Она принадлежит ему

Твою мать.

Сжав болезненно твердую длину в кулак, я выдыхаю сквозь стиснутые зубы и направляю себя к влажным складкам, прежде чем одним толчком проскальзываю в горячую влажность. Гребаный рай. Плотный жар настолько сжимает меня, что я издаю сдавленный стон одновременно с тем, как Фел выгибается с громким криком удовольствия мне навстречу. Это не нежное удовольствие, оно на грани боли, но именно это делает ее чертовски мокрой.

Отступив назад, я вонзаюсь в нее еще одним безжалостным толчком, потому что знаю, что она нуждается в этом. Нам обоим это нужно. Сжав ее мягкое бедро крепче, удерживаю Фел на месте и врезаюсь в нее снова и снова. Прижимаясь своим лбом к ее, каждый раз, когда мой пах разбивается о ее нежную плоть. За считанные секунды воздух наполняется порочными шлепками наших тел и ее стонами, приглушенными моим рычанием. Эти звуки напоминают темную симфонию. И чем грубее я вколачиваюсь в свою жену, тем громче она становится. И тем сильнее Филиция цепляется за мою рубашку. Настолько, что я чувствую, как накрахмаленная ткань трещит под ее ногтями. С какой-то одержимой потребностью она сжимает ее, умоляя меня не останавливаться. Обращая мой ритм в смесь диких толчков и укусов, которыми я осыпаю ее шею. Она позволяет мне трахать себя так, как я должен был трахать ее всегда. Потому что она принадлежит мне. И она примет все, что я ей дам, будь то боль или наслаждение. Любовь или ненависть.

Очередной женский стон я заглушаю своим рычанием и шлепком наших тел, после чего чувствую, как ее стенки грозят задушить меня жаром и утянуть в самый эпицентр электрического разряда. Мы оба в одежде, и, кажется, еще мгновение, она просто загорится на нас. Вспыхнет и обернется пламенем геены. Оргазм подбирается к ней первым, и Фел дает мне об этом знать, запрокидывая голову и выгибая спину. Она кричит от удовольствия в тот самый момент, когда ее стенки сжимаются в бешеной пульсации вокруг меня. Филиция взрывается и распадается прямо на моем члене, и от этого зрелища я срываюсь и начинаю трахать ее как сумасшедший, заставляя ее забиться в еще одном оргазме. Секунда, и меня тоже накрывает удовольствием, мои толчки замедляются, и, врезавшись до упора, я изливаюсь в нее до последней капли.

Рваный вдох покидает мою горящую грудную клетку, и я придавливаю Фел собой, зарываясь лицом в ее влажную шею. Я все еще в ней и чувствую, как ее тело дрожит и борется за возможность дышать. Выхожу из нее и отстраняюсь, предоставляя ей это право, прежде чем поднимаюсь с кровати. В горле саднит, и я сглатываю, чтобы заглушить дискомфорт, пока поправляю ширинку и рубашку.

Когда я заканчиваю, поворачиваюсь и сталкиваюсь с эротичной картиной: моя жена лежит раскрасневшаяся и все еще задыхающаяся от оргазма. Я делаю шаг и протягиваю руку, чтобы убрать пшеничный локон, прилипший к ее лицу. А затем мягко цепляю за подбородок и оставляю на ее губах чувственный поцелуй, после чего хрипло шепчу в них:

— Спи.

— А ты? — ее голос тихий, убаюкивающий, но я не поддаюсь этой уловке.

— Я вернусь, как закончу работу.

Филиция целует мою ладонь и мирно прикрывает глаза, практически в считанные секунды засыпая в нашей постели.

Я выхожу из дома с ярым желанием вернуться обратно. Возможно, все дело в том, как беззащитно она выглядела одна в большой кровати, или в том, как она кончала на моем члене. Каждый раз Филиция делает это так, как нужно мне. Более поглощающе. Более губительно и мрачно, умирая и воскресая стонами. Она настолько восхитительно это делает, что я позволяю этому звуку тавром въедаться в мой разум. Но вернуться не могу. Пока она рядом я думаютолько о ней. И не могу ничего с этим поделать. Я так и не смог за всю дорогу сконцентрироваться на чем-то, кроме нее. И прежде, чем вернусь, чтобы провести с ней серьезный разговор о причине ее истерики и о походе к гинекологу, мне нужно поговорить с Винни с глазу на глаз. Есть информация, которая передается только при личной встрече и в надежном месте. Наступают времена, когда решающим оружием в войне становится информация. И нельзя, чтобы ей овладел кто-то, кроме меня и моего подручного.

Киро стоит и ждет на том же месте, где я его оставил. Заметив меня, он быстро докуривает сигарету и открывает передо мной дверь, бросая многозначительный взгляд на мои волосы, которые Филиция оставила в полном беспорядке. Как и я ее. Взъерошив их, я игнорирую его жест и обхожу машину, чтобы занять переднее водительское место.

Уловив мое настроение, Киро усаживается за руль, и через мгновение мы трогаемся с места. Я достаю телефон и начинаю пересматривать информацию от своих хакеров.

— Ходят слухи, что дочь пахана уже в Штатах.

Я замираю с поднесенной ко рту сигаретой, а затем отрываюсь от экрана, поворачиваю голову и смотрю на молодого солдата, который кажется спокойным, пока не чувствует мой пристальный взгляд и не встречается с ним в зеркале. Может быть, снизить его в должности было недостаточной демонстрацией, чтобы этот щенок понимал свое и без того шаткое положение в клане?

— Ты не тот, с кем я буду обсуждать подобное, — яговорю спокойно, медленно. — В следующий раз, прежде чем что-то мне сказать, проанализируй это.

— Простите, босс, — буркнув под нос, он сосредотачивается на дороге, а я, наконец, прикуриваю сигарету и расслабленно ударяюсь затылком о подголовник, возвращаясь мыслями к стонущей подо мной жене. Эта картина не выходит из моей головы. Прикрываю глаза и издаю мычащий звук. Я слишком много о ней думаю, но даже понимание этого не заставляет меня перестать отвлекаться от важных дел.

«Женщины и эмоции. Это две вещи, идущие рука об руку. Это две константы, которые делают мужчин слабыми».

Эти слова отец твердил мне с самого детства. Его отличие от других мужчин в том, что свою слабость он за жалкое мгновение обернул жестокостью. Спасибо моей матери.

Теперь я понимаю, почему мой отец добивался своих целей за самые короткие сроки. Единственными ценностями для него были бизнес и братство.

И, разумеется, он ненавидел всех женщин.

Не скажу, что ему это помогло. Потому что в итоге он застрелился у себя в кабинете.

— Босс, я хотел с вами поговорить, — в мои мысли снова вторгается голос Киро, и я открываю глаза. С минуту я еще не двигаюсь, докуривая сигарету и позволяя горечи обволакивать мое горло, а затем, потушив никотиновую палочку в пепельнице, разминаю шею и окончательно возвращаюсь в реальность.

Обычно я бы не стал слушать его сопливую речь, однако сейчас поступлюсь своими принципами. Мне нужно отвлечься, поэтому я жестом руки даю солдату разрешение продолжать.

— Я знаю, что оступился. Но хотел бы заработать шанс вернуться на прежнюю должность.

Что за идиот…

— К охране моей жены ты больше никогда не будешь иметь отношения. — Постукиваю указательным пальцем по бедру. — Это не то, с чем ты можешь справиться. Лучше рули и радуйся, что остался жив.

— Простите, босс. И я сожалею. Знаю, что завоевать ваше доверие нелегко, но я все же не брошу попыток.

— Смотри, чтобы они не оказались последними.

Я говорю эти слова, глядя на клуб, к которому мы подъезжаем, а как только машина паркуется, первым распахиваю дверь, выбираясь на улицу. В кармане вибрирует телефон, и я достаю его, но не успеваю даже прочесть имя абонента, как в стороне раздается внезапный яростный крик на японском, а следом звучит автоматная очередь. Тело дергается, как от невидимых ударов, и мне приходится опереться спиной о машину. Делаю глубокий вдох, надеясь, что это поможет избавиться от пульсирующего эха в ушах, но к нему добавляется острейшая боль, которая слишком быстро охватывает все мое существо. Из горла вырывается хриплый звук, когда я опускаю взгляд и замечаю расползающиеся по белой рубашке багровые пятна. Слегка помятой там, где совсем недавно ее сжимали пальцы Филиции. А потом мир начинает уплывать, перед глазами темнеет, и последнее, что я чувствую — это глухой удар о что-то твердое…