Много смертей Гарри Поттера

48. Озеро

Скримджер превозносил до небес арест двадцати пяти Пожирателей Смерти и гибель еще пятнадцати так, словно самолично добился такого результата. Всю следующую неделю все говорили только об арестах и страхе ответного удара со стороны организации Волдеморта.

Ни одно другое событие не смогло бы отвлечь внимания от Турнира, но истории с Пожирателями это удалось. На каждой странице "Ежедневного Пророка" имелись статьи о схваченных Пожирателях Смерти вкупе с домыслами о том, что случится в будущем.

Численность Пожирателей оценивали сейчас примерно в четыреста человек, с еще большим количеством тех, кто присоединился к организации Волдеморта, но не заслужил доверия настолько, чтобы стать ее настоящим участником. Гарри не знал, откуда это всем известно; он полагал, что, если имелась возможность сосчитать, значит, присутствовала возможность и нанести удар по организации.

Гарри полагал, что десять процентов людей Волдеморта — много, но недостаточно для сокрушительного удара. Ведь никого из подлинного внутреннего круга Волдеморта, его самых преданных лейтенантов, так и не поймали. Часть из них все еще сидела в Азкабане, но остальные находились на свободе, руководя вялотекущими стычками, которые мало-помалу подрывали силы министерства.

Все вели себя так, словно Волдеморта уже практически победили, и Гарри вообще не понимал такого отношения. В трех из четырех Домов Хогвартса царило праздничное настроение, и даже Слизерин просто хранил молчание в данном вопросе.

Тем не менее, слизеринцам хватило мозгов не устраивать праздника.

У многих имелись родственники-Пожиратели, а если у кого и не было, то оставались одноклассники с таковыми. Что еще важнее, все ожидали ответного удара.

Проскочила небольшая статейка о том, что Хагрид наполовину великан, но на фоне всеобщей эйфории она быстро канула в небытие. Никто не обратил особого внимания, за исключением нескольких неприязненных замечаний со стороны других слизеринцев. Все это поразило Гарри, он и не осознавал, что остальные не в курсе происхождения Хагрида. Кем же они его считали?

Вполне очевидная вещь, как и с Флитвиком-полугоблином. Гарри задумался над тем, как волшебники вообще могли умышленно закрывать на все это глаза.

Хагрид отсутствовал несколько дней, но, узрев, что всем плевать на его происхождение, вернулся.

Сам Гарри не лез на рожон и не высказывался ни по одному вопросу. Он просто пытался вернуться к обычной жизни.

В течение следующей недели он не сталкивался с Гермионой или Невиллом, похоже, после бала они отправились домой. В каком-то смысле это облегчило жизнь Гарри, ведь тот до сих пор не знал, что и думать об отказе Гермионы.

В конце концов, Гарри не знал, сможет ли он вообще кого-то полюбить хоть когда-то. Гермиона назвала его травмированным — вполне подходящий термин, по мнению самого Гарри. Он сомневался, что когда-нибудь сможет доверять хоть кому-то настолько, насколько это требовалось для влюбленности.

Гарри развил привычки, от которых не смог бы так просто избавиться, даже после смерти Волдеморта и его людей. Параноидальное мышление позволяло ему остаться в живых, но в мире после смерти Волдеморта, оно же привело бы к тому, что он начал бы шарахаться от собственной тени.

* * *

Гарри потянулся за еще одной книгой по невербальному исполнению заклинаний и вздрогнул, услышав голос Гермионы за спиной. Его встревожило то, что она сумела подкрасться к нему. Ее возвращение почему-то тоже встревожило Гарри, хотя и не должно было.

— Гарри? — спросила Гермиона.

Он поднял голову и посмотрел на нее с вымученной улыбкой.

— Привет, Гермиона.

Ее волосы вернулись к прошлому вспушенному состоянию, но Гарри никак не мог выкинуть из головы прежний образ прекрасной Гермионы. Не просто друг, который оказался еще и девушкой, больше нет.

Дико неудобное ощущение, и Гарри не знал, что и сказать.

— Невербальное волшебство? — спросила она.

— Работаю над невербальной беспалочковой трансфигурацией, — пояснил Гарри. — Пока что выходит не очень.

Библиотека пустовала. Большинство учеников еще не вернулись, всем хотелось отпраздновать удар министерства в кругу семьи.

— Большинство даже не стали бы пробовать, — заметила Гермиона.

Она не стала спрашивать, зачем он занимается тем, что большинство волшебников сочло бы напрасной тратой сил. Беспалочковое волшебство выходило слабее своей противоположности, равно как и невербальные заклинания уступали тем, которые произносились вслух.

На мгновение вид у Гермионы стал такой, словно она не знала, что сказать, и все это показалось Гарри неправильным. Она никогда не теряла дара речи, скорее уж наоборот, болтала чересчур многовато. Но сейчас Гермиона выглядела так, словно никак не могла сформулировать, что же она хотела сказать.

В равной степени его беспокоил и тот факт, что самому Гарри внезапно оказалось нечего ей сказать. Ему никогда не приходилось волноваться о сказанном рядом с Гермионой. Один из тех моментов, которые Гарри всегда ценил в ней. Во времена первого курса, когда все его осуждали, Гермиона находилась рядом и помогла ему остаться в сравнительно здравом уме.

— Нам нужно поговорить, — в итоге выдала Гермиона.

У Гарри резко свело живот. Изредка тетя Петунья говорила эти слова дяде Вернону, и они никогда ничем хорошим не заканчивались. Обычно они предшествовали сваре, от которой Гарри сжимался в своем чулане, радуясь, что ему есть где спрятаться.

— Д... а, — неохотно ответил Гарри.

— Когда я отказала тебе, — осторожно заговорила Гермиона, — то пребывала в особенном раздрае с собой.

Гарри уставился на нее. Он не имел ни малейшего понятия, о чем это она.

— Все остальные девчонки находились в таком восторге от бала... они болтали только о платьях, макияже и парнях.

— Мне казалось, что все это тебя не волнует.

Гермиона слегка зарделась.

— Мне тоже так казалось... но оказалось, что волнует. Я слушала, как они болтают, и болтают, и болтают, фантазируя о том, каково это, стать принцессой на один вечер... и мне тоже захотелось попробовать.

— И ты получила что хотела, — сказал Гарри. — Мне кажется, все тебя заметили.

Он вот определенно заметил. До сих пор не мог избавиться от впечатления, вообще-то, и это уже начинало немного раздражать. Тем не менее, Гарри соображал, что к чему, и промолчал на этот счет. Он и без того уже навредил их дружбе и не хотел портить ее еще больше.

Иногда ему уже практически хотелось перезагрузить время, просто затем, чтобы избежать всей той неловкости, что он испытывал сейчас.

Щеки Гермионы покраснели еще сильнее.

— Не думала, что ты заметил.

— Все заметили, — заверил ее Гарри. — Из всех девушек в зале тебя ненавидели сильнее всех, по крайней мере, другие девушки. Даже Флёр заметила, и уж ей-то точно не о чем было волноваться в плане внешности.

— Как дела у тебя и Флёр? — быстро спросила Гермиона.

Гарри не смог расшифровать выражения ее лица.

Он пожал плечами.

— Видел ее там и сям. Просто танцы, никто не заявлял об истинной любви и прочем в том же духе.

— Уверен, что она сама так считает? — спросила Гермиона.

— Уверен, что она сжалилась надо мной, когда приняла приглашение, — ответил Гарри. — В конце концов, неважно, насколько я хорош в магии, ведь для нее я все еще маленький мальчик.

— Что-то сомневаюсь, — заметила Гермиона.

— В любом случае, я не самый наилучший кандидат на роль возлюбленного, — сказал Гарри. — Я щуплый, у меня странный шрам и за мою голову объявлена награда. С таким набором трудновато выходить за мороженым и совершать прогулки вокруг Хогсмида.

— Тебе не следует себя принижать, — отозвалась Гермиона.

— Я даже не говорю по-французски, — продолжил Гарри, едва слушая ее.

Несколько уроков в средней школе не в счет, особенно потому, что он не продолжил занятий. Хогвартсу и правда следовало бы включить в программу уроки иностранных языков.

Неловкая, затянувшая тишина, во время которой они смотрели друг на друга. Наконец Гермиона сказала:

— Просто хотела сказать, что мне жаль.

Гарри потряс головой.

— Нет… именно мне следовало бы сказать эти слова. Мне вообще не следовало просить тебя. Ты заслуживаешь большего, того, чего я не смогу тебе дать.

Вид у Гермионы стал расстроенный, но им оказалось нечего больше сказать.

* * *

После этого между ними повисла неловкость, и Гарри пришлось самому заниматься исследованиями для второго задания. Они включали в себя визит в хижину Хагрида и затем многочисленные посещения библиотеки.

Хагрид оказался необычно признателен Гарри за визит, словно ожидал изгнания и травли за то, что он лишь наполовину человек.

Осознав, насколько глубоко задела Хагрида статья в газете, Гарри слегка устыдился того, что не навестил его ранее. До Гарри дошло, он настолько зациклился на собственных проблемах, что даже не заметил страданий Хагрида.

Еще один довод в пользу того, что кавалер из него так себе; поглощенный только собой и своими проблемами, он едва замечал людей вокруг. Гарри замечал только, полезны они или нет, и лишь несколько человек пробились через эту завесу, но по большей части никто его не волновал.

Он задумался на мгновение, не надломилось ли в нем что-то после смерти Эдриана или, пожалуй, Колина. Ведь Гарри заботился о них, и затем боль от их потери причинила ему ущерб.

В конце концов, перенаправление страдания в ярость срабатывало лишь до поры до времени. Гарри задумался, не является ли бесчувственность одной из стадий страдания: он где-то краем уха слышал, что есть стадии, но не знал, какие именно.

Оказалось несложно узнать все необходимое у Хагрида. Труднее оказалось разыскать его среди стеллажей. Это заклинание практически больше не использовалось, имелась более хорошая магия, да и в целом способы передвижения у волшебников стали лучше.

Тем не менее, в конечном счёте, Гарри нашел заклинание и начал упражняться в нем, обнаружив, что оно легче, чем он предполагал.

Труднее оказалось изучить необходимую для плана трансфигурацию. Там не требовалось изящества, на самом деле, без него было даже лучше. В конце концов, если Волдеморт хотел победы Гарри в турнире, может быть, стоило и проиграть.

В то же время Гарри помимо своей воли втайне злорадствовал от мыслей о том, какое у Скримджера будет лицо во время второго задания. Министр после арестов стал слишком уж самодовольным и почивал на лаврах.

Наконец-то одобрили его ставленников на места убитых членов Визенгамота, отчасти из-за прилива популярности после арестов.

Суды прошли хороши, хотя никто из Пожирателей Смерти не выдал соучастников в обмен на смягчение приговора. Похоже, Пожиратели решили, что за решеткой в министерстве, даже в Азкабане им будет безопаснее по сравнению с тем, что случилось бы, раскрой они рты.

Теперь, когда Визенгамот оказался доукомплектован, Гарри больше не ощущал никакой преданности Скримджеру, и с нетерпением предвкушал, как слегка натянет ему нос.

Также ему оставалось только надеяться, что остальные ученики Хогвартса не рассердятся на него так, как им полагалось бы, по мнению самого Гарри.