Мракобой

Пара слов на прощание.

Все могло кончиться для него плачевно, если бы агенты догадались отбежать от стен подальше, тогда бы он до них тривиально не допрыгнул. А так что, нормально. Он бегал по стенам, сдёргивая врагов за ноги, а когда они падали, ещё и дубасил кулаками. Благо они теперь лежали, но он то стоял на своих двоих. С той лишь разницей, что под прямым углом к противнику.

Уже много позже, по привычке анализируя все свои крупные неудачи, как и победы, он объяснил ту легкость, с какой противник был повержен. Дело в том, что вся наука рукопашного боя строилась на том, что человек стоит башкой кверху, а сила тяжести направлена вниз. В случае же с Вершининым он вышибал опору из-под противника под немыслимыми невозможными в нормальной жизни углами. Еще он допускал наложение гравитационных полей разных направлений. То есть в момент, когда из-под Боба вышибали ноги, на них краткосрочно действовала сила тяжести, направленная под 90 градусов в стену, то бишь бедный Боб не просто так со всего маху въехал рылом в земляную кровать.

Драка закончилась, когда Вершинин провалился в дыру в стене и повис на огромной высоте над маячившими глубоко внизу кремлевскими стенами. Еще одна могилка в стене, подумал он. Гнилые доски не выдержали веса его тела и с треском оторвались. Он полетел вниз, но очень недолго. Легкий спазм в горле, тошнота-и сила гравитации вернула привычное направление.

Вокруг было темно, но по дну котлована метались лучи прожекторов. Надо было двигаться, но у него не было сил.

Кто-то шумно приблизился и вздернул его на ноги.

— Жак, надо бежать! — Эва озабоченно оглядела его. — Ты как?

— Я устал!

Подбадривая, она закинула его руку на плечо и почти понесла прочь от хижины. Вершинин оглянулся. Хижина занималась огнем, еще слабым, но все более усиливающимся. Рядом с хижиной Вершинин заметил сержанта, сразу поняв, что тот давно мертв. Хоть диверсанты и постарались придать ему сидячую позу.

— Сволочи! — ругнулся Вершинин.

Эва тащила его не по тропинке, насквозь просвечиваемой, а через кусты черного орешника. Они замирали каждый раз, когда над ними пролетал очередной квадрик.

— Дай отдохнуть! — взмолился Вершинин.

Сил уже давно не оставалось от слова совсем. Было лишь одно огромное горячее не помещающееся в груди сердце.

Эва героически подтащила его к возвышающейся под углом бетонной глыбе и прислонила.

— Надо идти быстро!

— Не могу!

Над ними очень низко пролетел квадрик. Маленький комарик в ночном небе.

— Жак! — она тянула за руку.

Сейчас будет рывок, которым она меня вздернет на ноги, и у меня остановится сердце, подумал он.

— Двоим не уйти! — улыбнулся он.

— Не говори ерунды!

— Это не ерунда, и ты это знаешь! Помнишь, тогда в Кале, ты тоже сказала: «Двоим не уйти!» и что я должен был уйти, потому что только я потом смогу тебя вытащить? Сейчас к сожалению, это не работает. Я уже ничем не могу тебе помочь. Так что теперь твоя очередь уходить.

— Жак! — вскричала Эва с отчаянием.

— Все нормально! — успокоил он. — Только дай мне посмотреть на тебя на прощание!

— Не хорони себя!

— Я не про себя! — поправил он. — Я ведь больше тебя никогда не увижу, ведь правда?

Она ничего не сказала.

— Вот видишь, это правда!

Он вгляделся в любимые черты. Растрепанная, с ссадинами, она все равно была красива. Эти голубые глаза, источающие тепло и сожаление одновременно.

— Иди! — он оттолкнул ее. — Иди и не задерживайся! Я уж тут сам разберусь!

Она чмокнула его в щеку словно ребенка, встала, задерживая на нем взгляд-и канула в ночь.

Квадрокоптер уже не ныл комариком, уже выл как раненый лось. Ночь вокруг полнилась звяканьем боекомплекта и топотом тяжелых армейских ботинок.

Раздавались торжествующие крики:

— Тут он, сука!

Наверное, Вершинин должен был испугаться, но внутри было полное равнодушие как в море спокойствия на Луне.

В лицо ударили лучи фонарей. Он заслонился, и тотчас заклацали затворы.

— Не стрелять! Живьем брать сволочь! — рявкнул командный голос.

Перед лежащим Вершининым выстроилось человек сто с автоматами. Гравий захрустел под тяжелыми шагами, и раздвинув шеренгу вперед вышел лейтенант Соплянов.

Закон подлости. Его мог арестовать нормальный гвардеец, а получилось, как всегда. Торжество законченного подлеца, ничтожества и гада.

— Я не удивлен, Палыч, как низко ты пал! Когда нам сообщили о проникновении на объект группы иностранных так называемых ученных, и мы прогнали снимки группы через систему распознавания лиц-и, о боже, среди гомиков оказался следователь следственного комитета собственной персоной! И на что ты рассчитывал, шпионская твоя морда? Пристрелить бы тебя прямо сейчас! — Соплянов поизучал его реакцию, вернее отсутствие оной и разочарованно спросил. — Твое последнее слово? Можешь сказать пару для истории!

Вершинин подумал и произнес:

— Нос человека растет до старости!

Зубы Соплянова скрежетнули настолько громко, можно было подумать, танк подъехал, типа «Прорыв».

— Это можно будет скоро проверить! Тебе недолго осталось!

24. Бекк