Негласные войны. История специальных служб 1919–1945. Книга первая. Условный мир

В 1920-е годы французы вели явно неравную борьбу с советским проникновением в их страну. Противодействием иностранной агентуре занимались не более 100 сотрудников, наиболее известными из которых были Луи Дюклу из Главной сыскной полиции “Сюртэ женераль” и капитан Эжен Жоссе из военной контрразведки. Первый из них возглавлял работу по сети Томмазо, а второй руководил советским сектором и всей дезинформационной работой. Несмотря на ограниченные ресурсы, в рассматриваемый период французы сумели выявить около сотни советских агентов, восемь из которых были приговорены к тюремному заключению. Все это получило огласку в прессе и весьма повредило репутации ФКП в глазах народа, а также значительно испортило облик Советского Союза, помешав достижению запланированных пропагандистских успехов.

ОГПУ решало во Франции совершенно иные задачи, главными из которых являлись разработка и раскол эмигрантских организаций, а с 1922 года и ведение экономической разведки. Работа по контрреволюционным союзам имела более высокий приоритет, поскольку их разведывательная, диверсионная и террористическая деятельность создавала прямую угрозу для СССР. Наиболее эффективной формой борьбы с ними стали многочисленные оперативные игры, самой знаменитой из которых был многократно описанный “Трест”.

Строго говоря, эта игра начиналась не во Франции, да и вообще ее нельзя отнести территориально к какой-либо отдельной стране. В ноябре 1922 года ГПУ перехватило письмо переводчика бюро паспортного контроля английской миссии в Ревеле Юрия Артамонова к одному из руководителей Высшего монархического совета (ВМС) князю Ширинскому-Шихматову. В нем отправитель настоятельно рекомендовал адресату служившего в Наркомате путей сообщения А. А. Якушева в качестве надежного человека, на которого можно опереться в подпольной работе.

А. А. Якушев

Естественно, после возвращения из зарубежной командировки Якушев пробыл на свободе крайне недолго. Однако руководство контрразведки решило не идти по примитивному пути наказания или профилактики арестованного, тем более, что при этом неизбежно компрометировался факт перехвата переписки ВМС. Было решено попытаться использовать возникшую ситуацию для проведения наступательной операции.

Эта начальная часть истории неоднократно вызывала у исследователей серьезные сомнения. Некоторые из них полагают, что Якушев дал согласие работать на ОГПУ вовсе не в результате ареста и долгих убеждений, а задолго до появления письма Артамонова. Никаких доказательств подобного чисто умозрительного предположения не существует. Более того, оно абсолютно неверно, хотя бы по причине того, что в рассматриваемый период ОГПУ еще не было создано. Впрочем, для оценки дальнейшего хода событий этот факт, строго говоря, не имеет никакого значения. В любом случае Дзержинский и начальник Контрразведывательного отдела ГПУ А. X. Артузов приняли решение создать легендированную подпольную “Монархическую организацию Центральной России” (МОЦР). После этого в том же ноябре 1922 года Якушев под видом руководителя МОЦР связался в Берлине с лидерами Высшего монархического совета, а год спустя — и с представителями “Объединенной русской армии”, позднее переформированной в “Российский общевоинский союз” (РОВС). В дальнейшем ему приходилось встречаться и с П. Н. Врангелем, и с великим князем Николаем Николаевичем, причем ОГПУ сумело использовать эти контакты для раскола монархического движения и добиться постепенной компрометации, а затем и отстранения Врангеля от дел. Фактическим руководителем РОВС стал генерал А. П. Кутепов, что сыграло в его судьбе роковую роль.

Сидней Рейли

Расстрелянный Рейли в морге

По мере развития оперативной игры ее задачи расширились, было решено добиться выхода на иноразведки, в частности, эстонскую, польскую и финскую, а через них и на британскую СИС. В ходе проведения “Треста” контрразведка заманила в СССР, пожалуй, самого известного из действовавших против Советского Союза английских разведчиков Сиднея Рейли, заочно приговоренного к смертной казни еще в 1918 году. Теперь, семь лет спустя, появилась возможность привести приговор в исполнение. Для сохранения доверия к операции и создания иллюзии безопасного пребывания Рейли в Советском Союзе пришлось инсценировать на границе случайную перестрелку, в которой англичанин якобы погиб при попытке вернуться в Финляндию.

Этот эпизод все же вызвал у части эмиграции некоторые сомнения в отношении МОЦР, и для спасения оперативной игры ОГПУ пришлось проводить целый комплекс специальных мероприятий по укреплению пошатнувшегося доверия к “Тресту”. Главные трудности для продолжения игры стала создавать экстремистски настроенная и очень подозрительная помощница Кутепова М. В. Захарченко (Шульц). Любая спецслужба при наличии сомнений в ком-либо ведет себя стандартно и всегда устраивает проверку, а в данном случае РОВС решил совместить ее с грандиозным террористическим актом. Планировалось отравить газом всех делегатов съезда Советов в Большом театре и одновременно захватить Кремль силами офицерского отряда численностью в 200 человек, которым постепенно надлежало просочиться через границу и лишь в последний момент сконцентрироваться под Москвой. Захарченко ни в малейшей степени не доверяла Якушеву и потому предложила назначить руководителем акции бывшего участника описанной далее операции “Синдикат” А. О. Опперпута (“Э. О. Стауниц”), игравшего роль заместителя главы МОЦР — одну из самых загадочных и противоречивых фигур негласного аппарата ВЧК/ОГПУ. Подлинное имя этого человека до сих пор вызывает у историков разногласия, поскольку он пользовался фамилиями Упелинц (Упелиньш), Касаткин, Селянинов, но наиболее известен как А. О. Опперпут. В одном из исследований этого вопроса отмечается: “Наш герой носил двойное имя — Александр-Эдуард, и в русском обиходе узаконивалась то первая, то вторая его часть. В семье было и две фамилии: Опперпут и Упелинц, причем до революции он носил вторую, а после революции перешел на первую… Вдобавок в писаниях современников об Опперпуте фамилия его орфографически не унифицирована: подчас в одной и той же статье она предстает то как Опперпут, то как Оперпут, то как Оперпута, не говоря уже о явных искажениях в устах современников (Опертут, Оверпут)”[45].

М. В. Захарченко (Шульц)

с

А. О. Опперпут

Г. Н. Радкович

Естественно, все планы Захарченко стали известны ОГПУ. Контрразведчики с содроганием узнали о волне террора, которую собирались поднять Кутепов и его фанатичная помощница, решившие вначале забросить в СССР группу из 20–30 боевиков для нанесения постоянных беспокоящих ударов, а затем наращивать свои акции. Намерения простирались еще дальше и включали в себя отравление запасов зерна в элеваторах, распространение особо опасных болезнетворных микроорганизмов, потопление в море учебного парусника “Товарищ” и множество других, не менее масштабных акций. В этой ситуации стало ясно, что чрезмерно затянутый “Трест” пора сворачивать, однако решение несколько запоздало, и финальная стадия операции по существу стала для ОГПУ провальной. Находившаяся в СССР Захарченко после случайного ареста за пьяный скандал своего мужа Г. Н. Радковича (в некоторых источниках — Радкевич) решила помочь ему выбраться в Финляндию и сама тоже перебралась туда вместе с Опперпутом, о подлинной роли которого по-прежнему пока не догадывалась. На новом месте этот совершенно неустойчивый и непредсказуемый человек, должный контроль за которым отсутствовал, внезапно решил, что настал удобный момент не только выскользнуть из-под власти ОГПУ и скрыться на Западе, но и неплохо заработать при этом. Он оставил в СССР письмо, в котором извещал госбезопасность о своем уходе из Советского Союза и требовал за неразглашение факта своей работы на контрразведку 125 тысяч рублей единовременно и по тысяче рублей ежемесячно. Не получив денег, в Финляндии Опперпут сразу же заявил представителям 2-го отдела финского генштаба и английской СИС о легендированном характере МОЦР, однако репутация этой организации в глазах западных спецслужб была настолько высока, что ему просто не поверили. Тем не менее, в эмигрантских кругах начали распространяться различные версии, слухи и измышления об этой истории, где Оперпута именовали “советским Азефом” и даже “сверх-Азефом”. Он решил положить конец кривотолкам и в номере рижской эмигрантской газеты “Сегодня” за 17 мая 1927 года опубликовал открытое письмо под сенсационным заголовком: “Агент ГПУ Опперпут-Стауниц приступает к разоблачениям”. В нем перебежчик заявил о своей прошлой работе на советскую контрразведку и раскрыл некоторые детали работы КРО ОГПУ, хотя до определенного времени умалчивал о подлинном содержании МОЦР. Письмо умалчивало о заманивании в СССР Рейли, хотя не скрывало этого в отношении Савинкова и Тютюнника.

Заявление было настолько невероятным, что первоначально мало кто отнесся к нему серьезно. Однако вскоре результаты рассмотрения ряда провалов вышли за пределы узких кругов РОВС и стали достоянием общественности. К расследованию случившегося подключились и другие видные деятели эмиграции, а также десятки, если не сотни лиц меньшего масштаба. Получили хождение версии как о фальшивости “прозрения” Опперпута и о продолжении его сотрудничества с ОГПУ, так и о том, что все изложенное представляет собой плод его больной фантазии. Эта история резко обострила конфликт между А. П. Кутеповым и великим князем Николаем Николаевичем; не остался в стороне даже сосредоточившийся на чисто военных вопросах Врангель. Позднее руководство РОВС решило продолжить практику засылки в СССР террористических групп, одной из которых стала тройка Захарченко, Опперпут и Ю. Петерс (Н. Н. Вознесенский). Исследователи расходятся во мнениях относительно причин, заставивших перебежчика рискнуть совершить смертельно опасный для него рейд, и объясняют их то его авантюристическим характером, то безысходностью, то продолжением оперативной игры ОГПУ. Как бы то ни было, боевики прибыли в Москву и 3 июня предприняли неудачную попытку взрыва здания по улице Малая Лубянка 3/6, в котором размещалось общежитие чекистов. После ее провала все трое решили уходить обратно через кордон, но на границе в Смоленской области были задержаны и погибли в перестрелке, избавив ОГПУ от сложного, обременительного и дорогостоящего зарубежного поиска предателя для сведения счетов. В этот же день произошли еще три террористических акта, создавшие впечатление хорошо спланированной атаки на СССР: убийство на Варшавском вокзале полпреда П. Л. Войкова, взрыв в центральном партийном клубе Ленинграда и гибель в подстроенной железнодорожной катастрофе под Минском заместителя председателя полпреда ОГПУ по Белорусскому военному округу И. К. Опанского.

Смерть возглавлявшейся Захарченко тройки террористов регулярно подвергалась сомнению. В эмигрантских кругах неоднократно высказывалось мнение, что они были захвачены живыми, и что Опперпут направлен работать на ОГПУ в Китай. Более того, некоторые утверждали даже, что резидент НКВД СССР, действовавший с 1941 по 1945 годы в оккупированном немцами Киеве под видом барона фон Мантейфеля, в действительности являлся Опперпутом[46]. Однако более трезво мыслящие люди скептически отнеслись к подобным гипотезам и не сомневались в гибели, по крайней мере, Петерса и Захарченко. Радкович попытался отомстить за гибель жены и вместе с другим боевиком Д. С. Мономаховым перешел границу СССР для совершения террористических акций. Вечером 6 июля 1928 года, в первую годовщину обнародования официального извещения о попытке теракта на Малой Лубянке и в день вынесения приговора по Шахтинскому делу, они бросили бомбу в бюро пропусков ОГПУ и практически сразу были захвачены, при этом Радкович застрелился, а его напарник предпочел арест. Этим эпизодом закончилась одна из самых известных оперативных игр советской контрразведки с выходом на закордон. В итоге “Треста” Кутепову пришлось перестроить всю систему террористической работы РОВС. Произошедший в 1927 году разрыв отношений между СССР и Великобританией породил у многих эмигрантов иллюзию близкого выступления всей Европы против коммунистического режима и отчасти спровоцировал новую серию терактов.