Великие джазовые музыканты. 100 историй о музыке, покорившей мир

Джазовый стандарт: язык международного общения

Джазмены всего мира говорят на одном языке, потому что каждый из них назубок знает мелодии так называемых стандартов — классических композиций, составляющих основу основ джазового репертуара. В какой бы джазовый клуб вы ни пришли — будь то в Нью-Йорке, в Москве или в Токио, — везде есть шанс услышать ’Round Midnight Телониуса Монка, Stardust Хоуги Кармайкла или гершвиновскую Summertime. Подкованный слушатель всегда заинтересован в новых прочтениях старых, порой даже древних мелодий: какой-нибудь Tiger Rag, впервые записанный в 1917 году пионерами джазовой звукозаписи Original Dixieland Jazz Band, с интересом записывается и исполняется до сих пор — зарегистрированных версий знаменитой пьесы уже гораздо больше сотни. Таких неувядающих мелодий достаточно много (профильные сайты по джазовым стандартам насчитывают, скажем, тысячу пьес!), но существует костяк из пары десятков самых-самых композиций — подлинная джазовая азбука.

Основой для джазовой аранжировки или импровизации может оказаться любая песня или мелодия: от классической до народной, от экзотической до поп-хита. В джазовом виде были представлены и The Beatles, и Иоганн Себастьян Бах, и музыка из диснеевских мультиков — выбор зависит только от настроения, предпочтений и задач музыканта. Но некоторые мелодии популярнее остальных: что же делает стандарт стандартом? Мгновенная узнаваемость, приятная мелодия, музыкальные возможности и — просто случай, игра времени и вкусов. Например, версия Stardust, сделанная Луи Армстронгом в 1931 году, тут же сделала мелодию популярной среди других музыкантов. А вот Body And Soul превратилась в стандарт лишь в версии Коулмена Хокинса 1938 года, хотя до этого ее записывали тот же Армстронг и Бенни Гудмен в 1930 и 1935 годах соответственно.

Как ни парадоксально, огромную долю джазовых стандартов написали вовсе не джазовые музыканты. Сотни пьес взяты в качестве основы для импровизации из «Великого американского песенника» — огромного собрания песен, написанных в первой половине XX века для бродвейских мюзиклов и голливудских постановок. Сегодня эти трехминутные шедевры авторства Ирвина Берлина, Коула Портера, Хоуги Кармайкла или «Шекспира песенников» Джонни Мерсера — подлинная классика, уникальное творческое наследие, из которого джаз многими десятилетиями черпал силы и идеи. Конечно, этот песенный массив активно осваивался (и осваивается по сей день) многочисленными музыкантами и вокалистами. Даже средний певец имеет шанс заслужить больше аплодисментов, чем виртуозный инструменталист: особенно если он исполняет маленькую драму из «Великого американского песенника». А вот Элла Фицджералд не стала мелочиться и между 1954 и 1964 годами записала целых 252 канонические песни, объединенные в серию Songbook, каждый альбом которой посвящен отдельному автору-песеннику.

Еще один поставщик стандартов — поп-песни начала века, тоже входящие в тот же великий американский канон. Нью-Йорк еще в конце XIX века стал центром американской поп-музыки: на Двадцать восьмой Западной улице между Пятой и Шестой авеню располагался район под шутливым названием Tin Pan Alley («Улица оловянных кастрюль»). В здешних офисных зданиях гнездились издатели нот, команды авторов-песенников, музыкальные торговые агенты и музыкальные магазины. Свое название улица получила благодаря какофонии, которая раздавалась тут, когда в каждом офисе кто-нибудь играл на рояле свою мелодию. Звук был такой, будто кто-то колотит по оловянной кастрюле! К тому же в офисах музыкальных издателей стояли дешевые пианино, клавиши которых стучали с жестяным звуком. Журналист Монро Розенфельд, описывая Двадцать восьмую улицу в 1903 году, сравнил ее с огромной кухней, на которой что-то готовят, побрякивая сковородками.

Эта «кухня» начала XX века породила целую поп-индустрию, которая напрямую связана с джазом: импровизации на темы сентиментальных баллад с «Улицы оловянных кастрюль» были любимым развлечением целых поколений джазменов. В 30-х годах пианист и композитор Фэтс Уоллер получил в свое распоряжение набор новейших популярных песен с «Улицы оловянных кастрюль» с возможностью выбора для записи — записывать музыку собственного авторства ему удавалось редко. Между тем сам Уоллер еще в 20-х годах сочинил свои вечнозеленые хиты Honeysuckle Rose и Ain’t Misbehavin’. Последнюю песню, например, исполняет современная звезда джазового вокала Питер Чинкотти, и его поклонницы восхищаются его «новой» песней, хотя она сочинена за десятилетия до их рождения. Она настолько старая, что уже новая!

Бродвейская театральная сцена и киноверсии популярных мюзиклов долгие годы служили поставщиками самых популярных стандартов, хотя изначально музыка оттуда джазом и не являлась. Уже в 20-х Джордж и Айра Гершвины написали The Man I Love, а Ирвин Берлин — эпохальную Blue Skies, которая на одном из представлений мюзикла Betsy удостоилась биса двадцать четыре раза! В 30-х годах появились такие шедевры, как Summertime Джорджа и Айры Гершвинов, My Funny Valentine Ричарда Роджерса и Лоренца Харта, All The Things You Are Джерома Керна и Оскара Хаммерстайна II — эти песни и сегодня считаются самыми записываемыми джазовыми стандартами. Но и их по числу исполнений превзошла песня Body And Soul Джонни Грина, ставшая хитом в версии саксофониста Коулмена Хокинса в 1939 году.

Ранним популяризатором стандартов был Луи Армстронг — один из немногих музыкантов, обладавших в 20-х годах возможностью свободно выбирать репертуар. Белый певец Бинг Кросби, большой поклонник Луи Армстронга, перенес его вокальные инновации и ключевые мелодии в мир поп-музыки — сначала как участник The Rhythm Boys с оркестром Пола Уайтмена, потом в качестве самого элегантного и популярного певца 30-х годов. Баритон Кросби спас мир от «мальчиков-теноров», заполонивших сцену с конца 20-х, и сделал популярными такие песни, как Stardust и How Deep Is The Ocean. Танцор, актер и певец Фред Астер обессмертил мелодии Night And Day, The Way You Look Tonight, A Foggy Day и They Can’t Take That Away From Me. Потом их же с большим успехом исполнял по всему миру голубоглазый щеголь Фрэнк Синатра — все эти песни, как на подбор, вышли из мюзиклов и их голливудских киноадаптаций.

Казалось бы, такое высокохудожественное и амбициозное направление, как бибоп, должно было бы сбросить с «парохода современности» устаревшие сентиментальные песни из мюзиклов, но не тут-то было. Сама идея бибопа родилась у Чарли Паркера, когда он импровизировал на тему из пьесы Рэя Нобла Cherokee 1938 года — и из этой же мелодии родился ранний паркеровский шедевр Ко-Ко. Если взглянуть на программу концерта Чарли Паркера за март 1947 года, десяток из двадцати шести пьес — это стандарты (все те же Body And Soul, Stardust, Perdido), а еще несколько авторских композиций построены на аккордных заменах из стандартов (Hot House, Ornithology). Впрочем, творения самих боперов со временем сами превратились в стандарты: Salt Peanuts и A Night In Tunisia Диззи Гиллеспи, Yardbird Suite, Scrapple From The Apple Чарли Паркера и — подлинный гимн джаза — ’Round Midnight Телониуса Монка, записанный и сыгранный бесчисленное количество раз.

Первые авторские, подлинно джазовые стандарты написал еще Дюк Эллингтон: его It Don’t Mean A Thing (If It Ain’t Got That Swing), Sophisticated Lady, Caravan вошли в обязательную программу для изучения любого джазмена в любой точке света. Хит 1938 года Sing, Sing, Sing Бенни Гудмена опознается даже без мелодии — лишь по вступлению на томах барабанщика Джина Крупы. То же самое касается и знаменитой пьесы Take Five Пола Дезмонда — ее легко опознать по одному ритму в пять четвертей. В 50-х и 60-х стандартами становились уже сплошь авторские вещи джазменов, ведь времена расцвета бродвейских мюзиклов и «Улицы оловянных кастрюль» канули в прошлое: с тех времен всеобщим джазовым достоянием стали такие вещи, как All Blues и So What Майлза Дэвиса, Impressions Джона Колтрейна, Maiden Voyage Херби Хэнкока.

Стандарты прекрасно себя чувствуют и сегодня. Старые, вроде бы затертые до дыр песни можно найти в новых обработках и на авангардных джазовых пластинках, и в ориентированных на поп-рынок альбомах. Например, британский певец Робби Уильямс с полноценным оркестром перепел свои любимые хиты джазовых и эстрадных певцов прошлого в пластинке Swing When You’re Winning (2001) — то же самое делает Род Стюарт в своей серии альбомов, посвященной «Великому американскому песеннику». Новые мелодии тоже постепенно становятся стандартами. Когда-то в джазовый репертуар вошли песни The Beatles и The Rolling Stones, но библиотека стандартов пополняется из самых неожиданных источников. Ветеран поп-музыки Пол Анка проделал мудреную операцию: на альбоме Rock Swings (2005) весьма убедительно записал целую россыпь поп- и рок-песен, придав им вид настоящих джазовых стандартов. Как оказалось, музыка Эрика Клэптона и Nirvana, Pet Shop Boys и Майкла Джексона прекрасно смотрится в строгом костюме свингового оркестра.

Послушать

Various Artists. The Best Of The Definitive American Songbook (2003)

Capitol

Приятный во всех отношениях двойной сборник песен из «Великого американского песенника» в классических исполнениях — когда-то поп-музыка была элегантной, как шляпа Фрэнка Синатры (Night And Day), и трогательной, как голос Джуди Гарленд (американцы, воюющие с Гитлером, слушали в окопах Over The Rainbow). Песни, представленные здесь, как правило, в своем первозданном бродвейско-голливудском виде, таили в себе нескончаемые возможности для джазовых аранжировок и импровизаций. Хронология сборника простирается с 1937 (They Can’t Take That Away From Me в исполнении Билли Холидей) по 2001 год (Embraceable You в версии Диан Ривз), что еще раз доказывает вневременную природу этих песен. Здесь можно услышать и поп-певцов (Бинг Кросби), и исполнителей ритм-энд-блюза (Рэй Чарльз), и легенд джазового вокала (Сара Воэн, Элла Фицджералд). И даже патриарха кантри Вилли Нельсона с его прочтением песни Blue Skies Ирвина Берлина, которая за полвека с момента написания в 1926 году до этого исполнения 1978 года (да и до сегодняшнего момента) не утратила ни толики своей светлой красоты. Поразительная версия My Funny Valentine в исполнении трубача Чета Бейкера — тоже здесь.