Великие джазовые музыканты. 100 историй о музыке, покорившей мир

Бенни Гудмен в Карнеги-Холл

Про концертный зал Карнеги-Холл, расположенный в Нью-Йорке на углу Седьмой авеню и Пятьдесят седьмой улицы Манхэттена, ходит давнишняя шутка. По слухам, однажды пешеход на Пятьдесят седьмой улице остановил Яшу Хейфеца и спросил его: «Как мне попасть в Карнеги-Холл?» На что великий скрипач ответил: «Практикуйтесь!» У поп-группы Sparks даже есть песня под названием «Как мне попасть в Карнеги-Холл?», и эту же шутку повторяет герой Бреда Питта в «Бесславных ублюдках» Квентина Тарантино. Для каждого любителя классической музыки Карнеги-Холл — это святая святых серьезной музыки, важнейшая и самая престижная концертная площадка в мире. Для музыканта попасть на сцену этого храма искусства — целое жизненное достижение, возможно, пик карьеры.

Зал был открыт еще в 1891 году серией концертов Нью-йоркского симфонического оркестра, в которых в качестве дирижера принял участие Петр Ильич Чайковский. За более чем век на этой сцене состоялись мировые премьеры Симфонии № 9 «Из Нового Света» Антонина Дворжака, «Вариаций на тему Корелли» Сергея Рахманинова, «Контрастов» Белы Бартока, Симфонии в трех частях Игоря Стравинского и многих-многих других крупных произведений. Попасть сюда с почти уличной, возмутительно крикливой и шумной развлекательной музыкой было практически невозможно. Тем не менее оркестр кларнетиста Бенни Гудмена сделал невозможное — в 1938 году на сцене оплота вековых музыкальных традиций зазвучал джаз.

Этот оркестр, конечно, пользовался широкой популярностью. Еще с 1935 году музыкантов Бенни Гудмена с восторгом встречали слушатели всего Тихоокеанского побережья, а триумфальный концерт в зале «Паломар» в Лос-Анджелесе 21 августа 1935 года и вовсе можно считать началом эры свинга. Пластинки с зажигательными записями разлетались на ура, их хвалили критики, слушатели танцевали в проходах между креслами, оркестр можно было видеть в кино, и подростки выстраивались в очереди перед кинотеатрами. Но Карнеги-Холл — на такую площадку джаз-оркестр просто не мог рассчитывать.

Согласно легенде, в конце 1937 года агент Бенни Гудмена начал прощупывать почву для возможного выступления своего босса в Карнеги-Холл в качестве рекламного трюка. Изначально руководитель оркестра отказывался от дерзкой и даже революционной идеи, опасаясь неминуемого провала перед привыкшей к классике аудитории, но когда фильм с его участием Hollywood Hotel получил восторженные отзывы и огромные заголовки в газетах, он взялся за работу и отменил предстоящие выступления. Скоро оркестр появился в Карнеги-Холл на репетициях и познакомился с акустикой легендарного зала. Бенни Гудмен был совершенно незнаком с правилами зала: когда его спросили, сколько времени ему нужно для антракта, он спросил: «А сколько получает Тосканини?»

Против концерта сторонниками генерала Франко был проведен пикет — в знак протеста против поддержки Бенни Гудменом испанского республиканского правительства. Номер не прошел: вечером 16 января 1938 года в Карнеги-Холл было не протолкнуться. Уже несколько недель в кассах не было билетов, все 2760 мест были заняты — при довольно высокой цене в 2,75 доллара за билет. На сцену вышли нервные музыканты, не привыкшие играть перед такой чинной публикой, готовые представить сложную, комплексную программу. Концерт начался с трех свежих номеров оркестра Бенни Гудмена: Don’t Be That Way, Sometimes I’m Happy и One O’clock Jump. Первоначальная реакция была вежливой, но прохладной. Концерт продолжился экскурсом в историю под общим названием «Двадцать лет джаза»: квартет исполнил несколько пьес в духе традиционного джаза.

Потом подошло время для более современного джема на тему Honeysuckle Rose, в котором приняли участие приглашенные гости из оркестров Дюка Эллингтона и Каунта Бейси. Бенни Гудмен передал соло гитаристу Фредди Грину, который никогда не солировал, но ответил поразительной аккордной импровизацией. Зал оживился, и Бенни Гудмен продолжил серией номеров, уже прославивших его оркестр. Вокал Марты Тилтон во время исполнения Loch Lomond даже спровоцировал крики «бис»: в ответ Бенни Гудмен единственный раз за вечер обратился к публике с заявлением, что бис не входит в программу, но Марта скоро вернется с другим номером.

Зал Карнеги-Холл не видел столько танцующих, хлопающих и кричащих молодых людей, некоторые даже бросались к сцене — к огорчению самого Гудмена, который был не в восторге от такой активности. Он был готов играть для любой аудитории, но танцоров предпочитал оставлять в танцевальных залах, а в Карнеги-Холл хотел бы видеть слушателей, сидящих на своих местах. Когда оркестр подошел к кульминации в виде хита Sing, Sing, Sing, успех был уже грандиозный, ботинки танцоров с кожаными подошвами утюжили ворс коврового покрытия Карнеги-Холл. Когда Гудмен закончил свое соло, он неожиданно передал сольную часть пианисту Джессу Стейси. Не готовый оказаться в центре внимания, он спонтанно сыграл пасторальную импровизацию: это был изящный, полный нюансов импрессионистский пассаж с классическим привкусом — маленькое чудо в финале такого хаотичного, ударного номера.

Так афроамериканская музыка контрабандой проникла в зал европейской высокой культуры, и джаз смогла оценить массовая американская публика. За фортепиано сидел Каунт Бейси, на вибрафоне играл Лайонел Хэмптон, на саксофоне — Лестер Янг: одновременное присутствие черных и белых музыкантов на сцене Карнеги-Холл само по себе было колоссального значения событием. Лайонел Хэмптон даже сказал, что после того концерта черным в Америке стало проще проявлять себя в разных областях — например, в бейсболе. Кстати, записи концерта могло бы и не быть, если бы не инициатива некоего Альберта Маркса — мужа Хелен Уард, вокалистки оркестра Бенни Гудмена с 1934 по 1937 год. Он решил записать концерт в качестве подарка для жены.

Технология записи была примитивной: на сцене стояло три микрофона, один над дирижерским пультом и два по краям оркестра. Звукоинженеры не пытались контролировать процесс, так что настройки не менялись на протяжении всего концерта, никто не стремился как-то выделить звучание солиста или подчеркнуть индивидуальный характер каждого номера, как это делается в современной записи. Звук шел в микшерский пульт за кулисами, а оттуда — в грузовик фирмы CBS, стоявший в переулке. Из грузовика материал по телефонной линии вещательного качества подавался в студию звукозаписи в центре города. В итоге были нарезаны ацетатные пластинки — каждая на восемь минут сорок пять секунд. Увы, запись получилась достаточно скверной, номера звучат с разной скоростью.

Выпустить ее в то время было невозможно, потому что с Бенни Гудменом играли музыканты из других оркестров и возник сложный вопрос авторских отчислений. К тому же Американская федерация музыкантов требовала непомерно высокие деньги за воспроизведение по радио записанного, а не живого материала. Запись, которая не могла попасть в магазины и крутиться на радио, оказалась потерянной и существовала только в двух экземплярах: один набор ацетатных пластинок принадлежал Хелен, другой — самому Бенни Гудмену. В 1950 году его невестка случайно нашла запись, убираясь в шкафу в нью-йоркском доме руководителя оркестра. Героическими усилиями гарвардского физика Билла Сэвори было восстановлено семьдесят пять процентов выступления. Концерт был выпущен — это была первая долгоиграющая пластинка на тридцать три оборота в минуту, распроданная тиражом свыше миллиона копий. В 1985 году на компакт-диске вышла новая версия — с использованием ацетатов, принадлежавших Хелен Уард. Лишь в 1998 году на архивной полке нашлись лучшие по качеству алюминиевые мастер-диски студии CBS, что позволило, наконец, издать концерт в полном виде.

В 1998 году в Школе искусств Дюка Эллингтона New Columbia Swing Orchestra по-своему отметил 60-летие концерта Бенни Гудмена в Карнеги-Холл. Была сыграна музыка с памятного концерта, на сцене использовалось старинное оборудование 30-х годов. Даже билет стоил те же 2,75 доллара!

Послушать

Benny Goodman. Live At Carnegie Hall 1938 Complete (2010)

Legacy

После множества приключений запись революционного концерта оркестра Бенни Гудмена в Карнеги-Холл все же дошла до полок музыкальных магазинов. Ее можно послушать в виде старенького компакта 1992 года, можно ознакомиться с расширенным вариантом с улучшенным качеством 1999 года, можно вообще найти тот самый виниловый комплект из двух пластинок 1950 года выпуска — это важнейший документ эпохи и претендент на звание лучшего концертного альбома в истории. Какие только технологии не использовались при реставрации звука эпохального концерта — он во всех видах и под всеми обложками все равно звучит по старинке, отражая скромные усилия, которые были приложены во время оригинальной записи 1938 года. Здесь важнее не удаление дефектов и шумов — важно почувствовать волнение и атмосферу того времени и того места — и, конечно, полыхающий огонь двенадцатиминутной Sing, Sing, Sing.