Она принадлежит ему

20

Филиция

— Сначала вопрос.

— Нет, — Эзио качает головой, — вероятнее всего, этот вопрос перерастет в крики и ссору, поэтому сначала ты поешь, а потом я позволю тебе вооружиться вилкой. И не говори, что я не проявляю благородство.

Я стреляю взглядом в сидящего рядом мужа, который серьезно намерен предотвратить мою голодовку и снова продемонстрировать, сколько у него надо мной власти. Но сегодня мне уже не удается агрессивно отреагировать на его провокационную заботу, от которой почему-то становится только тошно.

Тело настолько ослабло, что не в силах выработать хоть каплю адреналина и тем более совершать какие-либо движения. И все же мне удается протянуть руку к тарелке, но Эзио держит ее вне досягаемости и не позволяет мне взять ее. Именно в этот момент искушение плеснуть в него супом становится невероятно соблазнительным.

— Не вздумай кормить меня, Эзио, — бормочу я, облизывая пересохшие губы. — Если не хочешь, чтобы моя угроза с вилкой…

— Открой рот и прекрати болтать, — произносит он таким резким тоном, что у меня тут же появляется ощущение, словно мое тело разрезали на куски.

Не слишком-то терпеливо с его стороны, если так он пытается загладить вину. О Боже, о чем я… Эзио и извинения?

— Я хочу поесть сама, — стискиваю в кулаке простыни, зная наперед, что спорить бесполезно. — Без твоей помощи.

— Мне, казалось, мы договорились? Не заставляй меня открывать тебе рот ложкой.

Сглатываю под пристальным темнеющим от злобы взглядом. Не сомневаюсь, что именно так этот монстр и сделает. Однако я остаюсь неподвижной.

Эзио наклоняет голову и качает ей, сильнее сжимая миску в руках и что-то ворча себе под нос. Он выглядит уставшим, но мне все равно. И если бы я имела хоть какой-то выбор, то согласилась бы на что угодно, лишь бы исчезнуть и заставить его страдать еще больше. Лишь бы избавиться от человека, намертво въевшегося мне под кожу.

— Я, черт возьми, пытаюсь дать тебе заботу, — мечет он в меня холодом своих льдистых глаз.

К черту твою заботу.

Стиснув челюсти, я смотрю на него исподлобья, яростно представляя, как по его идеально мрачному лицу скатываются капли супа с тонкой лапшой. Ох, это было бы прекрасно и, наверное, даже сделало бы меня немного счастливей.

Но я тоже устала, и воевать с ним сил у меня нет. Пока нет. Возможно, еда поможет решить эту проблему. Вздыхаю. Что ж, сдохнуть с голоду мне все равно не позволят, а провоцировать сейчас Эзио не лучшая идея. Думаю, он с легкостью обездвижит мое тело и вставит мне в глотку зонд.

Немного помешкав, я все же приоткрываю губы, что мгновенно зажигает удовлетворение в опасно голубых глазах, после чего Эзио аккуратно кормит меня с ложки. От его осторожности становится как-то не по себе, но он игнорирует мое сбившееся дыхание и продолжает неспешно кормить меня, наслаждаясь каждой секундой столь интимного момента.

Я не должна позволять подобное этому мужчине. Его забота — ложь. Он играет со мной. К тому же нарушение личного пространства весьма затрудняет мой прием пищи, но, как только теплая насыщенная жидкость приятно обволакивает пересохшее горло, я прикрываю глаза и издаю глухой стон. Это определенно то, что мне нужно. Как бы я ни старалась скрыть свое поражение, все оказалось слишком очевидным, а я слабой, чтобы удержаться и не попросить добавки, вновь открыв рот. И Эзио дает мне то, на что мой голодный желудок отвечает болью. В отместку за пятидневный марафон голодовки.

Лязг ложки о собственные зубы вынуждает меня вздрогнуть и открыть глаза, прежде чем я сталкиваюсь с лицом Эзио, в выражении которого что-то изменилось, и мое короткое блаженство рассыпается прямо у его дизайнерских ботинок.

Я с трудом проглатываю остатки супа и неуверенно принимаю очередную порцию, обхватив ложку губами. В этот момент в его взгляде сверкает нечто темное, неблагоприятно влияющее на мой пульс и другие жизненно важные органы. Что за ерунда? Заставляю себя съесть еще несколько ложек и отстраняюсь.

— Все, — откидываюсь на подушки и сипло выдыхаю, — больше не могу. — Прижимаю несколько раз тыльную сторону ладони к своим губам, украдкой переводя дыхание.

Мне кажется, я затратила все свои силы на сегодня, а наполненный желудок слишком быстро приносит моему организму желанный комфорт, но мне не удается сосредоточиться на этом. Потому что я наблюдаю, как дергаются челюсти Эзио, когда его взгляд срывается ниже, на мои выступающие ключицы.

— Ты должна начать нормально питаться, — говорит он так, будто имеет на это право. — Ты слишком худая. Мне не хочется трахать скелет.

На секунду, кажется, мое сердце покидает грудную клетку и возвращается обратно, проломив пару-тройку ребер.

Он действительно сказал это?

Уверена, сейчас шок на моем лице слишком заметен, потому что я не могу дышать и тем более говорить. Гребаный воздух застрял где-то в горле, а раскрывшийся рот не в силах выплюнуть заветные три слова: «пошел ты нахер».

Не знаю, что он о себе возомнил, но я не то что трахаться не собираюсь, я даже в кровать с ним больше не лягу!

Звук брякающей ложки немного приводит меня в чувство, когда Эзио возвращает тарелку на поднос, а потом с невозмутимым видом садится на край тахты и концентрирует холодное внимание на моих губах.

— Все в порядке? Выглядишь немного шокированно, — кивая, он достает из пачки сигарету и прикуривает ее одним ловким движением руки. — Ты ведь не думала, что я оставлю дело незавершенным? Конечно, у меня не было права так жестоко обращаться с твоей девственностью. Но я не знал. Так что извини, — бубнит он с зажатым между губ фильтром, а потом затягивается и выдыхает густое облако дыма, в то время как мои глаза буквально выкатываются из орбит от услышанного. — Я говорю тебе это, потому что хочу быть с тобой предельно честным. Ты заслуживаешь уважения, и я обещаю проявлять его к тебе, чего, конечно же, ожидаю и в свою сторону.

О-ХРЕ-НЕТЬ. Кажется, моя челюсть вот-вот скатится к нему по простынке.

— Т-ты… серьезно?

Эзио закидывает ногу на ногу и делает быструю затяжку, после чего продолжает, жестикулируя оранжевым огоньком в воздухе.

— Разумеется, я дам тебе время и не прикоснусь без твоего согласия. Я не планирую причинять тебе боль. — Он качает головой, и снова завеса дыма, скрывающая идеальное лицо. — Даю тебе слово, Фел: то, что произошло в Норвегии, больше не повторится, — его голос звучит твердо, отсекая любое предположение о том, что он шутит. — С сегодняшнего дня ты возвращаешься в нашу спальню. Сама или с моей помощью, — пожимает плечами, — решать тебе.

Сглатываю, перебирая пальцами вспотевшие ладони.

Какого черта он морочит мне голову? И почему мое сердце колотится быстрее? Что за идиотская реакция? Все это… не может быть правдой. Я убью его, если он сказал все это дерьмо всерьез.

Делаю глубокий успокаивающий вздох. Медленно. Очень медленно. Чтобы последующие слова прозвучали как можно тверже.

— Ты действительно думаешь, что после всего случившегося между нами возможен… — жестикулирую руками, будто пытаюсь избежать этого слова даже в устной форме.

— Секс? — заканчивает за меня мерзавец, фокусируя на мне свой лисий прищур. — Да. — Кивает. — Конечно да.

Мои губы начинают дрожать, и я с огромным трудом удерживаю нити самообладания.

— Ты вправе ненавидеть меня, Фел, но будет лучше, если примешь положение вещей таким, какое оно есть.

— И какое же оно? — шиплю я, приближаясь к его лицу, что вызывает у Эзио лишь кривую ухмылку. Мне требуются нечеловеческие усилия, чтобы не отвесить ему пощечину. Злость, ярость, ненависть, это то, что мне нужно, чтобы противостоять себе и своим чувствам. Время, когда я ждала от него этих слов, прошло.

— Это уже второй вопрос, мотылек, — он предпринимает попытку заправить выбившийся локон волос мне за ухо, но я тут же шлепаю его по руке.

— Ч-что? Нет! — выпаливаю на одном дыхании. — Я не использовала это право! Я думала, мы просто разговариваем! — едва ли не кричу на него от обиды, но подонок успокаивает меня, мягко обхватив шею ладонью.

— Тогда действуй быстрее, у меня есть дела, — Эзио протягивает руку с сигаретой и тушит ее о поднос, пуская из носа струи сизого дыма.

Тяжело дыша, я с минуту испепеляю ублюдка раздраженным взглядом. Его самомнение определенно знает, как вытащить из меня усталость и накачать каждую вену жгучей яростью. И даже его большой палец, успокаивающе поглаживающий мое горло, не действует. У меня столько вопросов, столько мыслей сейчас в голове, что я выплевываю первое, что вертится на языке.

— Сколько еще людей должно умереть, чтобы ты смог отпустить Мел? — вздергиваю подбородок, внимательнее следя за его реакцией. — Быть может, убить стоило не нашего отца, а меня? М? Тогда я перестала бы напоминать тебе о ней и сама избавилась бы от чувств к тебе, став, наконец, свободной. Что скажешь? Почему бы тебе не убить меня? — всматриваюсь в каждую черту мужского лица, однако оно остается непроницаемым и неподвижным, в отличие от его пальцев, жестче смыкающихся на моей шее.

Его молчание и самоконтроль чертовски злят меня. Мне приходится сдавить челюсти до легкой пульсации, чтобы отрезвить себя от красной пелены ярости. Я справлюсь с этим. Сглатываю и продолжаю:

— Знаешь, я ненавидела ее, — шиплю прямо ему в губы, но он быстро отстраняет меня. — Ненавидела за то, что ты достался ей. За то, что выбрал ее, а не меня. За то, что полюбил ее. Захотел ее. Не замечая, как я мечтала оказаться на месте своей сестры. Не замечая, как я любила тебя! — истеричный смешок вырывается изо рта, когда хватка на шее усиливается, а в уничтожающих холодом глазах мелькает что-то похожее на поражение. — Представляешь, какая я была дура? — горький шепот царапает горло. — А теперь мои желания сбылись самым жестоким образом. Только я больше не хочу тебя! Так что будет лучше, если ты выбросишь из своей головы мысль о том, между нами возможен секс. Наверное, мне стоит быть благодарной, что за все эти годы ты так и не переспал со мной, я хотя бы избежала участи забеременеть от такого монстра, как ты! — Эзио выпускает желваки на свои острые как камень челюсти, а я слишком опьянена своим триумфом, чтобы остановиться. — Я рада, что и Мел избежала этой участи! — В этот момент боль, доставляемая его пальцами, достигает своего пика, но я продолжаю сдавленным шепотом: — Или, может, ты просто бесплоден? Уж с ней-то у вас перебоев в сексе не было. Хотя такие, как ты, не должны иметь детей. А ведь она хотела от тебя ребенка, но, видимо, Бог есть. Даже не представляю, каково было бы расти маленькому невинному созданию рядом с убийцей. Без возможности узнать о любви, доброте и светлом мире…

Он так яростно отталкивает меня на мягкие подушки, что я даже сквозь них почувствовала изголовье кровати. Но его это не тревожит, потому что Эзио подрывается на ноги и часто и тяжело дышит, будто вот-вот в комнате закончится кислород. Наклонившись, он тычет в меня пальцем, пугая меня жестокостью, сочащейся из каждого его слова:

— Ты, маленькая глупая девчонка, — у меня вырывается вздох, — больше никогда не произнесешь имени своей сестры. Не смей, блядь, делать этого, поняла? Потому что не знаешь и сотой доли того, что она пережила!