Орден Скорпионов

Осет

– Положите ее сюда! Она потеряла много крови. Забинтуйте раны потуже. Фаррен, возьми все бутылки гемока и скажи Зинни, чтобы он сделал еще – немедленно! – командует рядом чей-то голос, и я просыпаюсь.

Кругом снуют толпы лекарей и слуг, в палату вбегают новые и новые фейри.

То, что было тихой уединенной комнатой, теперь превратилось в улей, полный суматохи. Поначалу я не понимаю, что происходит, а потом поворачиваюсь налево – там лекарей и слуг больше всего. Два лекаря отходят друг от друга, и я отчетливо вижу темную шелковистую кожу и агонизирующий взгляд ярко-карих глаз.

– Тария? – шепчу я, глядя на кровь, льющуюся из ее груди. Она быстро окрашивает койку в красный и капает в лужу на полу.

Меня переполняют тревога и ужас, но все, что я могу делать, это смотреть, как лекари снуют вокруг маленькой рабыни клинка, пытаясь помочь ей.

– Это следы укусов? – спрашивает кто-то из лекарей, но я не вижу кто. – Во имя королей, что с ней сотворили?

На вопрос, откуда могли взяться на теле маленькой фейри такие травмы, никто не отвечает.

– Не покидай нас, – уговаривает одна из лекарей Тарию.

А я беспомощно наблюдаю, как болезненный блеск в ее глазах внезапно тускнеет, а затем, словно кто-то гасит волшебный огонь, он затухает.

Комнату наполняют крики и проклятия, кто-то встает у моей койки, загораживая от меня девушку, с которой я сражалась бок о бок и вступала с ней в схватки все время моего пребывания в Приюте.

Я ошеломленно смотрю на Тарию. Она шепотом рассказывала мне о своих мечтах поздно ночью, когда нас больше радовали сны наяву, чем настоящие сновидения. Я помню, как в ее прекрасных глазах загоралась искра гордости, когда она хорошо выступала перед мастерами.

Ее Тиллео продала ее мать. Тария говорила, что в доме было слишком много ртов, которые нужно было кормить – а кормить их было нечем. Как и многие рабы, она мечтала разобраться с долгами, а потом заботиться о своей семье – но ее мечтам никогда не стать реальностью.

Атмосфера в палате становится более мрачной, тяжелой. На мгновение я почти верю, что лекари правда переживают о гибели одного из рабов, что они чувствуют, как погас свет, мерцавший в крошечной Тарии, несмотря на все невзгоды, выпавшие на ее долю. Но потом я слышу обеспокоенные шепотки о том, что будет делать Тиллео, когда узнает о потере своих денег.

Никакого горя – лекари просто напуганы, а Тария – не более чем вещь, которую они должны были беречь, но не справились.

Пустые карие глаза смотрят на меня. Я не могу ничего с собой поделать и смотрю в них в ответ. Я спрашиваю себя: вот так я буду выглядеть в самое ближайшее время? Мое лицо будет расслабленным? А когда кровь перестанет литься из ран на пол, тело тяжело осядет? Смерть быстро коснется моих губ и сразу заберет всю мою боль, или агония будет длиться до тех пор, пока я не начну умолять о долгожданном конце?

– Что за хрень у вас тут творится? – Тиллео рявкает у меня за спиной, я едва не подпрыгиваю и сдерживаюсь, чтобы не зашипеть от боли, грозящей накрыть меня с головой.

– Нам жаль, Тиллео, но она была уже слишком плоха, когда ее привезли. – Я вижу, что лекарю приходится бороться с собой, чтобы не показать своему хозяину, как он его боится.

– Слишком плоха? – рычит Тиллео, подходя ближе, чтобы осмотреть Тарию. – Кто это сделал? – Его пронзительный взгляд быстро переходит от одной раны на теле маленькой рабыни клинка к другой, и к следующей, к следующей.

Лекари смотрят на кучку рабов дома, что дрожат в темном углу. Один из них шагает к Тиллео, взгляд уперся в землю, а пальцы сжимают окровавленную тунику, будто это придаст ему сил, чтобы наконец заговорить.

– Она была в южном крыле, хозяин. Ползла по коридору. – Его слабый голос подрагивает, а движения нервные, беспокойные. – Из-за одной из дверей покоев гостей еще доносились крики, – робко добавляет он и замолкает, будто надеясь, что больше ничего говорить не придется.

Тиллео стоит спиной ко мне, смотрит на избитое существо на койке. Я не вижу его лица, но по тому, как напряглись его плечи во время рассказа раба дома, я понимаю, что ничего объяснять ему не нужно. Он и так прекрасно знает, что случилось.

Внимательный взгляд его глаз устремляется ко мне, и я ощущаю себя добычей, замеченной охотником. И бежать мне некуда. Я жду, что он набросится на меня, в ярости от того, что я осмелилась посмотреть ему в глаза – но нет. Я боюсь, что, если отведу глаза, то нарвусь на ту же кошмарную реакцию, что обычно вызывает в Тиллео прямой взгляд раба. Так что я и дальше смотрю на него, понимая, что в любом случае окажусь в полной заднице.

– Исцелите ее, – приказывает Тиллео, тыча пальцем в меня.

Четверо лекарей, заикаясь, соглашаются и направляются ко мне. Они не спорят и не задают вопросов. И даже когда в меня вливается слишком много магии за раз, а кровь готова вскипеть, я не осмеливаюсь отвести взгляд от хозяина и показать, как мне больно. Полотно из открытых ран, в которое превратилась моя спина, постепенно разглаживается. Лекарям требуется лишь несколько секунд, чтобы обратить вспять все повреждения на моем теле. Слишком быстро, и на моей верхней губе и на лбу выступает испарина. Последнее, что меня поражает, – это треск ребер, от которого перехватывает дыхание. Они срастаются, восстанавливаются – а я даже не знала, что они были сломаны.

Закончив, лекари тут же отходят от меня, стараясь оказаться подальше от Тиллео. Я медленно сажусь, дрожащими руками прижимаю к груди свою грязную окровавленную тунику.

Тиллео в бешенстве, и я на мгновение задумываюсь, не собирается ли он вновь высечь меня за то, что я так его опозорила на испытаниях? Или сейчас ему нужен кто-то, на кого можно выплеснуть гнев, а я как раз оказалась под рукой?

Я знаю, чего он ожидает: я должна изобразить на лице раскаяние и подобострастие, но ничего подобного во мне больше нет. Я была осторожна и старалась быть кроткой и послушной большую часть времени, проведенного в этой дыре. И что мне это дало? Ничего. Тиллео не смог меня сломать раньше, и, что бы он ни думал, то, что горит сейчас в его взгляде, не поможет.

Лекарь набрасывает простыню на тело Тарии, Тиллео смотрит на то, что от нее осталось. Его взгляд мрачнеет, он пытается сдержать поток эмоций, меняющихся так быстро, что я могу различить лишь часть из них.

Наконец, он поворачивается ко мне. Я жду, что он потребует узнать, кто сделал это с Тарией, в ярости от того, что кто-то посмел сломать его игрушку, но вместо этого он просто смотрит на меня. В его взгляде столько злости, что все, что мне остается, – это попытаться не отшатнуться.

– Время пришло, – объявляет он так, будто я должна мгновенно понять весь его план, заключенный в этих двух простых словах.

Я не понимаю этого плана, но мое сердце ускоряет свой бег – кажется, что оно чувствует обреченность, проистекающую из этих неясных указаний.

Тиллео наклоняется ко мне, он выглядит зловеще. Его рот всего лишь в миллиметре от моего уха, так что его могу услышать лишь я.

– Я думал, все сложится иначе, но сейчас самое подходящее время, – ледяным шепотом произносит он, и воздух вокруг меня словно густеет от его злобы. – Рабыня, ты отправишься в южное крыло моего поместья и не покинешь его, пока либо ты, либо Гартокс из Ордена Медведей не умрете.

Мое сердце замирает, осознание пробегает по телу сотней голодных песчанок.

Вот оно. Вот, как все закончится для меня.

Я вот-вот умру.

Я таращусь в пустую стену палаты, не зная, что должна сказать или сделать. Когда все по-настоящему, оно ощущается совсем по-другому. Здесь всегда было так: убей или убьют тебя. Но если мы усердно работали и преуспели в тренировках, это означало, что мы могли отсрочить конец хоть на какое-то время.

Я тренировалась так, как хотели учителя, как требовал того Тиллео. И поэтому я должна была проживать день за днем, охотиться снова и снова, пока не стану слишком стара и слаба, чтобы поднять меч. При лучшем раскладе я могла заработать достаточно, чтобы больше не нужно было убивать. Но все это было ложью. Я умерла в ту секунду, когда ступила на землю Приюта. Я просто не знала, что умерла.

Тиллео делает шаг назад, смотрит на меня сурово, хмуро. Этот взгляд должен выкорчевать из меня всю непокорность, которая сочится из разума на язык, словно сок срубленного дерева на лесную подстилку. Я хочу сказать ему «нет», разрезать его от пупка до горла за то, что он играл со мной все это время, но я безоружна. Лекари и охрана набросятся на меня прежде, чем я смогу голыми руками выжать хоть один вздох из этого ублюдка. Поэтому я делаю то, что вбивали в меня с того дня, как я попала сюда: я опускаю глаза и подчиняюсь, отвечаю так, как учили:

– Я – твой клинок, так повелевай мной. – Затем я просто встаю на ноги – так, будто поднимаюсь не навстречу собственной смерти.

Мы с Тиллео стоим друг напротив друга, раб и господин, наши места в этом мире высечены в камне, будто так будет всегда. Но я не готова это принять – больше нет. И если Тиллео хочет, чтобы сегодня ночью стены его поместья окропила кровь – хорошо. Но это будет не только моя кровь или кровь Гартокса. Я прикончу всех фейри, что управляют этим местом. Конечно, до всех я не смогу добраться, я знаю, но я убью достаточно, чтобы моя смерть не была напрасной. Достаточно, чтобы доказать – моя короткая, полная страданий жизнь чего-то стоила.

– Хорд, отведи ее в оружейную и выдай все, что нужно. Затем проведи в южное крыло и доложи мне со своего поста, – рявкает Тиллео на охранника, и тот шагает к нему, коротко кивая.

От меня Тиллео просто отмахивается, словно я – какая-то собачонка, каковой он меня, впрочем, и считает. Тот, кто распоряжается моей судьбой, повернулся ко мне спиной и разговаривает со старшими лекарями. В этот момент я даю клятву: он пожалеет, что обращался со мной как с ничтожеством.

Прижимая к груди свою изорванную тунику, я двигаюсь, выхожу из палаты вслед за Хордом.

Прохладный воздух пустыни ласкает меня, словно пытается утешить. Как будто стихия предлагает мне свою поддержку, раз уж в этом забытом королями месте мне ее ни от кого больше не получить.

Меня выводят из Приюта в тишину раннего утра. Когда мир проснется, кругом будет настоящая бойня. От этой мысли мне становится легче.

Сначала я удивляюсь, что Хорд направляется в сторону конюшни.

На мгновение я задумываюсь – вдруг он хочет помочь мне сбежать? Хорд работал в Приюте все то время, что я была здесь. Может, он почувствует ко мне жалость из-за всего, что случилось, и захочет помочь? А потом я понимаю – Хорд ведет меня не на конюшню, а в казармы охранников, расположенные с другой стороны. Он ведет меня в оружейную. Когда Тиллео приказал ему выдать мне все необходимое, я представила комнату в Приюте, где мы берем оружие для тренировок. Учитывая мое поручение, я должна была догадаться, что Тиллео не захочет, чтобы я шла на задание со ржавым мечом или тупым копьем в руке. На этот раз убийство должно быть чистым.

Мы идем по теплому песку, но я дрожу. Мое тело измучено, мышцы ноют от побоев и напряжения. Я хочу остановиться и поднять лицо к убывающей луне, чтобы она помогла мне. Хотя и так с каждым шагом под лунным светом я чувствую себя сильнее, выносливее. Не знаю, что связывает меня с этим небесным телом.