Негласные войны. История специальных служб 1919–1945. Книга первая. Условный мир

Соломон Куллбэк

Фрэнк Роулетт

Абрахам Синков

Первой и главной задачей Службы радиоразведки в области криптоанализа считалась подготовка кадров. По различным причинам, в основном организационного и административного характера, сотрудники распущенного Бюро шифров на работу в нее не попали, и подбирать следовало абсолютно новых кандидатов. В конечном итоге к обучению были допущены всего четыре человека, впоследствии занявшие должности младших криптоаналитиков: Соломон Куллбэк, Фрэнк Роулетт, Абрахам Синков и японист Джон Харт. Когда последний из них болел, его заменял прекрасно владевший японским языком бывший полковник российской императорской армии В. Айвазоглу. Вскоре группа обучающихся переросла в официальную Школу радиоразведки, ставшую не только учебным, но и теоретическим центром. К 1935 году в обстановке глубокой секретности в США вышли 19 теоретических и 4 исторические работы по криптографии и криптоанализу, в том числе и посвященные машинным способам шифрования.

Бюджет СИС с 1930 по 1937 годы был довольно постоянен и колебался в пределах от 17060 до 17400 долларов[428], значительная его часть финансировалась из неподотчетных оперативных фондов военной разведки. Это происходило по причине абсолютной незаконности перехвата и криптоанализа иностранной переписки, ответственность за которые еще более ужесточил новый “Закон о радиокоммуникациях” 1934 года. В этом же году правительство расширило и укрепило орган, контролирующий безопасность частной и иностранной переписки. Теперь он именовался не Федеральной радиокомиссией, а Федеральной комиссией по связи, а его юрисдикция распространялась уже не только на радио, но и на прочие технические средства. Парадоксальным образом это весьма способствовало сохранению тайны сотрудниками СИС, поскольку над ними довлела не только угроза абстрактной ответственности за разглашение секретной информации, но и вполне конкретный закон, который они нарушали всей своей деятельностью. Безусловно, строительство станций перехвата не позволяло полностью сохранить в тайне существование радиоразведки, однако оно маскировалось необходимостью производить на их базе обучение личного состава и его тренировку на случай военных действий. Первую армейскую точку радиоперехвата “для учебной надобности” оборудовал в подвале собственного дома в Форте Монмаут, Нью-Джерси, начальник связи 9-го военного округа Джозеф О. Моборн, в дальнейшем возглавлявший войска связи с октября 1937 года по сентябрь 1941 года. В этом неофициальном пункте перехвата была установлена аппаратура, автоматически записывавшая перехваченные сигналы на магнитную ленту, которая затем отправлялась в Вашингтон. В 1937 году активно обсуждалась идея создания станции перехвата в столице, однако на это требовалось не менее 5,5 миллионов долларов, и ввиду нехватки средств проект был похоронен. Все же к 1938 году СИС располагала уже шестью точками, записывавшими радиообмен вероятного противника, при этом основной упор делался на перехват переписки Токио с Берлином, Римом и столицами государств Латинской Америки. Штаб-квартира СИС и некоторые ее службы размещались в небольшом городке Арлингтон Холл, Вирджиния, по названию которого в дальнейшем часто именовалась армейская радиоразведка.

Важный шаг был сделан в области составления кодов. Хотя эта сторона деятельности Службы радиоразведки не относится к рассматриваемой теме, однако один из аспектов напрямую затрагивает ее. Количество составляемых шифрсистем весьма возросло, требовало огромных трудозатрат и одновременно снижало степень их безопасности из-за необходимости привлечения множества людей для выполнения технической части работы. После долгих и безрезультатных попыток как-то наладить эту деятельность на более высоком уровне решение отыскалось совершенно случайно. В 1934 году один из сотрудников СИС обратил внимание на арендованные у компании ИБМ электромеханические табуляторы, простаивавшие в службе генерал-квартирмейстера армии без всякой пользы. По неизвестной причине они не устраивали офицеров оперативного отдела, а поскольку оплаченный срок аренды заканчивался лишь через несколько месяцев, их без возражений отдали в пользование Службы радиоразведки. Результаты первой же попытки криптографов применить табуляторы в составлении таблиц кодов оказались просто ошеломляющими. Один оператор за два дня выполнил работу, ранее требовавшую усилий четырех человек в течение шести недель.

Уильям Фридман

“Дивизионный полевой код”, на составление которого всегда уходило 136 человеко-часов работы, был составлен за 50 человеко-часов, а после некоторого усовершенствования методики — всего лишь за 8. Особенно полезной оказалась готовность разработанных таблиц к размножению немедленно после составления. Теперь их не требовалось набирать на типографских машинах, сразу же исключалась и трудоемкая процедура корректуры набора. Так американская армия впервые подошла к применению машинной методики в шифровальной технике, ставшей первым признаком грядущего широкого применения машинных систем шифрования и дешифрования. Производительность работы увеличилась многократно, и на следующий год криптографы арендовали сразу три табулятора, высвободившие множество ресурсов для творческого труда.

К 1938 году офицер резерва Фридман передал руководство СИС действующему офицеру майору В. Ридеру, но продолжил работу в качестве его главного помощника и старшего технического советника Службы радиоразведки. Он оставался ключевой фигурой американской армейской криптографии. В марте этого же года обострение международной обстановки потребовало расширить и систематизировать работу по перехвату и криптоанализу, однако новый руководитель радиоразведывательной службы весьма отчетливо представлял себе возможные правовые последствия случайного или преднамеренного разглашения своей деятельности. Ридер направил начальнику штаба армии откровенный меморандум с обоснованием необходимости осуществления в мирное время перехвата и дешифровки иностранной переписки в интересах национальной безопасности. Фактически он просил официально разрешить армии и флоту нарушать “Закон о радиокоммуникациях” при условии соблюдения полной секретности. Военный министр не обладал полномочиями отменять принятые конгрессом законы, но весьма смело в условиях США взял на себя ответственность и письменно согласился с доводами СИС. После этого появилась возможность хоть немного отойти от нелепой практики, когда из опасения утечки информации важные сведения направлялись не нуждавшимся в них адресатам, а только помощнику начальника штаба армии по разведке. Высокопоставленным проверяющим теперь докладывали, что дешифровка производится исключительно в учебных целях, причем полученные при этом тексты никак не используются, а немедленно уничтожаются без раскрытия их содержания кому-либо. Возобновлялось составление информационного бюллетеня. Теперь он направлялся в разведывательную службу, где сведения маскировали под полученную из других источников информацию и лишь затем включали в сводки.

Армейское командование осознавало недостаточность штатов СИС и в апреле 1939 года рекомендовало увеличить численность службы с доведением ее к концу 1943 года до 35 человек и соответственным увеличением годового бюджета до 100500 долларов. Однако резко обострявшаяся обстановка заставила развивать СИС опережающими темпами. Уже 2 ноября 1939 года ее штат был увеличен на 26 гражданских специалистов и продолжал расти и далее. В результате к 7 декабря 1941 года он состоял из 331 офицера, рядовых и гражданских служащих[429]. Это далеко отставало от намеченных в связи с разрастанием войны показателей, но нужных специалистов взять было неоткуда. Для частичного снятия остроты проблемы корпус связи армии США добился разрешения на процедуру найма сотрудников, в отдельных случаях противоречащего требованиям к прохождению гражданской службы.

В 1933 году армейские криптоаналитики Соединенных Штатов достигли первых после роспуска Бюро шифров успехов в прочтении японской корреспонденции. Длительный перерыв в получении информации во многом объяснялся самыми серьезными мерами по защите переписки, принятыми японцами после сенсационных публикаций Ярдли. В течение 1931–1941 годов они ввели в действие 34 новых кода и шифра, по преимуществу принципиально измененных по сравнению с действовавшими ранее. Серьезным шагом вперед явилось применение с начала 1930-х годов шифровальных аппаратов типа “машина Б”, условно названных американцами “цветными”. Первое, простейшее устройство такого рода имело три ротора, один из которых шифровал исключительно гласные (6 позиций), второй — только согласные (20 позиций), а третий управлял движением первых двух. Здесь следует отметить, что японцы использовали азбуку ромадзи, предназначенную для транслитерации латинскими буквами иероглифов, а также знаков азбук катакана и хиракана. Слабостью этой техники явилась замена гласных только на гласные, а согласных только на согласные, облегчившая подбор ключей к ней. Любопытно, что японцы создали именно такую систему для того, чтобы в итоге закрытия своей переписки получить “произносимые” слова и тем самым сэкономить на телеграфных расходах, поскольку связисты брали меньшую плату за передачу комбинаций наподобие LORNLI по сравнению, например, с NXJPQ. Несколько позднее “машину Б” существенно изменили, дав первому ротору возможность заменять не только гласные, но и любые другие буквы алфавита. Американские армейские криптоаналитики, приступившие к попыткам вскрытия в 1932 году и добившиеся успехов лишь тремя годами позднее, условно назвали первую машинную шифрсистему “красной”. В дальнейшем, по мере совершенствования японцами своих систем, они употребляли для их обозначения иные оттенки красного цвета, наибольшую известность среди которых получил применявшийся с 1938 года “пурпурный” шифр. Его главной особенностью являлось применение особых коммутаторов, периодически прерывавших или изменявших характер движения роторов и весьма осложнявших дешифрование. Японцы использовали эти устройства в основном в дипломатической переписке, программа вскрытия которой в СИС носила кодовое обозначение “Мэджик”. Значительные трудности заставили армейцев не ограничиваться своими силами, а обратиться за помощью к морякам. Следует отметить, что в морской радиоразведке термин “Мэджик” не употреблялся, там использовалось обозначение “пурпурный” шифр или “Машина Б”. Как уже указывалось, в 1935 году армейские криптоаналитики условно обозначили первую японскую машинную шифрсистему “красной”. Поскольку морские радиоразведчики работали над системой этого же ряда, они назвали ее “оранжевой”, а затем, по мере ее усложнения, именовали новые системы этого же ряда все более насыщенными оттенками красного цвета, придя вместе с армейцами в 1938 году к “пурпурному” шифру.

История радиоразведывательной службы флота началась в 1920-х годах, когда разведка ВМС влачила жалкое существование. Ей было запрещено иметь в своем составе информационно-аналитическое подразделение и вести агентурную работу, поэтому фактически она превратилась в своего рода почтовую контору для накопления поступающих из разных мест отрывочных сообщений и передачи их руководству флота. В 1921 году сменивший Альберта Паркера на посту ее начальника капитан 1-го ранга Эндрю Лонг решил исправить ситуацию и резко усилить роль дешифровальной службы, совершив тем самым прорыв в подлинную криптографию двадцатого столетия. Не менее существенным оказался приказ об увеличении числа офицеров, направляемых в Японию для изучения языка наиболее вероятного противника. Еще одним важным этапом на пути к вскрытию японских шифров стала операция под руководством будущего заместителя директора ОНИ Захариаса по снятию копии с содержащей так называемой “Красной книги” военно-морских кодов. Ее переводили на английский язык на протяжении нескольких лет, зато, как долгое время утверждали историки, в результате дешифрование японских немашинных кодов стало для американцев намного более легкой задачей. На самом деле все обстояло не вполне так и значительно сложнее. Сообщения не только кодировались по книге, но и перешифровывались затем по системе, аналогичной блокнотам разовых ключей, а эти материалы остались в неприкосновенности. Успехи криптоаналитиков Соединенных Штатов в этой области прежде всего объясняются довольно частой неаккуратностью японцев в кодировании и шифровании своей переписки.