Великие джазовые музыканты. 100 историй о музыке, покорившей мир

ECM Records: самая красивая музыка после тишины

Звучание американских джазовых пластинок устраивало не всех. Немецкий контрабасист и продюсер Манфред Айхер любил джаз, но считал, что он неправильно записывается — грубо и грязно. Тогда в 1969 году он занял 16 тысяч марок и основал свою собственную фирму-лабораторию, которая была призвана реализовать его мечту об идеальном звуке. Трудно поверить, но мюнхенский лейбл ЕСМ (Edition Of Contemporary Music, «Издание современной музыки») с его принципиальным отказом потворствовать вкусу масс существует до сих пор, руководится тем же человеком и даже неплохо себя чувствует после выпуска более чем 1200 альбомов с весьма сложной, а часто вызывающе надмирной музыкой.

Душа лейбла — ее основатель, продюсер и идеолог Манфред Айхер, которому уже под 70 лет. В прошлом он учился в берлинской Академии музыки, какое-то время работал в знаменитой фирме Deutsche Grammophon, которая выпускает классические записи уже более 100 лет и известна своими высокими стандартами звукозаписи: «Музыка — центр моей жизни, ее ядро. Все вращается вокруг нее, и к ней я всегда возвращаюсь: в концертные залы, в церкви и студии. Музыка — это мое призвание: сессии звукозаписи должны делать в уникальной атмосфере, которая вызывает желание изменить что-то».

Этот серьезный человек подвел под свое детище целую философскую систему в лучших традициях немецкого интеллектуализма. Звуковой идеал — это тишина. Но раз мы не можем жить в тишине и слушать тишину, то существует музыка. И это неизбежное зло нужно правильно подать и довести до такого состояния, чтобы оно гармонировало с миром и со слушателем, существовало в определенном смысловом и акустическом пространстве. Не случайно канадский джазовый журнал в 1971 году охарактеризовал продукцию ЕСМ как самый красивый звук после тишины, и с тех пор эта фраза стала девизом фирмы.

С точки зрения Манфреда Айхера, американские продюсеры так и не поняли, как правильно записывать музыку. В погоне за своим идеалом он уже в начале 70-х годов использовал многоканальную технику и сложную студийную работу: сегодня на ЕСМ используется сорокавосьмиканальная аппаратура. При этом на запись каждой пластинки отводится, как правило, ровно два дня, чтобы музыканты в сжатый срок сконцентрировались и выдали лучшее из того, на что они способны. Третий день уходит на сведение в студии в Осло, где колдует звукоинженер Ян Эрик Кунгсхауг. Результат сравнивают со звуковым хрустальным дворцом, в сводах которого живут и переливаются все малейшие музыкальные нюансы.

Первые релизы были сплошь джазовые: начиная с пианиста Мэла Уолдрона в 1969 году, на ЕСМ издавали свои работы пианисты Кейт Джаррет (главная звезда), Чик Кореа и Пол Блей, барабанщик Джек Де Джонет, вибрафонист Гэри Бердон, гитарист Пэт Мэтини, трубач Дон Черри, басисты Чарли Хейден и Дейв Холланд, а также авангардный The Art Ensemble Of Chicago. Помимо американцев, Манфред Айхер с увлечением записывал норвежских музыкантов (непременных саксофониста Яна Гарбарека и барабанщика Йона Кристенсена), а также шведов, финнов, датчан, итальянцев, греков. Немецкие же музыканты на удивление записывались у Манфреда Айхера совсем нечасто.

Джаз занимает на лейбле особое положение, но силами ЕСМ издавалось много разной музыки, которая часто выходила за рамки разных стилей, жанров и культурных стереотипов. Всевозможные записи тунисских, индийских, бразильских, пакистанских, алжирских, ливанских музыкантов соседствуют в одном каталоге с европейской классикой, минимализмом и академическим авангардом Альфреда Шнитке, Стива Райха, Джона Кейджа, Мередит Монк. Именно на ЕСМ впервые вышел удивительный альбом эстонского композитора-минималиста Арво Пярта Tabula Rasa (1984).

Особая статья — межкультурные эксперименты. На ЕСМ давно стало традицией «сталкивать лбами» музыкантов из разных стран (и даже с разных континентов) и музыку разных эпох. Например, на альбоме Siwan (2009) вдохновленный творческим расцветом времен мусульманского владычества в Испании Средних веков норвежский пианист Йон Балке играет вместе с марокканской певицей Аминой Алауи, алжирским скрипачом Кхером Эддином М’Качиче, американским трубачом Джоном Хэсселом и ансамблем барочных струнных инструментов. И таких неожиданных сочетаний очень много.

Одинаково влюбленный и в джаз, и в классику Манфред Айхер не имел ничего против смешения двух эстетик. У него джаз звучал чинно, как в концертном зале, а академическая музыка — с долей джазовой свободы. Например, на альбоме-бестселлере Officium (1994) саксофонист Ян Гарбарек сыграл на фоне грегорианских хоралов в исполнении английского The Hilliard Ensemble и ренессансной полифонии, Кейт Джаррет записал несколько альбомов с музыкой Баха, Моцарта, Шостаковича и других классиков, а пианист Василис Цабропулос использовал древние византийские песнопения в качестве источника для импровизации.

На ЕСМ музыка превыше всего. Манфред Айхер записывает тех, кто ему нравится, позволяет музыкантам довериться своим инстинктам и играть то, что они сами сочтут нужным. Говорят, он даже не подписывает с исполнителями контрактов, и сотрудничество строится на взаимном доверии! Удивительно, но такой подход не мешает лейблу уже более сорока лет считаться относительно прибыльным предприятием. Экономическая формула ЕСМ основана не на расчете на хиты и продажи, а на небольшой прибыли от одной пластинки, которую можно пустить на создание следующей пластинки — и так до бесконечности. А преданные любители музыки лейбла обеспечивают стабильный спрос.

С самого начала каждый альбом ЕСМ был помещен в определенные эстетические рамки: вылизанный до блеска звук, авторский материал, минималистическое оформление. Все вместе сообщало музыке общий налет высокомерия и евроцентризма, за который лейбл подвергался критике. Продукция ЕСМ даже помещалась в опасную близость с нью-эйджем с его поверхностным мистицизмом и успокаивающими синтезаторными переливами для медитации. После бурной революции фри-джаза мягкая, камерная эстетика мюнхенского лейбла казалась «экологически чистой» и выхолощенной.

Звук, над которым корпит Манфред Айхер, хвалили на все лады, но и критиковали — за холодность, отсутствие свойственной джазу спонтанности и бурлящей энергии. Одни считают, что студийный перфекционизм убивает душу музыки, но глава ЕСМ не устает объяснять, что, напротив, кропотливая работа над звуком помогает музыке сверкать всеми своими гранями и высвобождать весь свой потенциал. Так или иначе, многие пластинки лейбла давно стали классикой, а его подход к звуку и музыкальному бизнесу доказал свою жизнеспособность и востребованность.

Если «звук ЕСМ» существует, то существует и «вид ЕСМ». Дизайн обложек в философии Манфреда Айхера играет не менее серьезную роль, чем звук. Обложки сами по себе являются «виртуальными поэмами», которые дополняют музыку и тоже звучат — только беззвучно (как тут не вспомнить знаменитый девиз о музыке ЕСМ, которая является лучшим звуком после тишины!). На конвертах ЕСМ, как правило, не увидишь привычных фотографий музыкантов. Вместо них — пейзажи и явления природы, монохромные ландшафты севера Европы, минималистичная игра с текстурой. Примеры — обложка альбома The Music Improvisation Company (1970) (просто мятый лист с именами) или дебютный альбом Пола Блея и Гэри Пикока с текстурным абстрактным квадратом посредине.

Под этим подходом, как и следовало ожидать, кроется серьезная философская подоплека и «поэзия пропорции». Манфред Айхер верит в нерушимую эффективность визуального начала. Но в условиях бесконечного потока все новых изображений большинство фото, которые попадаются нам на глаза, по-прежнему оставляют желать лучшего. Каждый образ с обложки ЕСМ — ступенька, звук и сигнал. Конверт не обязан запечатлевать мир или показывать музыкантов за работой; слушатель сам достроит картину, вслушиваясь в музыку. Искусство не обязано содержать информацию: наоборот, искусство начинается там, где кончается информация. Поэтому и лучший способ познакомиться с лейблом ЕСМ — добыть несколько альбомов с обманчиво простыми абстрактными обложками и внимательно их оценить.

Послушать

Chick Corea. Return То Forever (1972)

ЕСМ

Этот классический альбом был записан в Нью-Йорке 2—3 февраля 1972 года. Практически весь материал сочинил пианист Чик Кореа, который здесь солирует на электропиано, дополняемый ритмами барабанщика Аирто Морейры, вокалом Флоры Пурим, контрабасом и бас-гитарой Стенли Кларка, а кроме того, флейтой и саксофоном Джо Фаррела. На первой стороне уместились три пьесы: двенадцатиминутная мечтательная Return То Forever, медитативная Crystal Silence и нежная самба What Game Shall We Play Today?. Всю вторую сторону занимает поток сознания Sometime Ago-La Fiesta, в котором можно выделить три части, сыгранные без пауз. Сначала — импровизированное вступление, потом ощущение китайского пейзажа перетекает в нечто латиноамериканское, а уже после Фаррел берет сопрано-саксофон, и группа принимается за La Fiesta, джазовый стандарт Чика Кореа с кастаньетами и привкусом фламенко. В музыке много воздуха, тепла и света; она похожа на мягкий бриз на тропическом пляже и в сочетании с загадочной, эзотерической атмосферой являет один из самых впечатляющих примеров эстетики ЕСМ.