозможность прикоснуться к Фел так, как как мне бы того хотелось, и при этом не получить от нее взгляд, сравнимый лишь с лезвием ножа.

— Синьор Эзио. С вами все в порядке?

Настороженный голос Киро вытесняет гул из ушей, и мне требуется еще минута, чтобы переключить внимание и вернуть четкость зрения. Я снова позволил им окружить себя. Тяжело сглотнув, перевожу взгляд на зажатый в кулаке чепчик и выпускаю его из рук, прежде чем развернуться к солдату.

— Освободить эту комнату.

Мой голос прозвучал так грубо, что прорезал остатки темноты, скопившейся вокруг меня.

Лицо Киро словно окаменело, и он вот-вот был готов переспросить меня, не ослышался ли, но не осмелился.

— Будут конкретные указания? — выдавливает он, прочистив горло.

— Избавьтесь от мебели и всех вещей.

— Избавиться? Вы имеете в виду, выбросить их? На помойку?

Секунда, и я прихожу в бешенство от его тупости. Сжимаю губы и поднимаю руку, чтобы вдолбить ему смысл моих слов, но тут же беру себя под контроль и выдыхаю, надавливая большим и указательным пальцем на глаза. Мне нужно вспомнить о Филиции. Вернуться обратно. В прекрасное утро, которое все больше и больше теряет свой теплый вкус, пока я нахожусь в этой комнате. Пока призрак ее сестры делает все, чтобы не позволить мне продвинуться вперед. Моя Мэл больше не желает мне счастья, она делает меня монстром. И я покончу со всем этим, даже если мне придется спалить весь чертов дом дотла. Вдавливаю пальцы в глазницы с такой силой, что, когда убираю руку, передо мной начинают расплываться белые круги.

— Мне плевать, куда вы все денете, ясно? — произношу хрипло, медленно и четко, а затем раздраженно облизываю губы и продолжаю: — Вы можете хотя бы это сделать самостоятельно? Или мне еще и здесь нужно вас контролировать? Идиот… — бурчу себе под нос, а потом встряхиваю головой и провожу по волосам пятерней, чтобы окончательно взять себя в руки. — Сдайте их в фонд помощи нуждающимся. Продайте. Да хоть бабушке своей отвези, мне насрать. Это. Ясно? — тычу пальцем в пол. — Главное, чтобы ничего не осталось в этой комнате.

— Принято, босс! Я могу идти?

Упираю руки в бока. С минуту еще, тяжело дыша, обвожу взглядом детскую комнату. Люльку, пеленальный столик, игрушки, одежду, которая похожа по размерам на кукольную и аккуратно сложена на полках, даже шторы, которые она выбирала специально с принтом для мальчика. Не знаю, зачем это делаю, проще ведь было развернуться и уйти, но я словно пытаюсь проститься, и ни черта не выходит. Тяжесть вновь ложится на мои плечи, и только вибрация телефона в кармане брюк вырывает меня из плена угнетающих чувств.

Перемены всегда страшат.

Но они необходимы этому дому.

Достаю телефон и отключаю звонок, чтобы дать себе время вернуться в адекватное состояние. Пока не остыну, никаких разговоров. Поэтому сразу убираю его обратно, чтобы не раздавить в руках.

Растерев лицо ладонью, направляюсь на выход, однако останавливаюсь, поравнявшись с Киро, который немного отстраняется, вглядываясь в мое лицо так, будто пытается считать мое настроение и свои шансы оказаться быть не удушенным.

— Как закончите, вызывай рабочую бригаду, пусть займутся ремонтом. Я хочу, чтобы эту комнату переделали в небольшую студию для танцев. Только не вздумай проболтаться моей жене.

Он выглядит так, будто снова ждет объяснений, поэтому заставляю себя уйти и не натворить глупостей. Мне нужен гребаный виски и сигарета, но вместо этого я направляюсь на кухню и заказываю себе завтрак, в который, черт возьми, не входит ничего алкогольного или вредного.

И все-таки за время ожидания я выкуриваю сигарету, наслаждаясь каждой глубокой затяжкой и жжением в горле. Черт подери, меня успокаивает это, и, когда передо мной появляется поднос с глазуньей и чашкой американо, я уже более спокойно приступаю к трапезе.

После завтрака я решаю проблему с щетиной. Меня раздражает ее присутствие на лице. Сейчас, когда я вернулся в более адекватное состояние, она особенно причиняет дискомфорт.

К тому же Винченцо прав, мне стоит вернуться в строй. А мой внешний вид — одно из главных составляющих. Так же, как и гребаный контроль, над которым я еще должен поработать. Начиная со срывов на своих людей по малейшему поводу и заканчивая дыханием, живущим в последние месяцы отдельной жизнью.

Уложив волосы назад, надеваю свой привычный темно-синий костюм-тройку и размеренными движениями завязываю галстук поверх белоснежной рубашки.

Стук в дверь, и через секунду в комнату входит Массимо. Мне нравится его пунктуальность.

Поправляю ворот рубашки, провожу ладонью по гладковыбритому лицу и поворачиваюсь к солдату, кивком головы давая понять, что я готов выслушать его.

— Я купил то, что вы просили, босс, — он достает из внутреннего кармана продолговатую коробочку и протягивает мне.

— Спасибо, Массимо, — забираю у него футляр. — Рабочая бригада прибыла?

— Они подъезжают.

— Хорошо, — делаю спокойный вдох. — Проконтролируй, чтобы мою жену никто не потревожил, — отдаю приказ и отпускаю солдата взмахом руки, а затем направляюсь к рабочему столу, достаю карточку для записи и каллиграфическим почерком подписываю ее.

Как только заканчиваю, беру подготовленный для Филиции подарок и спускаюсь в нашу спальню, где она еще спит, разметавшись на белых простынях, вновь дразня меня своим соблазнительным телом.

Проклятье…

Прочищаю горло и, чтобы не поддаться искушению прикоснуться к прекрасному, оставляю коробочку с запиской на своей стороне кровати, после чего ухожу прочь.

Стоит признаться, это самое правильное, что я делал за последнее время. К тому же, мне не помешает сосредоточиться на чем-то помимо Фел. Иначе такими темпами я окончательно свихнусь. Потому что гребаное ожидание не позволяет мне расслабиться. Ведь я не привык, чтобы мне отказывали. По крайней мере, те, кто не хотел становиться у меня на пути, избегали столкновения. Но Филиция — редкое создание, а теперь еще и единственная, кто имеет полное право сказать мне «нет», при этом не получив от меня по меньшей мере убийственного взгляда. А вот сколько продлятся ее ментальные барьеры, зависит только от меня. Черт подери… Провожу ладонью по лицу и выпускаю воздух. Скоро, совсем скоро она будем моей. Целиком и полностью, а пока мне нужно лишь проявить терпение и внимание, которого я так мало ей давал.

Следуя по длинному коридору, я снова выкуриваю сигарету, но на этот раз ожидаемого облегчения не приходит. Мне никак не удается успокоить свои взвинченные нервы от вида голых бедер моей жены.

Я должен что-нибудь съесть. Иначе продолжу травить себя табаком или, еще хуже, доберусь до алкоголя. Это будет не лучшим исходом, потому что на сегодня у меня большие планы.

Ища успокоение, я вновь прихожу на кухню и, сделав заказ, сажусь в обеденной зоне, а уже спустя полчаса передо мной ставят поднос с томатным супом и фокаччей. И только приступив к еде, я понимаю, насколько голоден.

Не знаю, что так сказывается на моем аппетите, длительная голодовка или желание отвлечь себя от вредных привычек. Но в любом случае, восстановление энергии и силы пойдет мне на пользу. Сегодня я еще позволю себе провести время с Филицией, но с завтрашнего дня должен заняться делами синдиката.

— Рад видеть вас в хорошем здравии, синьор Эзио, — одобрительно произносит Альваро, забирая у меня пустую тарелку и меняя ее на стейк и чашку кофе.

Взяв приборы, вскидываю на него взгляд и киваю в знак благодарности.

— Спасибо, Альваро.

Дворецкий облегченно вздыхает и уходит довольный собой. Вот только я не успеваю и куска положить в рот, как ощущаю на себе пристальный взгляд. Ее взгляд. Я чувствую эту женщину на особом уровне.

Но я не поднимаю глаз до тех пор, пока соседний стул не отодвигается со скрипом и на него не усаживается моя жена, с трудом справляющаяся со своим частым дыханием. Я тоже борюсь с желанием перекинуть заразу через колено, задрать этот гребаный халат и отлупить ее маленькую задницу за то, что она вышла в таком виде из спальни. Это недопустимо.

— Что все это значит? — выпаливает она на одном дыхании, а мой взгляд, минуя ее соблазнительно вздымающуюся грудь, останавливается на тонком запястье. И только присутствие на нем моего подарка немного приглушает вспыхнувшую ревность.

Однако я все же заставляю свое внимание переключиться на разделывание стейка. Этот халат за секунду вскипятил мою кровь.

— Ты проголодалась? — игнорирую ее вопрос, неспешно отрезая от стейка маленький кусок мяса, а, не получив ответа, выгибаю бровь и повторяю, не глядя на нее: — Филиция?

— Да. — резкий ответ проходится хлыстом по моей щеке. — Я голодна. А еще…

Быстро обрываю ее речь, когда протягиваю к ее рту тот самый кусочек мяса. Ей лучше закрыть это искушающее отверстие и дать мне остыть.

— Поешь.

Сжав челюсти, она с минуту буравит вилку взглядом, бросая мне короткую провокацию, но в итоге делает то, что я требую от нее. Умница.