Замок ледяной розы (дилогия)

(7.14)

— Иди, что покажу! Тебе понравится! — Олав поманил меня к одному из округлых чёрных валунов в два человеческих роста, которыми густо усеяна была широкая плоская равнина, по которой мы пробирались. Каждый такой камень окружало несколько камней поменьше, которые лепились к нему, будто цыплята к наседке.

Рон объявил привал, поэтому я ничего не видела плохого в том, чтобы действительно осмотреть поближе местные достопримечательности. Мы шли уже, кажется, час или больше, и за всё это время не встретили ни животного, ни птицы, ни хоть какого-нибудь жучка. Ни единого дуновения ветерка по разгорячённым лицам — сухой неподвижный воздух. Даже обоняние отказывалось улавливать хоть какой-нибудь запах. Этот мир казался каким-то… полностью неодушевлённым, стерильным и неопасным. Если не считать эту, как её… арвлу. Или арглу?

Я присела на колени у подножия валуна. Скрипнул чёрный песок. Олав бесстрашно сунул руку в щель между самым крупным камнем и тем, что поменьше. Долго там возился, пыхтел, но под конец его бледная рожица просияла.

— Нашёл! Вот, гляди!

И он протянул мне на чумазой ладони пару небольших округлых камешков. На их матовой ониксовой поверхности играли блики.

— И… и что это? — недоверчиво покосилась я на «подарок». Камни и камни.

— Как — «что»? Это маленькие урглы.

— И что мне с ними делать?

Олав воззрился на меня с сочувствием.

— Слушай, у вас там, наверху, все такие недофыррхи, как ты?

Как-то мне сразу расхотелось составлять словарь местного диалекта. Решила на всякий случай чуть-чуть обидеться.

— Ладно, смотри!

Он легонько подул на камни, и они… зашевелились. Я чуть не подпрыгнула. Олав тихо засвистел, и камешки на его ладони стали кружиться вокруг своей оси, глухо постукивать боками друг о друга. Наконец, замерли на месте, подрагивая.

Олав схватил меня за руку и переложил камни в мою ладонь. Они оказались неожиданно очень тяжёлыми.

— Ну вот, я их разбудил. А теперь подумай о чём-нибудь!

— О чём? — тихо переспросила я, удивляясь.

— О чём хочешь. О чём-нибудь приятном.

Камни на моих ладонях на мгновение замерли, а потом очертания их начали плавиться, растекаться, изменяться… и вот я уже держу в руках две крохотных чёрных статуэтки лежащих оленят, с изящно откинутыми головами, увенчанными острыми рожками.

Олав присвистнул.

— Ну ты даёшь! У меня никогда не получались такие сложные штуки. А что ты загадала?

— Это и есть олени, про которых ты спрашивал.

— Отдашь мне одного? — восхищённо пробормотал Олав, сияя на них глазами.

— Да хоть обоих. Ты объясни только, что…

— Уже отдохнули? Пора снова выдвигаться, — обеспокоенный голос Рона прервал нашу беспечную болтовню. — Очень хотелось бы вернуться до ночи.

— До чего? — переспросил Олав, деловито засовывая каменных оленят в котомку и затягивая тесёмки покрепче.

— Ночь. Это когда не светит… а, ладно, проехали! — Рон подошёл к нам из-за соседнего валуна. Он забирался на один из них, чтобы осмотреть путь впереди. — У вас тут всегда так светло? Камень наверху светится постоянно, даже когда спите?

— Ну да. А что, он должен гаснуть? Зачем? Ведь ничего не будет видно!

— Послушай, а что вы тут едите? — задала я другой мучавший меня вопрос.

— Кто о чём, а Черепашка о главном, — поддел меня Рон по старой привычке. Но он не мог меня обмануть — в глазах разрасталась тревога. Наверняка переживает за ту чёрную гадость, которую мы оставили в тылу. Возле сорванной печати.

— Редиску едим. Салат. Ещё огурцы. Мама даже репу выращивать умеет! — похвастался Олав. — У неё такая магия особая, чтоб прям на песке зелёные штуки росли. Аграллахи так не могут. Они едят молодых урглов. Вот и прогнали нас в конце концов. Потому что мы слишком… это… странные, в общем!

Я даже растерялась. Не знаю, что меня поразило сильнее — то, что мальчик за всю жизнь, судя по всему, ничего кроме овощей в глаза не видел, или то, что где-то тут ещё обитают какие-то загадочные «аграллахи», которые вообще умудряются грызть камни.

Тем временем Рон нас поторопил, и допрос мальчишки мы продолжили уже на ходу. Но так ничего путного и не выяснили. Получалось, что они с матерью долгое время жили с каким-то странным местным народом, обитающим в тех самых горах, что маячили на горизонте. Потом случился конфликт и их выгнали, после чего они остались только вдвоём. Мама начала болеть, аграллахи то ли не захотели помочь, то ли просто не могли. Тогда отчаявшийся малыш решился на последнее средство — отыскать путь наверх, в волшебное царство, о котором слышал в сказках.

Вход в царство, как и положено в сказке, охраняло чудовище. Обычно оно спит, но если к нему приблизиться, просыпается и пытается сожрать наглецов. Но Олав понадеялся на то, что в сказке героям всегда везёт. Не знаю, можно ли считать везением встречу с нами, но по крайней мере, вся эта история давала надежду на то, что в наше отсутствие живой камень снова уляжется спать, а не выберется на берег и не пойдёт резвиться по Замку ледяной розы, все двери в который мы так заботливо оставили открытыми нараспашку.

Где-то посередине рассказа Олав начал спотыкаться и клевать носом. Он вообще быстро уставал. В конце концов Рон предложил понести его на спине. Тот долго отнекивался, но мы надавили на то, что его маме же срочно нужна помощь, и он согласился. Примерное направление мы знали — в сторону широкой расщелины, уже видневшейся в отрогах гор прямо по курсу. Горы эти были навязчивым ориентиром даже в каменном лабиринте, по которому мы пробирались, поэтому и без компаса сбиться с направления было трудно. Так что я совершенно не напряглась, когда Олав очень быстро уснул, доверчиво пристроив голову Рону на плечо, и мы остались без проводника.

— И что ты обо всём этом думаешь? — немедленно пристала я к Рону шёпотом, чтобы не разбудить мальчика.

— Я думаю, что нужно поскорее забирать их с матерью и возвращаться.

— А как мы пройдём через мост?

— Что-нибудь придумаем. Не хочу торопить события. Что-то мне подсказывает — до моста мы без приключений не доберёмся.

— Почему?

— Очень уж здесь тихо и спокойно. И кстати, посмотри-ка во-о-он туда!

Рон кивнул куда-то вверх и влево. Его руки были заняты — он придерживал под колени Олава, который даже во сне крепко цеплялся ему за шею, повиснув на спине.

Я повернулась в ту сторону и подержала ладонь козырьком, чтобы не слепило глаза. Под самым белокаменным сводом этого странного мира трепыхался сонм каких-то чёрных точек. Вот и первая живность на горизонте объявилась!

— Надеюсь, эти птички тоже питаются камушками… — пробормотала я.

В конце концов, каменный лабиринт с его кучами разномастных валунов остался позади, идти стало легче. Сначала — ровная пустошь, посыпанная таким чистым и тонким чёрным песочком, что обзавидовались бы дорожки для прогулок в каком-нибудь аристократическом парке. Потом мы вступили на самый настоящий каменный луг, из которого упрямо торчали вверх тонкие стеклянные палочки с прозрачными шарами на концах, высотой примерно нам по колено. Их было очень много. Я даже пожалела, что нет ветра — наверняка при ударе друг о друга мёртвые «цветы» издавали бы мелодичный звон.

Оставалось только преодолеть луг, чтобы достичь желанных отрогов. И тут меня начало грызть чувство, будто что-то идёт не так. Что-то неправильно. Только я пока не могу понять, что.

Мы старались идти аккуратно и не наступать на эти странные палочки, чтобы их не сломать. Но в конце концов я задела одно платьем. Раздался тихий хлопок, и в глубине шарика вспыхнула красная искра. Потом соседние два тоже осветились. За ними ещё и ещё. А мы меж тем забрались уже на самую середину луга, где все эти стеклянные «цветочки» росли совсем густо, и было практически невозможно найти свободное место, чтобы поставить ногу.

Стоп. «Цветочки»?

Я остановилась как вкопанная.

— Рон… — позвала я едва слышно. Он обернулся всем корпусом ко мне. Олав сонно нахмурился и забавно сморщил нос.

— Ты… ты хорошо помнишь «Легенды эпохи Завоевания»?

— Да. А что?

Губы еле слушаются. Прямо чувствую, как душа в пятки уходит.

— «Ангельские маки».

Вот и всё, что я сказала. И по тому, как побледнело лицо Рона, я поняла, что он тоже помнит эту легенду.

— Выбираемся отсюда. Живо!

Но, кажется, уже поздно. Потому что алый пожар расползается по стеклянным шарам бутонов всё дальше и дальше, и вот уже всё вокруг полыхает искрами «ангельской пыльцы». И стоит хрупким лепесткам разомкнуться, стоит нам вдохнуть их невесомое содержимое… И мы навсегда изменимся. Единственное, чего нам будет хотеться в жизни — никогда не уходить с этого дьявольски притягательного луга и, забыв обо всём, бесконечно наслаждаться иссушающими душу ароматами.

Словно почувствовав неладное, Олав приоткрывает глаза… и тут же широко распахивает в ужасе.

— Вы зачем сюдой пожумкали?!

— Мог бы и предупредить! — резко бросает Рон, ускоряя шаг и стараясь хотя бы не наступать на алые сполохи под ногами. Я подбираю юбки, пытаюсь бежать след в след.

— Так это же любой недофыррх знает, что надо кизарисы по краю обходить!!

— Как видишь, некоторые недофыррхи не знают, — сердито ответил Рон, но и не подумал спускать Олава с рук. Может, у нас ещё есть шанс пробиться?

— Поздно… — обречённо шепчет мальчик.

Ближайшие к нам стеклянные шары начинают покрываться трещинами. Рой искр внутри с недовольным жужжанием бьётся о тонкую преграду, пытается выбраться наружу. Жужжание усиливается, его разноголосый хор вонзается в уши раздражающей какофонией. Неужели я и правда жаловалась на «слишком тихое место»? Мне бы сейчас снова ту тишину…

И когда я думаю, что хуже уже быть просто не может, от чёрной стаи наверху отделяется одна из точек и направляется словно по заданному маршруту — точно в нашу сторону. А самое пакостное, она принимается расти, и расти, и расти… Такому камешков будет явно маловато! Это абсолютно точно что-то огромное. И серебристо-мохнатое. И с тонкими прозрачно-переливчатыми крыльями, быстро-быстро вздрагивающими в потоках воздуха. Фиолетовые, сиреневые и синие пятна на них — как вызов этому чёрно-белому безмолвию. И с двумя здоровенными фасеточными глазами — которые, хотя скорее всего я просто уже начинаю сходить с ума, сверкают очумелой радостью. И…

Это Шелкопряд.