Мракобой

Гуманитарная помощь.

Пестель вернулся в подъезд чрезвычайно решительно. Распахнул дверь в крайнюю квартиру. Просторные комнаты, без мебели, в стиле манимализма, белые как медкабинет. Он осмотрел все, оружия не нашел. Тогда стал искать холодильник. Надо признать, это оказалось сложной задачей, холодильник был спрятан среди похожих шкафов на кухне. Как и вся аппаратура в квартире он был выключен, а провод свернут и зафиксирован. Хозяева оказались аккуратными и не только. Это он понял чуть позже.

Холодильник был полон продуктов. Почти все в вакуумной упаковке, которая гарантировала долгую сохранность. Он набивал ими сумку, когда почуял неладное. Продукты вываливались через дыры в упаковке, их не стала есть даже Шуша. Безнадежно испорчены. Полный холодильник, десятки упаковок, и все аккуратно надрезаны, чтобы не достались никому.

Пестель вывалил погань обратно и пошел искать фотографию хозяев. Хотелось посмотреть им в глаза.

Шум шагов с улицы отвлек его от этого безусловно необходимого сейчас занятия. Надо сказать, окна были разбиты, почему-то в послевоенной Москве первым делом начали бить стекла. С улицы тянуло дымком, и брели какие-то люди.

Это Пестеля удивило. Увиденное в последние дни заставило уверовать, что в Москве остались лишь бандиты и их жертвы.

Нет, по улице передвигались обычного вида мужчины и женщины. Многие со скрипом катили тележки, детские коляски с грузами, чемоданы на колесах. Общий поток двигался в сторону Манежной.

— Что случилось? — крикнул он в окно.

Обернулась одна из бабок.

— Гуманитарку дают!

Пестель почувствовал облегчение. Жизнь возвращается в нормальное русло. То, что он видел, всего лишь эпизод.

Он позвал Шушу. Она мгновенно проявилась, уставилась бусинками глаз. Он поймал ее и сунул в сумку. Что-то говорило ему, что при таком раскладе Шуша скоро перейдет в разряд еды, и в ней станут видеть лишь тушку для бульона. Шуша возмущенно пискнула в сумке. Ей не понравился ход мыслей Пестеля.

Он вышел из подъезда и присоединился к общей толпе. Рядом оказался мужичок с непропорционально длинным лицом.

— Прибарахлился? — он кивнул на сумку Пестеля, в которой болтанулась Шуша.

— Куда там? Хозяева всю еду специально испортили! — пожаловался Пестель.

— Евреи! — понимающе кивнул длиннолицый. — Эта еврейский квартал!

Пестель ничего против евреев не имел. Жаль, что фотку хозяев не нашел, пожалел он. Тогда бы точно удалось установить национальность сволочей. Почему-то это было важно.

Дыма на улице стало больше. Люди заходились в кашле, дышали через платки.

— Консерватория горит! — пояснил длиннолицый. — Говорят, там всех евреев поубивали!

Он был явно неравнодушен к этой нации.

Не знаю, как насчет евреев, но пожар консерватории на Большой Никитской стал одним из первых в череде пожаров в Москве. Город горел целый месяц. Горели огромные торговые молы и отдельные жилые дома. Бензозаправки и гаражи. Отдельные машины и ларьки. Пожары пытались тушить, пока пожарные машины не привели в негодность, или банально слили бензин, а сами пожарники либо сбежали, либо их поубивали мародеры, приняв за форму за русгвардейцев. Да и сами «пинальщики», набранные по Босянинскому призыву в отдаленных районах Калмыкии и Тувы, вскоре самоорганизовались в вооруженные банды.

— Говорят, муку по килограмму дадут! — продолжал тем временем длиннолицый. — Только надо смотреть, чтобы с червями не подсунули! Запасы из Госрезервов, а они все под контролем евреев! Они хорошую муку уже давно продали и разбодяжили с порченной!

На фига мне мука, я и печь не умею, подумал Пестель.