Великие джазовые музыканты. 100 историй о музыке, покорившей мир

Хард-боп: джаз как он есть

Слово hard в переводе с английского означает «жесткий», «твердый», «тяжелый». Судя по прямому переводу, хард-боп — это некий жесткий бибоп, джазовый аналог хард-рока с его волосами до плеч, ревом гитар и выкрученными до максимума ручками громкости. На самом деле все не совсем так: музыканты хард-бопа как раз смягчили самые радикальные проявления бибопа, «причесали» его, сделали более доступным и популярным. Парадоксально, но музыка при этом не лишилась накала, стала и впрямь более «тяжелой», напористой и ритмически плотной. Джазменам удалось сохранить баланс между относительной простотой и возможностями для творчества.

Вначале было слово. И слово было «бибоп». Хард-боп был продолжением бибопа: его сложных аккордов, скоростных ритмов и импровизаций пулеметной скорости. В определенный момент эстетика бибопа зашла в тупик. Его отцы-основатели были подлинными виртуозами, уровень саксофониста Чарли Паркера и трубача Диззи Гиллеспи оставался недосягаемым, но легионы их последователей (саксофонисты по всей Америке увлеченно копировали Паркера) пожертвовали точностью и эмоциональностью игры ради пущей скорости и внешних эффектов. Джазовые концерты стали напоминать спортивные состязания, в которых кубок отдавался тому, кто выдует больше нот в минуту.

Возникший в конце 40-х годов противовес бибопу — прохладный, рассудочный, умиротворенный кул-джаз, возродил некоторые элементы свинга, который боперы считали второстепенными, например, написанные в нотах аранжировки, но в середине 50-х энтузиазм холеных красавцев музыкантов кул-джаза с Западного побережья пошел на убыль. Новая, волнующая и наполненная шумом большого города музыка, которую журналисты именовали «хард-бопом» (первым был критик The New York Herald Tribune Джон Мехеген), к этому времени уже являлась новой модой, джазовым мейнстримом, то есть популярным джазом, явлением, с которым ассоциировала термин «джаз» широкая публика.

В хард-боп, по сути, влилось целое поколение молодых модернистов, ценивших достижения Паркера и Гиллеспи, но стремившихся найти собственные голоса. Новое поколение отошло от радикализма, свойственного их предшественникам: к 1950 году такие джазмены, как саксофонист Сонни Стит, трубачи Клиффорд Браун и Фэтс Наварро сгладили эксцентрику раннего бибопа. Кул-джаз казался им недостаточно эмоциональным и порывистым, и они стремились наполнить свою музыку элементами госпела, вернуться к корневому блюзу и использовать структуры модного на тот момент ритм-энд-блюза — ранней предтечей рок-н-ролла и соула. Ближе к концу 60-х хард-боп впитал в себя и элементы модального джаза (продолжительная игра на одном аккорде), и авангарда, но остался по-прежнему приземленным и массивным.

Хард-боп развивался постепенно, точной даты его зарождения не существует. В качестве отправной точки можно рассматривать работы трубача Майлза Дэвиса: в 1955 году он наметил новые пути развития джаза, выступив на джазовом фестивале в Ньюпорте с балладой Телониуса Монка ’Round Midnight. В его записях для Blue Note Records 1952—1954 годов принимали участие такие важные стилисты джаза 50-х, как альт-саксофонист Джеки Маклин (чей звук сильно отличается от кул-звучания Пола Дезмонда или Ли Коница), тенор-саксофонист Сонни Роллинс (хард-боповая версия Коулмена Хокинса), тромбонист Джей Джей Джонсон, пианист Хорас Сильвер и виртуозный, легкий на подъем барабанщик Арт Блейки.

Последняя пара образовала группу The Jazz Messengers: еще один важный ранний документ хард-бопа — это две пластинки A Night At Birdland (1954) с записью этого состава в нью-йоркском клубе Birdland. Арту и Хорасу хотелось уйти от принципов джазовой сцены начала 50-х, когда джазмены в клубах без всяких репетиций и подолгу играли в клубах общеизвестные блюзы и стандарты, даже не думая о запросах аудитории. Оба нуждались в признании публики, а для этого были нужны запоминающиеся, завершенные, отточенные мелодии. Хорас Сильвер в 1955 году написал The Preacher — краеугольный камень хард-бопа. Эту забавную, несложную для исполнения пьесу считали банальной и старомодной из-за явного влияния госпела (и даже не хотели записывать), но неожиданно она стала хитом. Многие хиты хард-бопа были созданы по этой же формуле.

Одним из основоположников эстетики хард-бопа также выступил Фэтс Наварро, трубач из Флориды, в жилах которого смешались кубинская, китайская и афроамериканская кровь. С 1947 года он жил в Нью-Йорке, где играл с Чарли Паркером, но не вступил в его группу из-за низкой оплаты. Наварро употреблял героин, что в сочетании с туберкулезом и проблемами с весом привело его к смерти в возрасте 26 лет. Теплый тон и логичность игры Наварро, в отличие от бурных зигзагов Диззи Гиллеспи, привлекали массу последователей, в том числе и Клиффорда Брауна, который сделал серию исторических записей квартета с участием барабанщика Макса Роуча в 1954—1956 годах. В отличие от своего предшественника Браун не употреблял наркотики, но тоже умер молодым: в 1956 году в возрасте 25 лет он попал в аварию, но до той трагической дождливой ночи на шоссе Клиффорд Браун успел повлиять на целое поколение трубачей.

Расцвет хард-бопа совпал с важным сдвигом в производстве пластинок: на рынке с 1948 года уверенно обосновался новый формат долгоиграющего альбома на тридцать три оборота в минуту: на пластинку-гигант умещалось больше музыки, и теперь пьеса могла длиться хоть двадцать минут — это давало больше простора для творчества. Пластинки казались ценными артефактами: они солидно выглядели, были «одеты» в красивые обложки, звук поражал стабильным качеством, как в случае с альбомами лейбла Blue Note. Руководители фирмы платили музыкантам за репетиции и рекомендовали включать на запись новый материал — именно этот лейбл превратился в настоящий инкубатор хард-бопа, выпустивший всю классику жанра.

Хотя в начале 60-х горячей новостью для первых полос был скандальный фри-джаз, хард-боп не сдавал позиций и оставался доминирующим джазовым стилем с 1955 по 1968 год. Главными звездами были трубачи Клиффорд Браун, Фредди Хаббард, Ли Морган (у него даже был хит-сингл The Sidewinder), тенор-саксофонисты Сонни Роллинс и Хэнк Мобли, гитаристы Кенни Баррел, Грант Грин и Уэс Монтгомери, органист Джимми Смит, пианисты Хорас Сильвер и Бобби Тиммонс. Записи всех этих музыкантов можно найти на многочисленных альбомах лейбла Blue Note: часто они сопровождали игру друг друга.

К концу 60-х хард-бои потерял былую звонкость и свежесть. Фирма Blue Note была продана, и джаз утратил один из своих самых значительных лейблов. На основе хард-бопа развился более коммерчески успешный и доступный соул-джаз, который перетянул к себе джазовую аудиторию, а музыканты искали новые пути в авангарде, фьюжне, фанке или в поп-музыке. Тем не менее хард-боп никогда полностью не уходил со сцены, а в 80-х годах возродился во всем блеске в движении «молодых львов» во главе с трубачом Уинтоном Марсалисом, которые превратили акустический хард-боп в отправную точку своего творчества (об этом — в отдельной главе).

Сегодня хард-боп продолжает с разной степенью активности присутствовать на джазовой сцене по всему миру, он является неким средним арифметическим современного джаза: «джазом как он есть». В своих наиболее доступных, ритмично-драйвовых формах он может быть востребован широкой публикой, но при этом оставляет музыканту множество возможностей для фантазии и самореализации. В этой универсальности — один из секретов долголетия хард-бопа, который и по сей день — блестящий джазовый мейнстрим, в меру экспериментальный, в меру танцевальный.

Послушать

Oliver Nelson. The Blues & The Abstract Truth (1961)

Impulse

В своем альбоме The Blues & The Abstract Truth саксофонист, аранжировщик и композитор Оливер Нельсон поставил перед собой цель исследовать скрытые возможности простой блюзовой формы. Многие музыканты хард-бопа озадачивались этим же, но эта пластинка — один из самых красивых и волнующих результатов подобных поисков. В студию 23 февраля 1961 года пришел потрясающий состав: трубач Фредди Хаббард, флейтист Эрик Долфи, пианист Билл Эванс, басист Пол Чемберс, барабанщик Рой Хайнс и баритон-саксофонист Джордж Бэрроу, который не играл соло, но внес важный вклад в общее звучание. Музыканты записали шесть пьес, среди которых подлинным бриллиантом блистает шестнадцатитактовый блюз в до-миноре Stolen Moments. Кроме этого шедевра — веселая перекличка инструментов в Hoedown, блюзовый водоворот Yearnin’, динамичная классика хард-бопа Cascades и Butch & Butch, а также угловатый финал Teenie’s Blues. При всей гармонической простоте блюз, пропущенный через прогрессивные идеи хард-бопа, еще не был столь изысканным.