Мракобой

Озерковская набережная, 44.

Я ушел из кальянной ночью. Шел по обочине улицы, прижимаясь к стенам домов, отмечая разительную перемену, произошедшую с городом. Москва погрузилась во тьму. Едва отошел от кальянной словно попал в каменный век. Никаких машин, визжащих покрышками на поворотах. Клаксонов. Пьяных криков спившихся граждан. Либо гортанных приветствий мигрантов. Опять же. Без песен на плохих проигрывателях «Я без тибя ни магу!».

Шум был, но другого порядка. Стреляли. Вдалеке бухали одиночными. Пару раз уже ближе раздавались истошные крики, нехорошо оборвавшиеся. На стенах метались блики от далеких пожарищ. Все попавшиеся на пути сетевые магазинчики были как один разграблены.

Я сунулся в один, и едва не наступил в темноте на покойника. Трупы стали встречаться и на улице.

Шуша нашлась! Наверняка ушастый скрывался неподалеку, опасаясь подойти к дурно пахнущей кальянной. А стоило мне отойти, как шерстяной обнаружился на подоконнике ближайшего дома. Сидел в полной неподвижности, изучая меня черными бусинками глаз. Уж как я был рад. Стиснул ушастого, прижал. Тот сразу вывернулся, спрыгнул и стал вылизывать шкурку. Шиншиллы терпеть не могут следы от жирных рук. А все руки людей для них жирные. Шиншиллы и купаются не как все в воде, а в пыли. Шкурка у них чрезвычайно густая и от воды не просушивается.

От покойников Шуша шугается сильно. Я сначала не понял почему. Потом углядел сидящую над трупом огромную крысу. Прикрикнул на нее, в ответ она оскалила огромные окровавленные клыки. Укусит, и куда я потом денусь. Оптимизированной медицины более нету.

Вскоре услышал плеск воды и вышел на Озерковскую набережную к водоотводному каналу. Где-то здесь должны были быть переброшены мостки, но в темноте ни черта не было видно. Решил подождать до утра.

Рядом в полной темени возвышалась многоэтажка. Я обошел ее со двора. Все подъезды были закрыты железными дверями, но без электричества их функция превратилась в проформу. Шуша незамедлительно шмыгнула в первый попавшийся подъезд.

Первый этаж я пропустил. Заметил, что все окна зарешечены, так что в случае шухера не оставалось другого выхода. На втором тоже были железные двери, но все распахнуты. Никаких следов взлома я не обнаружил. Жильцы сами оставили свои квартиры открытыми, чтобы мародеры не портили замки.

Я выбрал дверь потолще и вошел. Шуша как всегда стремительно ворвалась поперед батьки и мигом втерлась в первую попавшуюся щель между мебелью и стеной. Я всегда удивлялся, как залихватски она это проделывает, а ведь попец у нее дай боже.

С другой стороны, раз Шуша ничего не почуяла, знать в квартире нет чужих. Я запер дверь и наскоро осмотрелся вновь приобретенным ночным зрением. Квартира оказалась целехонька. Девайсы, мебель, керамогранит напольный в идеальном состоянии. Огромный матрас Аскона белейший как снег и даже не обоссан. Сколько я потом встречал их обоссанных, исполосованных, вывернутых наизнанку, словно кто-то мстил за прошлую жизнь именно матрасам, словно белые пружинистые матрасы Аскона и были символом утраченного комфорта.

Именно на этом чудесном матрасе я и нашел упокоение на ночь. Полежал, слыша быстрые мелкие шажки Шуши по керамограниту. Пару раз ушастый поскользнулся и навернулся, видно попу занесло на повороте. А потом провалился в сон.

Утром разбудил меня шум подъехавших машин.