Замок ледяной розы (дилогия)

(7.20)

Послезавтра…

Он давал мне времени до послезавтра — успокоиться и перестать от него бегать. В тот день, когда сводник-Замок запер нас в этой самой комнате и выключил свет. Я забыла совершенно об этом — такими длинными и суматошными были прошедшие дни.

Успокоилась ли я? И разобралась ли?

Пытливо всматривается в меня, ищет ответы. Интересно, что видит?

Я же вижу… как неуловимо и за мгновение меняется выражение его лица. Отброшены добродушная ирония и шуточная маска «граф на отдыхе». Он весь — как напряжённая пружина, которую закручивали очень и очень долго. Такая, если распрямится неудачно, может больно ударить. И мне кажется, она почти уже подобралась к пределу своей прочности.

А потом, всего на секунду, в глубине его чёрных глаз мелькает призрачная синева — и меня пронзает боль. Прямо под сердцем. Дышать больно, кровь шумит в ушах и немеют кончики пальцев.

— Рин, что ты от меня скрываешь?

Не могу ничего ответить — только не сейчас, не теперь, когда в его глазах плещется эта чужая и страшная синева.

— Я знаю, что-то не так. Долго ждал — думал, сама расскажешь. Думал, заслужил твоё доверие. Так что происходит? Знаешь, я уже много разгадал головоломок. Но ты — самая сложная. У меня ноль вариантов.

Боль под сердцем немного отпускает, но неожиданно больно колет это слово — «головоломка». Я знаю, глупо расстраиваться, но почему-то оно действует на меня как холодная вода.

И тут чувствую себя полной дурой. Потому что вспоминаю одну, казалось бы, маленькую и незначительную деталь, которая переворачивает всё с ног на голову и наше милое, доброе, тёплое утро словно кто-то раскрасил серой краской.

Рон обоерукий! Я знаю, я видела его тренировки — он великолепно владеет мечом обеими руками. Ему никакой не было необходимости в моей неуклюжей помощи. Так может…

— Как давно у тебя перестала болеть рука? — спрашиваю напряжённым голосом, опустив глаза.

— Всё прошло за ночь. Ты великолепная целительница, Рин.

Меня как будто схватили за ноги, встряхнули, основательно перемешали всё, что варилось в голове, и так оставили. Я уперлась ладонями ему в грудь и попыталась отстраниться. Его руки напряглись.

— То есть, я с ума сходила, переживала, что тебе плохо… что вдруг у меня не получилось и теперь ты навсегда останешься калекой, а ты… просто играл? Как кот с мышкой?..

— Что за глупости ты себе понапридумывала? — резко перебил меня Рон.

— Тогда зачем? Зачем ты так со мной?.. Забавная вышла шутка, да?..

Глупые предательские слёзы. Как не вовремя.

— Зачем? А затем, что мне до смерти надоело, что ты бегаешь от меня, как перепуганный заяц, Рин! Решил, что пора потихоньку приучать тебя к себе. Хотя бы таким… экстравагантным способом. Но, кажется, снова неудачно.

Опять между нами молчание. Только что я не замечала ничего вокруг — и вот теперь слышу стук ходиков на стене, и какие-то голоса за окном, и позвякивание лошадиной упряжи. Некстати приходит мысль о том, что завтрак уже, наверное, остыл.

Как это получилось? Ведь только что нам было так хорошо. Неужели это я всё испортила?

Рон разжал руки и спустил меня с колен.

— Черепашка, иди к себе.

Голос ровный, спокойный… сухой.

— Но ты же…

— Иди. Отдыхай, приводи себя в порядок. Через час встречаемся в коридоре. Я попрошу Мэри принести тебе чего-нибудь горячего.

Когда я на ватных ногах подошла к нашей заветной двери в стене, Рон взял с подноса остывшую кашу и зачерпнул её кофейной ложечкой, задумчиво глядя в окно.

Едва захлопнув дверь за собой, я сползла по стеночке и сжалась в комок, охватив колени руками.

Не так. Со мной точно что-то не так.

Понять бы ещё, что.

За час я успеваю перекусить, отмокнуть в ванной, которую для меня наполняет Замок, наскоро вымыть и подсушить волосы полотенцем и влезть в белое платье — единственное оставшееся приличное. До конца просохнуть не получается, и я просто распускаю волосы по спине. Вообще-то, такая причёска а-ля «нимфа в полях» слишком неприлична для прогулок по замку, полном высоких гостей и сливок общества, — но, кажется, все эти приключения и другие миры наградили меня философским осознанием условности правил этикета. Хотя я и не была никогда особенной их почитательницей, положа руку на сердце.

Рон встретил меня за дверью, быстро окинул взглядом с головы до ног, но я никак не могла прочитать выражение его глаз. Откуда-то он уже достал новый чёрный сюртук. Эх, ведь был у меня шанс тот оставить себе — и я его так бездарно упустила.

Кивнул, приглашая следовать за собой. По коридору мы шли молча. Я невольно залюбовалась величественностью его походки и капелькой графской надменности в развороте плеч. Меня кольнули угрызения совести. Всё-таки, самое главное, что с ним всё в порядке. А я развела какие-то обиды на пустом месте. Правильно он меня тогда ещё, в пять лет, припечатал — мелкая эгоистка и есть.

Я с упоением предавалась самобичеванию, пока мы приближались к лестнице. Рон держался чуть в отдалении, не подходил ко мне ближе, чем позволяли приличия, не делал попыток взять за руку и даже не смотрел в мою сторону. Я прямо-таки замерзала от холода между нами.

Вот сейчас мы спустимся вниз и наверняка наткнёмся на каких-нибудь гостей. Снова больше не будет нашего маленького мирка — только на двоих. Мне придётся делить любимого человека с кучей незнакомого народу.

Нет, это определённо было невыносимо! Я остановилась посреди коридора, набрала воздуху в грудь и прежде, чем здравомыслие заставит передумать, выпалила:

— Ты на меня дуешься!!

Рон остановился тоже и смерил меня сдержанным взглядом, от которого у меня мороз опять по коже пошёл.

— Странные ты слова подбираешь. Что значит «дуешься»? Мы не маленькие, чтобы дуться.

— Ну, а почему ты тогда такой… — я опустила голову. Все слова, которые хотела сказать, разбежались из головы, и осталось только сосущее где-то под ложечкой чувство одиночества, которое буквально размазывало меня по камням. Понятия не имею, как это всё теперь поправить, но если продолжится в том же духе — от меня останется только мокрая слезливая лужица.

Рон тоже остановился, сложил руки на груди и опёрся плечом о стену. Посмотрел на меня, сузив глаза.

— Какой «такой»? Всё нормально, Рин! Я прекрасно тебя понял, можешь не беспокоиться.

— Что ты понял?.. — прошептала я, не поднимая головы. Что он вообще может понять, если я сама ничегошеньки уже не понимаю?

— Что мы с тобой лучшие друзья. Замечательные такие друзья детства. Общие воспоминания, милые проказы, совместное поедание пирожков и всё такое прочее. Видимо, тебе этого достаточно.

— И ничего не достаточно!.. — снова мой глупый язык мелет что-то прежде, чем я успеваю осознать.

Кажется, и Рон в шоке от моей непоследовательности, потому что в его взгляде вспыхивает раздражение. Он опускает руки и делает шаг ко мне.

— Ну так поясни! Очерти мне, дураку, в конце концов, границы твоего «недостаточно»! Недостаточно — это как? Мне можно — хвала небесам! — по крайней мере, брать тебя за руку?..

— За руку можно… — прошептала я совсем тихо.

— Отлично! Спасибо тебе большое! Я польщён таким доверием! — ядовито ответил он.

А потом шагнул ещё ближе, схватил меня за руку и потащил за собой.

— Вот и славно! А теперь пойдём уже, Черепашка! У нас дела вообще-то.

Он шёл очень быстро. Я еле поспевала. Но внутри разливалось ощущение тепла и жуткого облегчения. Кажется, пока что этот неприятный и жутко смущающий разговор мы закончили. И я больше не умираю от холода и одиночества. Потому что он хоть и злится, но не отпускает больше моей руки.

Эмммм…

Вот только как-то странно не отпускает. Я не совсем уверена, что именно это подразумевается под «взять за руку».

Во-первых, он держит меня так крепко и притягивает так близко, что мне приходится идти совсем рядом, касаясь его плечом.

А во-вторых… нет, мы конечно много раз уже держались за ручки. И в детстве, и потом… Вот только ощущения были совершенно иные. Потому что сейчас Рон переплёл свои пальцы с моими так тесно, что я не могла уже сказать, где заканчиваюсь я и начинается он. Как будто даже пульс у нас стал общим. Как будто жар его ладони с каждым толчком крови наполняет меня всю и доходит до самого сердца. Как будто я никогда и ни за что в жизни не смогу отнять теперь у него руку. Она теперь — его собственность.

— И если ты сейчас хоть слово скажешь, Рин… Если я опять тебя неправильно понял, или за руку держу как-нибудь не так, или озвучишь ещё какую-нибудь подобную чушь… То учти, что даже у моего безграничного терпения есть конец! Я и так уже на грани.

Я вовремя прикусила язык, чтобы не спросить, что он имеет в виду.

А по тому, как же невероятно, просто до потери сознания мне было хорошо идти с ним вот так, я осознала, что, хотя сказала всё не так и не то, он понял меня совершенно правильно.

— Мы куда хоть?..

— Для начала проведать Шеппардов. Думаю, Мэри Шеппард может рассказать немало интересного. Кроме того, на сегодня я, так и быть, готов одолжить им свою… личную целительницу. И учти — в этот раз прощаю только за то, что распустила волосы. Ненавижу твои шпильки.