Негласные войны. История специальных служб 1919–1945. Книга первая. Условный мир

Печальная история Кириновича была еще свежа в памяти чехословаков, а начальник разведки, несомненно, представлял для немцев значительно более привлекательную добычу, чем простой оперативный офицер. Трое старших сотрудников 2-го отдела сочли письмо явной провокацией и не рекомендовали идти на контакт, однако Моравца смущала очевидная грубость подобной ловушки, заставившая его поверить в искренность намерений инициативника. В ходе последовавшей переписки он отверг два предложения “Карла” о встрече в слишком опасных местах, и в итоге было решено провести ее на территории ЧСР, в небольшом судетском городе Краслице. Из-за сложившейся в области напряженной обстановки и близости к границе это место также являлось чрезвычайно опасным, поэтому к обеспечению контакта привлекли по двенадцать офицеров 2-го отдела и местной полиции. Встреча должна была состояться незадолго до полуночи, и в напряженном ожидании не выдержали нервы заместителя начальника разведки Тиши, прогуливавшегося по темному скверу в ожидании “Карла”. В нарушение правил обращения с оружием, он постоянно держал указательный палец на спуске находившегося в кармане пистолета, что привело к вполне прогнозируемому результату. Тиши нечаянно прострелил Моравцу брюки и лишь по счастливой случайности не ранил его.

Выстрел не вызвал тревогу, и вскоре из темноты появился несколько запоздавший “Карл”, бесстрашно пронесший мимо германского таможенного поста полный чемодан совершенно секретных документов и отдельный рулон чертежей и схем. Разведчики увезли анонимного гостя на конспиративную квартиру в Хомутово и беседовали с ним четыре часа. Немец оказался поистине драгоценным источником, а самым важным из его материалов явился план прикрытия границы рейха с Чехословакией с приложением имен и адресов германских агентов и дислокации агентурных радиопередатчиков. В качестве бесплатной премии “Карл” предоставил новым работодателям имевшиеся в распоряжении абвера материалы об организации обороны Чехословакии, поступившие по почте из чехословацкого города Хеб от неизвестного анонимного автора. В итоге состоявшейся вербовки агент получил запрашиваемую сумму денег и кодовое обозначение А-54, однако личность свою так и не раскрыл. Он добился от Моравца обещания не предпринимать никаких действий по его установлению, не без оснований опасаясь, что они неизбежно приведут его в поле зрения контрразведки. “Карл” категорически отказался выполнять любые конкретные задания и объяснил это тем, что сам знает границы своих возможностей и обладает достаточной подготовкой для отбора материалов по собственному усмотрению. Из соображений безопасности он отказался использовать радиопередатчик, средства микрофотографии и курьеров, способных расконспирировать его перед гестапо или абвером. Оговоренные условия связи предусматривали проведение контактов один раз в два месяца, а также процедуру вызова на срочную встречу. Моравец до самого конца войны не узнал подлинного имени своего лучшего агента, переписывавшегося с ним под псевдонимами “Карл”, “Рене”, “Поль” и “Ева”, аналитики сумели лишь определить, что он является сотрудником германской военной разведки, а о своем капитанском звании А-54 сообщил сам. Некоторые исследователи полагают, что по рангу он не мог иметь доступа к материалам, которые поставлял ЧСР, и склонны рассматривать эту агентурную связь как действия начальника абвера Канариса, информировавшего таким образом Запад о планах нацистов. Естественно, прямые доказательства этого отсутствуют, так что подобное утверждение можно рассматривать не более, как одну из версий, в изобилии сопровождающих загадочную фигуру адмирала-разведчика.

Анализ информации А-54 об утечке к немцам плана прикрытия границы показал, что анонимный автор этого сообщения знал проблему в подробностях и был профессиональным военным, поскольку сумел вычленить из весьма объемистого документа самые существенные элементы, не тратя сил на изложение второстепенных деталей. Начальник оперативного отдела генерального штаба полковник Олег Прохазка подтвердил подлинность сведений, после чего контрразведка немедленно приступила к самому масштабному в истории страны поиску предателя. В полученном от А-54 документе содержалась информация о плане действий 4-й дивизии и ее соседей с флангов, доступная не слишком широкому кругу лиц в генштабе, штабах 1-й и 2-й армий и в штабе самой 4-й дивизии. Розыск следовало вести среди лиц, имевших доступ к ней не позднее даты отправки письма (15 октября 1936 года)[226], с учетом места отправки (Хеб) и очевидного отсутствия у разыскиваемого финансовых проблем, поскольку он не сделал ни малейшей попытки получить вознаграждение за свою услугу. Вскоре область поиска существенно сократилась. Выяснилось, что в генеральном штабе и штабе 1-й армии план действий 4-й дивизии действительно хранился, но в запечатанных пакетах, которые до момента отправки письма не вскрывались. Штаб 2-й армии в мирное время имел крайне ограниченную штатную численность, и с планом обороны границы в нем были знакомы всего четыре человека: командующий, начальник штаба, офицер оперативного отдела и младший офицер, ответственный за печатание приказов подчиненным воинским частям, однако в рассматриваемый период никто из них в Хеб не ездил. Теперь анонимного автора письма оставалось искать только среди личного состава 4-й дивизии. Дальнейшее расследование сузило круг подозреваемых до одного человека, 28-летнего этнического венгра капитана Штефана (в ряде источников его ошибочно именуют Эмерихом) Кальмана. В период с 12 по 16 октября он находился в гарнизоне небольшой деревушки в трех часах езды от Хеба и вполне мог являться отправителем корреспонденции в адрес абвера. После ареста и двух недель интенсивных допросов Кальман признался в содеянном и по приговору суда был повешен как предатель. Моравец приводит текст адресованной на его имя предсмертной записки бывшего капитана: “Полковник! У нас был честный бой, и Вы выиграли. Но берегитесь! Дело, за которое я сегодня отдаю свою жизнь, победит”[227]. Как и во многих других местах своих воспоминаний, генерал неточен. Действительный текст письма гласил: “На этот раз Вы и Ваша сторона выиграли. Но время торжества справедливости близко. Ваше чудовищное и неестественное государство распадется, и живущие в нем мои соотечественники, наконец, обретут свободу”[228].

Случай с Кальманом был далеко не единичен, хотя и выделялся среди других по масштабу причиненного вреда. Размах иностранного шпионажа в Чехословакии заметно увеличивался. Помимо многочисленных германских агентов, главным образом судетских немцев, в стране активно работала венгерская разведка. Ее резидентом являлся военный атташе Венгрии в Праге полковник Штефан Уйсаси, на каналы связи которого с агентурой внутри Чехословакии 2-й отдел вышел в значительной степени случайно. Весной 1936 года в ходе агентурной разработки единственного сотрудника атташата, унтер-офицера Ковача, выяснилось, что его служебные обязанности практически ограничиваются закупками большого количества почтовых марок, всегда осуществляемыми по пятницам через неделю. Что с ними делает атташе, Ковач не знал. Сопоставление дней недели позволило предположить связь между этими закупками и прибытием дипломатического курьера на поезде из Будапешта в те же вторые пятницы. Проверка подтвердила, что атташе действительно отправляет через обычные почтовые ящики множество писем, с содержанием которых контрразведка решила ознакомиться. Законодательство Чехословакии не позволяло совершить это легально, поэтому 2-й отдел обратился с конфиденциальной просьбой о содействии к генеральному директору почтово-телеграфного бюро, вначале отнесшемуся к намерению контрразведчиков весьма неодобрительно. Вопреки первоначальным намерениям, им пришлось отчасти раскрыть причины своего обращения, после чего главный почтмейстер страны решился пойти на нарушение закона в интересах обеспечения безопасности государства. Свое согласие он оговорил следующими условиями:

1. Обеспечение полной гарантии сохранности конверта и содержимого.

2. Принятие решения о продолжении операции по перлюстрации только в случае обнаружения недозволенных сложений или иных признаков шпионской деятельности в первом же письме.

3. Изъятие письма или писем только непосредственно из того почтового ящика, в который они будут опущены отправителем.

4. Немедленный перехват письма или писем после их опускания в ящики.

5. Полная секретность операции, в том числе и от почтальонов.

Генеральный директор предоставил контрразведчикам униформу почтовых служащих и ключи для вскрытия почтовых ящиков, и операция началась. После прибытия курьера из Будапешта за ним самим, за атташе, его любовницей, шофером и Ковачем было установлено плотное наблюдение, позволившее контрразведчикам извлечь из почтовых ящиков двенадцать писем. Восемь из них предназначались венгерским агентам, работающим в Богемии, Моравии и Словакии. Небрежность, с которой полковник выполнил отправку корреспонденции, даже с поправкой на всем известный легкомысленный характер Уйсаси, заставляла предположить, что содержание писем ему неизвестно. Судя по всему, атташе получал их уже запечатанными в конверты и лишь наклеивал на них марки.

Письма пересняли, исследовали на наличие тайнописи, вновь запечатали и вернули в ящики, откуда они ушли по назначению. Изучение текстов показало, что переписка с адресатами явно ведется уже в течение длительного времени. Они содержали подтверждение получения ряда сообщений, инструкции по связи и безопасности и деньги. Естественно, было решено не арестовывать агентов, а взять их под плотное наблюдение. Однако в одном случае, вопреки всем доводам о необходимости избежать компрометации источника информации, начальник генерального штаба решил иначе. Узнав из фотокопии письма о том, что на венгров работает отвечающий за составление мобилизационного плана капитан Иозеф Складал, он распорядился взять его под стражу немедленно. Шпион полностью признался и избавил командование от необходимости обеспечения секретности суда над собой, поскольку через несколько дней после ареста повесился в своей камере.

Выемки писем производились 53 раза, их регулярная перлюстрация позволила постепенно раскрыть и впоследствии ликвидировать 253 действовавших в Чехословакии венгерских агента[229]. Самыми опасными среди них были:

— подполковник Опоценский, старший офицер 1-го (оперативного) отдела генерального штаба, затем начальник штаба 5-й пехотной дивизии в Ческе-Будейовице, проработавший на венгров два года. После его ареста в Чехословакии проводили параллель с известным делом полковника Редля. Следует отметить, что раскрытие этого агента имело лишь косвенное отношение к письмам Уйсаси и произошло благодаря наблюдению за курьером из Будапешта. Допросы подполковника не были окончены из-за его внезапной смерти от инфаркта. Любопытно, что через год после этой официально зафиксированной и достоверно засвидетельствованной смерти прекрасно знавший Опоценского сотрудник наружного наблюдения увидел его идущим по пражской улице. Он с ужасом доложил об этом своему начальнику, который собрался направить подчиненного на обследование к психиатру, но предварительно изучил личное дело покойного и обнаружил существование его однояйцового брата-близнеца;