Орден Скорпионов

Я карабкаюсь по мертвому телу Гартокса, пытаясь добраться до нее, и осторожно смахиваю рыжие пряди с лица Сеннет. Я надеюсь, что у нее еще есть шанс, но его нет. Как и у Тарии, ее глаза пусты, смотрят в одну точку, и то, что делало Сеннет той фейри, что я знала, исчезло. Ее рубашка превратилась в лохмотья, ее тело изломано и покрыто синяками. Раны от ножа и укусы больше не кровоточат. Душа Сеннет отправилась в ту далекую страну, ключи от которой есть только у смерти.

Ее больше нет.

Мы выжили вопреки всему. Мы дожили до Торгов. А теперь она умерла, спасая мою жизнь, хотя я опоздала, чтобы спасти ее. Она ушла туда, куда моя благодарность не доберется, и чувство пустоты, что накрывает меня с головой, слишком знакомо и сокрушительно. Глаза щиплет от слез.

Я прикрываю ей веки, навсегда пряча ее пустой ореховый взгляд, а затем отползаю подальше и прислоняюсь к стене. Я едва сдерживаю гнев, признавая поражение. Перевожу взгляд на два мертвых тела и думаю о том, что хорошо бы сейчас свернуться калачиком рядом с моей подругой, рабыней клинка, и надеяться присоединиться к ней в том мире, что ждет нас после смерти.

К сожалению, мое тело не хочет умирать – оно буквально вибрирует от эффекта от крови Гартокса. Здоровой рукой я берусь за кинжалы, застрявшие в плече, вытаскиваю их и швыряю прочь. Звон металла о каменный пол слишком громкий в жутко тихой комнате. Я вздрагиваю, но сдерживаюсь, чтобы не зашипеть от боли – зато теперь мне можно не беспокоиться о том, что я могу истечь кровью или еще больше повредить плечо. Злобная, мать ее, сила «медведей» трудится в моем теле, восстанавливая и исцеляя его, как бы я ни старалась ему навредить до этого.

Мне нужно, чтобы кровь Гартокса исцелила меня, и в то же время я ужасно хочу выпустить ее из своих вен. Я вытираю рот нижней частью туники стражника, и стараюсь не думать о крови, что я стираю с лица.

Я смотрю на мертвое тело Гартокса и замечаю следы острых зубов на его горле: мне нужно их как-то спрятать. Вероятность того, что я выживу после этой ночи, крайне мала, но я знаю – когда мне наконец перережут горло, нужно унести свои секреты в могилу. Так будет правильно. Эти ублюдки забрали у меня достаточно за все эти годы – больше они ничего не получат.

Я думала, что мне будет сложно поднять кинжалы с пола – но нет, я хватаю их один за другим втыкаю в шею Гартокса. Маленькие лезвия стирают следы клыков, и я снова могу прислониться к стене. Я тяжело дышу и не знаю, что делать дальше.

Мне стоит оставить тело Сеннет здесь? Или убраться отсюда и отправиться на охоту за Тиллео и его прихвостнями? Или мне лучше остаться здесь, сидеть у стены, подавленной, усталой, злой и шокированной? Расстроенной тем кошмаром, которым обернулась эта отвратительная, поганая жизнь?

Прежде чем я успеваю принять какое-то решение, три высоких, мускулистых призрака-«скелета» выходят из тени в углу и застывают, осматривая комнату. Пронзительные черные взгляды оглядывают разводы и брызги крови, сломанную мебель, сколы на каменных стенах, а затем, наконец, тела на полу и меня.

– Охренеть, – шепчет один из них чуть ли не с благоговением.

«Скелет» приседает передо мной, оглядывает меня с удивлением и беспокойством, его теплые ладони обнимают мое лицо.

Его прикосновение успокаивает меня, да так, что грозит разорвать меня на части и оставить слабой и уязвимой. Но я не могу заставить себя вырвать лицо из его хватки или отвести глаза от его испытующего взгляда. Мне хочется отстраниться и не отвечать на вопросы, которые, как я вижу, уже поднимаются в ониксовой бездне его взгляда, но я не могу не думать о том, каково это – снять свою броню?

Большим пальцем он поглаживает мою щеку, и я жду вопросов, на которые отвечу ложью. Именно так и нужно поступать, когда кто-то спрашивает, все ли у тебя в порядке, потому что ответить «я в порядке» попросту невозможно.

Но Скорпиус ничего не говорит. Я не могу сказать, откуда мне известно, что это именно он, если все трое выглядят одинаково. Но я знаю, что это он.

– Гартокс мертв. Полностью и абсолютно – он труп, – объявляет Череп. Он склонился над телами – проверил пульс «медведя» и теперь вытирал кровь о черные брюки. – Рабыня тоже, – продолжает он, жестом указывая на другое тело.

– Сеннет, – говорю я и удивляюсь, насколько ровно и спокойно звучит мой голос.

Я ждала, что он будет звучать так же, как я чувствовала себя – истерзанно и израненно, но он звучит не так, и я даже волнуюсь, хоть это и глупо.

Я убивала и раньше. Я видела, как убивают. Так почему же мое спокойствие так меня беспокоит? Потому что это начало моего конца, или, может быть, это значит, что я наконец-то приняла себя, как есть, и теперь готова умереть?

– Ее звали Сеннет, – повторяю я, и Череп кивает.

Наши глаза встречаются, и его темный взгляд тут же смягчается.

– Нам нужно замести следы? – Кость пинает ножку кресла, валяющуюся у его ног. Затем критически осматривает комнату и признает: – Хотя все выглядит гораздо лучше, чем я думал. Похоже, будто Гартокс напал на двух рабынь клинка, а они взяли и прикончили его.

Череп кивает и встает. Он медленно осматривает все вокруг: наверное, так он может убедиться, что не упустил ни единой детали или мелочи, которая может опровергнуть историю, которую только что сочинил Кость.

– Нигде больше не поранилась? – мягко спрашивает Скорпиус, опускает руку и оттягивает край туники на плече.

Ткань отлипает от ран с липким чавканьем, но кровотечение уже замедлилось. Значит, пара часов под светом луны – и я буду в порядке.

– Нет, – отвечаю я, но взгляд Скорпиуса все равно скользит вниз по моему телу, словно, прежде чем верить мне на слово, ему нужно самому убедиться, что со мной все хорошо.

Я бы обиделась на это, но, по правде говоря, я бы сказала ему «нет», даже если бы была на грани смерти.

Скорпиус тянется вниз и быстро проводит пальцем по моему бедру, обтянутому кожей. Он подносит пальцы, перепачканные кровью, к своему лицу – и от злости, мелькнувшей в его взгляде, волоски на моих руках встают дыбом, а дыхание сбивается.

– Это не моя кровь, – поспешно говорю я и не понимаю, почему мне вдруг стало важно успокоить его или утешить – как не понимаю и то, почему в его глазах столько ярости.

Я даже не знаю, почему я вообще его волную. Однако он смотрит на меня серьезно и напряженно, будто пытается проникнуть мне в душу и найти там какую-то истину. И я не могу отрицать, что, как бы глупо это ни звучало, я для него важна.

– Это не моя кровь, – шепчу я снова, мягко, успокаивающе, но его челюсти все равно сжимаются, и напряжение в комнате нарастает.

– Если он прикасался к тебе… я верну его из мертвых, а потом убью снова – но гораздо медленнее. – Скорпиус почти мурлычет, но в его тоне столько опасности и смерти. Оно должно бы напугать меня, но нет.

Я издевательски хмыкаю в ответ на это нелепое заявление. Мертвый – это мертвый. Даже «скорпионы» со всеми своими умениями не властны над смертью.

Мои глаза мечутся туда-сюда, натыкаясь на его смертоносный, пылающий взгляд, пытаясь понять, что же они видят. Я знаю, что ошибочно принимаю его желание обладать за что-то другое, я просто не могу понять, чем это «другое» может быть. Ордену Скорпионов должно быть абсолютно наплевать на то, что случилось – или не случилось, – в этой комнате.

– Почему вы здесь? – спрашиваю я, мои инстинкты вновь включаются, я пытаюсь осмыслить все происходящее.

– Потому что мы подвели тебя однажды и не хотели подвести тебя снова, – тихо отвечает Скорпиус.

Я хмурюсь, пытаясь понять, что он имеет в виду. Я смотрю на Кость и Черепа, они смотрят на меня в ответ, и я понимаю, что в их взглядах переменилось. Раньше они смотрели на меня как на что-то забавное, интригующее – как на загадку, которую интересно было бы разгадать. Теперь в их взгляде и облике появилось нечто большее – намек на обещание, преданность… вину?

Осознание бьет сильнее, чем кулаки Гартокса. Я внезапно понимаю, что вижу в их лицах.

Они помнят. Они знают, что это я была той ночью в кабинете Дорсина.

Я ухожу в себя и замыкаюсь так быстро, что Скорпиус удивленно отшатывается. Взгляд становится пустым. Каждую искру огня, что разгоралась в моей груди, я быстро гашу. Мне нужно возвести стены внутри и сжечь любую глупую эмоцию, превратить в пепел, изгнать из головы. Я не знаю, что сейчас происходит, что они будут делать, раз узнали правду обо мне. Внутри меня набатом стучит паника.

– Вы здесь, чтобы убить меня? – Это спрашиваю уже не я – оболочка той, кем я была всего несколько секунд назад.

Разум мой протестует, но тело делает свое дело: я вскидываю кинжал, который вытащила из спины Гартокса, а затем поворачиваю его так, что рукоять смотрит на Скорпиуса. Лезвие направлено в мою сторону, я молча протягиваю оружие «скорпиону».

Сначала он растерянно глядит на кинжал, а затем раскаяние в его глазах внезапно сменяется яростью. Он выхватывает кинжал из моей руки, и я замираю. Но вместо того, чтобы вонзить лезвие в меня, Скорпиус швыряет его через всю комнату.

– Никто не собирается тебя убивать, – рычит он.

Я думала, что испугаюсь, но вместо страха его рык зажигает во мне огонь негодования.

– Но Тиллео… – начинаю я и чувствую покалывание в деснах, во взгляде закипает гнев.

Черт.

– На хер Тиллео и всех остальных, кто хотя бы посмеет подумать об этом, – парирует Кость, но я его не понимаю.

Раздраженная, я пытаюсь подняться на ноги, но это трудно сделать – Скорпиус все еще нависает надо мной, и я отталкиваю его одним взглядом. К моему удивлению, он не бьет меня за такое неуважение, а наоборот, позволяет встать.

– На хер Тиллео? – презрительно повторяю я. – Звучит очень смело для того, кто не его вещь.

Я не собираюсь рассказывать им, как я планировала выследить и убить Тиллео сегодня ночью. Не упустила я и слова Кости о том, как убийство Гартокса может выглядеть со стороны. Если так, то можно подумать, что меня тут никогда не было. И святость Торгов никто не нарушал. Убийство Гартокса не станет для меня смертным приговором, как я думала. Но одного взгляда на Скорпиуса мне хватает, чтобы прервать этот поток мыслей. Орден Скорпионов знает, что произошло. Как скоро они расскажут правду остальным?

– Ты не принадлежишь Тиллео, – начинает Череп, но меня охватывает ярость. Прежде чем он успевает сказать еще хоть слово, я ядовито фыркаю:

– Странно. Я пыталась объяснить ему это, когда впервые попала в Приют. Три месяца меня избивали до полусмерти, лечили, избивали и так по кругу. Когда это не сработало, меня морили голодом. Наконец, чтобы показать, как я ошибалась в своих суждениях о том, кому я принадлежу, Тиллео одолжил меня какому-то лорду. Когда этот ублюдок закончил меня насиловать, он позволил своим охранникам развлечься со мной. А потом меня вернули в Приют, бросили, как мешок с мусором. Так что пошел ты со своим «не принадлежишь», – рычу я, чувствуя, как кровоточит и рассыпается все мое существо.

– Он… что он сделал? – яростно рявкает Череп и шагает ко мне, словно собирается обнять. Но это не может быть правдой.

Что со мной происходит? Почему все вдруг вывернулось наизнанку?