Замок ледяной розы (дилогия)

(7.3)

Так… приплыли! Я пытаюсь собрать в кучку скачущие мысли. Что ж, Замок, признаю — ты как всегда прав! В темноте правду говорить действительно проще. Я уже прекрасно это поняла в прошлый свой приезд. Поэтому набираю воздуху в грудь и выпаливаю как можно скорее, не давая себе возможности передумать и пойти на попятный:

— Прости!! Я просто слишком сильно тебя люблю, поэтому безумно ревную! Вот такая я идиотка. Всё, Замок, я это сказала! Можешь теперь включать свет и открывать эту дурацкую дверь…

…И ничего не происходит.

Вокруг меня по-прежнему плотная жаркая тьма. И мурашки уже ощутимо так побежали, потому что где-то там, впереди, разъярённый Рон, которого я не вижу и от этого чувствую себя беспомощной, словно кролик перед тигром.

— Хм. Черепашка, сдаётся мне, эта каменная махина в кои-то веки на моей стороне… Что ж, мне очень даже нравится такой вариант продолжения разговора. Так что давай-ка ты с самого начала и поподробнее! Особенно в части первого тезиса.

И тут я понимаю, что вовсе он не «где-то там», а очень даже почти уже «где-то тут», потому что голос Рона умудрился за какие-то считанные секунды оказаться совсем рядом. И в этой темноте я ощущаю каждый его звук как осторожное прикосновение. И он совсем даже не разъярённый, а напротив, какой-то… мурлыкающий.

А ещё понимаю, что передумала убегать. Мне до дрожи в коленках хочется быть пойманной.

Ну, я и стою. Жду, когда поймают.

Тихий серебряный звук — звенит яблоко на моём браслете.

И меня не заставляют долго ждать.

Рон хватает меня обеими руками и прижимает к себе как-то сразу всю. Понятия не имею, как он это умудряется. Мысли путаются, кожа горит, и в этой блаженной темноте я особенно остро ощущаю каждую деталь нашего беззвучного «разговора».

То, как сильно впиваются в плечи его пальцы. Как остро и колко прикосновение его небритой щеки. Его запах, который я уже успела позабыть и вот теперь открываю для себя заново.

А он приникает к моей шее поцелуем голодным и жарким, и шепчет:

— Только ты… всегда… глупая… только ты!

Тянет платье с плеча, и я слышу треск кружева под его нетерпеливыми пальцами.

И кажется, бесконечные месяцы ожидания сожгли во мне какой-то барьер, потому что я отбрасываю стыд и сама тянусь к нему, как слепой котёнок к солнцу, и пытаюсь нащупать в темноте его губы.

Его пальцы в это время ныряют мне в волосы. Одна за другой вытаскивают шпильки и отбрасывают прочь. А потом так же небрежно вынимают заколку и швыряют, не разбирая, этот зачарованный подарок Замка туда же…

…Как я могла забыть!

Зачем я, дурочка, только решила возобновить свои магические изыскания! Ну что мне стоило хоть немного отложить! А ещё лучше оставить насовсем!

Потому что я уже чувствую, что не успеваю. Не успеваю найти его губы прежде, чем меня накроет очередным видением, которое пробудилось от прикосновений его пальцев к металлической розе.

…- Госпожа Эллевин, вы должны уйти со стены!

Я оборачиваюсь и отрицательно качаю головой. Прости, старый друг!

— Вы сделали то, что я просила?

— Да. Но вы…

— Поздно. Я не уйду. Просто не могу его оставить — в нём тепло моих ладоней, мои слёзы и мои улыбки, я видела его рождение и, если такова судьба, увижу смерть.

Мои длинные светлые волосы треплет ветер, подол белого платья развевается, как флаг. Неужели придётся сдаться, чтобы прекратить этот кровавый кошмар?

По рядам наступающих прокатывается торжествующий рокот. Даже те, кто растратил боевой пыл под яростью защитников Замка, снова приободрились. Как морской прилив о камни грохочет хор множества голосов:

— Ро-ланд! Ро-ланд! Ро-ланд!

И я вижу его. И узнаю в тот же миг, хотя лицо скрыто забралом. В его поступи, в том, как неторопливо движение этой высокой закованной в латы фигуры, перед которой расступаются соратники, в том, как он одним движением вытаскивает из ножен свой огромный двуручный меч… в каждой детали и звуке его имени, которое горит на моём языке, невысказанное, я узнаю его.

А потом случается то, из-за чего даже защитники наши замирают, и бой останавливается, как по мановению волшебной палочки. Низкий вибрирующий рёв прокатывается по напоённому гарью воздуху.

В напряжённой тишине — стук копыт.

Нет, только не это!..

Приникнув к краю парапета, я вижу далеко внизу Серебряного. Я ведь просила слуг увести его в подземелья! Как он вырвался? Как оказался здесь?

На кончиках ветвистых рогов привязаны обгоревшие разноцветные ленты — это дети украшали его минувшим праздником Ледяной Розы. Густую гриву на груди испачкал пепел. Глаза пылают гневом — мне даже отсюда виден их алый огонь.

Серебряный замирает на мгновение, а затем угрожающе наклоняет голову, выставив рога, и взрывает копытом напоённую кровью землю.

Враги ещё шире расступаются — никто не хочет первым принять на себя гнев волшебного зверя.

- Не смей! Беги отсюда! — мой крик уносит ветер, я сама его не слышу. Но слышит тот, кто пришёл — на секунду поворачивает голову в мою сторону, и я чувствую на себе пристальный взгляд.

А мой олень в тот же миг срывается с места и несётся вперёд — как оживший таран, как воплощённое возмездие.

И я уже знаю, что будет дальше.

Взмах меча.

Короткий, почти человеческий вскрик.

Капли синей крови на снегу.

Мёртвая тишина, которая взрывается радостными воплями людей у подножия стен. В этот миг оборвалось и помертвело и что-то у меня внутри.

Как мог он сотворить то, что сотворил? У меня нет названия этому преступлению. После такого человек не может остаться прежним. Мне не терпится увидеть, наконец, его лицо. Быть может, тогда я пойму.

Чёрные клубы дыма уносит прочь ветер с привкусом тлена.

Догорают розы у подножия Башни.

Я спускаюсь с крепостных стен. Иду, прижав руки к груди, в последнем отчаянном порыве сквозь замершие от удивления ряды моих врагов, изо всех сил стараясь не смотреть туда, где только что погас последний волшебный огонь этого места.

За десять шагов до меня рыцарь стаскивает шлем и отбрасывает его.

Черные волосы, мокрые от пота, прилипли к вискам. Шрам над правой бровью, тёмной как ночь. Потрясение в синих как небо глазах.

Так вот ты какой, Роланд Винтерстоун…

— Рин, Рин! Что с тобой?

— С-свет! Пожалуйста, свет!..

Замок, наконец, слушается меня, и слабое голубоватое сияние разгоняет мрак.

Кажется, я повисла на руках Рона, словно в обмороке. Меня вновь трясёт от того, что увидела только что. Это ещё один кусочек мозаики. Теперь я знаю, что именно та девушка увидела с крепостных стен. Какое преступление совершил Роланд Победитель Чудовищ. И почему она его так боялась.

Вот только каким-то непостижимым образом её страх передался мне. И меня снова колотит от ужаса при виде лица самого дорогого человека.

Нет, я не допущу этого!

Усилием воли отгоняю прочь видение, заталкиваю вглубь себя, и оно погружается на дно моей памяти, как погибший корабль в морскую пучину.

Это не я была на стенах. Это не Рон убил снежного оленя.

А он всё ждёт ответа. И у меня по-прежнему не получается сказать всю правду — горло сжимает тисками и тело простреливает боль при одной только попытке поведать о видении.

— Я… просто боюсь. Всё слишком быстро…

— Быстро?! Черепашка, ты сама поняла, что сказала?

— Да… прости… просто дай мне ещё немного времени, ладно?

Он вздыхает, но не шевелится и не даёт мне ни малейшего шанса вырваться из его сильных рук. Моя дрожь постепенно стихает и возвращается осознание происходящего. Рон вновь исцеляет меня от мороков прошлого — в моей Вселенной снова остаётся только он.

Мы оба молчим и смотрим друг на друга, как будто это какая-то странная детская игра в гляделки — кто кого переупрямит.

— Хорошо. Сколько тебе нужно времени? До завтра устроит?

— Ро-о-он…

— Ладно, ладно, я понял. Значит, до послезавтра.

— Рон!!

В голове светлеет и возвращается пьянящая радость — мы живы и мы вместе.

Напоследок он кусает меня за мочку уха и отталкивает.

Пячусь к двери на дрожащих ногах, изо всех сил давя смущение и натягивая рукав с обрывками кружев обратно на зацелованное плечо. Не могу оторвать глаз от лица человека, прикосновения которого до сих пор горят на коже, словно ожоги. Нащупываю правой рукой стену — попадаю в неё не сразу. Пробуждаю очертания двери. Под конец всё-таки не удерживаю слова, что сами готовы сорваться с моего бедового языка:

— И вообще… прежде, чем приличным барышням платья рвать… где моя обещанная «романтическая чушь»?

В ответ на мою дерзкую реплику Рон вскидывается и одаряет меня ироничной ухмылкой.

— Там же, где и встреча с распростёртыми объятиями бедного-несчастного скучавшего меня!

Наверное, ответом ему была очень скисшая физиономия, потому что он неожиданно меняет гнев на милость.

— Негоже вассалу лезть поперёд сюзерена со своими помолвками! Вот дождусь, когда Его величество объявит о знаменательном событии, — а он едет сюда и, полагаю, сделает это на ближайшем балу, уже послезавтра — тогда и начну… искать себе невесту. Может это… отбор невест устроить? Говорят, сейчас в моде!

— Я тебя убью!! Ты совершенно невыносимый, ужасный, жестокий…

— Так, Рин, я тебе официально заявляю — если ты сейчас же отсюда не уберёшься, то остатки платья постигнет та же участь! У меня уже возникает настоятельная потребность поступить как пещерный человек — треснуть свою строптивую женщину по голове чем-нибудь тяжёлым и уволочь в берлогу. Мои прозрачные намёки достаточно прозрачны, или подкрепить? Я проглатываю недосказанные слова и влетаю спиной в дверной проём. Вслед мне несётся напутствие:

— И на всякий случай советую тебе на ночь подпереть дверь стулом! Лучше обе двери. Во избежание. А то я уже жалею о своём благородном порыве.

Нет, двери подпирать я не стала. Рука не поднялась.

Вместо этого стащила с себя платье, отыскала в саквояже походный швейный набор и принялась зашивать порванное кружево. У меня не сундук платьев, кто бы что ни думал!

В голове снова и снова повторяются воспоминания того, что только что было, и я с трудом сдерживаю совершенно безумные и непоследовательные порывы вернуться в соседнюю комнату. Судя по звукам, Рон не спит и меряет её шагами туда-сюда. Почему-то не сомневаюсь, что моё появление будет встречено с энтузиазмом. Но, кажется, моим нервам и правда хватит на сегодня.

Втыкая иглу в ткань так яростно, будто собираюсь таким образом выпустить разрывающее меня напряжение, я сердито сдуваю локон, упавший на лицо из вконец испорченной причёски, и бормочу себе под нос:

— Замок, родной мой, ненаглядный… я тебя, конечно, очень люблю и ценю твоё доверие… спасибо, что делишься всеми этими видениями… но ты мне скажи — я дождусь когда-нибудь свой первый поцелуй, а?