Антикварная книга от А до Я, или пособие для коллекционеров и антикваров, а также для всех любителей старинных книг

Провенанс

В последние десятилетия и от коллекционеров, и от торговцев все чаще можно слышать слово provenance, оно употребляется к месту и не к месту, но свидетельствует о том, что люди стали понимать: мало купить нечто, важно чтобы это нечто имело за собой и историю. В этом есть и корысть коллекционера: если перед тобой предмет, в нашем случае – книга, и этот предмет уже давно переходил от коллекционера к коллекционеру, каждый из которых бережно фиксировал свою собственность, то и новый коллекционер имеет шанс стать «своим» в недостижимом мире. Вероятно, наклеивая экслибрис на экземпляр, принадлежавший некогда Наполеону, нынешний коллекционер все-таки должен о чем-то думать в этот момент. О чем-то вечном.

Некогда в России словом «провенансы» обозначали ввозимые иноземные товары, но употреблялось оно во множественном числе – «французские провенансы», «левантийские провенансы» и тому подобное. И только в начале XX века в русский язык пришло другое значение, которое не народилось в России само, а было заимствовано из французской литературы по истории искусства, обозначало оно происхождение коллекционного предмета и не изменялось по числам, употребляясь традиционно в единственном числе. В этом значении provenance, знаменуя связь книги (и вообще коллекционного предмета) с определенным собранием, может и должен влиять на ценообразование; ну и происхождение предмета нередко принимается в расчет при решении вопросов подлинности. Конечно, это вполне удобоваримо в западной традиции, где все переходы права собственности, то есть цепочка владельцев, обычно документированы если не инвойсами каждого собственника, то как минимум экслибрисами на книге, что дает возможность соотнести эти экслибрисы с каталогами распродаж и удостовериться в их аутентичности.

Именно поэтому в сложившейся ныне системе мировой антикварной торговли каждой исключительной книге, а в особенности рукописи, желательно иметь внятный provenance. Конечно, есть книги, которые представляют ценность и с точки зрения неискушенных покупателей, и им особенно не нужно беспокоиться о происхождении: фолио Шекспира (первое и не только), «Птицы Америки» Дж. Одюбона, Библия Гутенберга. Хотя и в случае с последней книгой все-таки важно будет как-то гарантировать, что она не относится к перемещенным ценностям, то есть не выяснится, что она разыскивается кем-либо с 1930–1940‐х годов. Много важнее внятный provenance для книг с автографами, поскольку неожиданно выплывающая на рынок книга, скажем, с автографом Галилео Галилея, нигде ранее не фигурировавшая, скорее вызовет подозрения коллекционеров, нежели их энтузиазм. И хотя ходит много басен относительно картин Рафаэля, найденных на чердаках, отношение специалистов к таким россказням довольно критическое.

Российская практика ХX века, когда коллекционеры в принципе страшились объявить о том, что они имеют дома ценности музейного порядка, сильно поколебала сам институт provenance: никто не желал демонстрировать свои шедевры, и мы в основном знаем только те частные коллекции, которые были затем поглощены государством. Иными словами, если мы и видим в годы советского коллекционирования увлечение происхождением книги, то выражается оно разве что в наклеивании царских экслибрисов на экземпляры своего собрания, ранее не имевшие владельческих знаков.

Сегодня, когда постоянно говорится о важности provenance, это может быть важно скорее из праздного интереса, поскольку действительной помощи от этого не столь много. Впрочем, говоря о некоем гаранте подлинности, особенно если говорить об автографах на книгах, личность коллекционера тут может как успокоить, так и насторожить. Когда книга с автографом происходит из коллекции М. И. Чуванова, это практически гарантирует подлинность автографа. Когда мы видим предмет из коллекции Л. А. Глезера, сразу вспоминаем, что принадлежавший ему «автограф» Пушкина отвергали пушкиноведы, а купивший этот автограф В. В. Волков опубликовал его в каталоге своего собрания с удостоверением его подлинности криминалистом. То есть доверие есть только к тем, кто, выбирая между экспертами по пушкинским рукописям, отдает предпочтение Пушкинскому Дому, а не квалифицированным сотрудникам милиции. Хотя автографы писателей ХX века в большинстве своем были у Л. А. Глезера безупречны.

Но в целом оторванность от мирового антикварного рынка сильно изменила представление и о provenance, и о научной атрибуции. Можно вспомнить о коллекционерах ХX века, особенно тех, кто занимался собирательством произведений западноевропейского искусства, включая графику. И если «отсебятину» в атрибуции произведений русских мастеров сотрудники советских музеев все-таки опровергали, то произведениями «круга Леонардо да Винчи» и «круга Рафаэля» частные собрания были наполнены щедро.

Важно подчеркнуть, что характерной чертой антикварного рынка, причем не только русского, является выдумывание provenance. По этой причине люди, которые имеют дело непосредственно с торговлей, знают, что слова о «происхождении из коллекции такого-то» не стоят ничего, если тому нет неопровержимых подтверждений. Да и сам нередко видишь книгу или автограф, который был тобою продан в 1990‐х годах, но оказывается, этот предмет уже «происходит» из какого-то достославного собрания середины ХX века. И ложь эта, нескончаемая и безбрежная, обволакивает весь мир антикварной торговли в России. Владелец уверен, что если он прихвастнет о происхождении книги, может получить больше; антиквар уверен, что если он тоже прихвастнет, сможет продать дороже или хотя бы продать… А поскольку доказать эти басни никак нельзя (как зачастую и опровергнуть), то сдерживающих центров эти фантазии не имеют. Поэтому не столь важно, происходит вещь из конкретной коллекции или его принесла на аукцион «слепая старушка» (об этом будет отдельный рассказ), поскольку не provenance, а сама книга должна сказать вам многое.

Повторим для тех, кто не понял хода нашей мысли: когда речь идет о provenance книги или автографа, не дόлжно верить абсолютно ничему. Все, что вы в результате узнаете о книге или автографе, вы должны узнать не из слов человека, льющего вам елей в уши, а сами, изучая экземпляр и научную литературу. И самое лучшее, чтобы был стол и хорошее освещение, а также возможность сосредоточиться, потому что в спешке можно и ошибиться (как случалось и с нами, если покупка совершалась на станции метрополитена). И если вы что-то понимаете в антикварной книге, то вы сможете сделать и необходимые выводы.

Одна только оговорка. Остается важный источник для установления provenance, если говорить о рукописях русских писателей. Речь о письмах, автографах на фотографиях, дарительных надписях на книгах. В значительной мере, хотя и не исчерпывающе, они были опубликованы советскими и российскими текстологами и учеными в академических собраниях сочинений, в томах «Литературного наследства» и прочих изданиях. Так вот, если это публикации ХX века, до начавшегося в 2010‐х годах повсеместно фальсифицирования рукописей, то ученым все-таки можно довериться. И когда вам встречается такой предмет, который вы находите опубликованным, обычно там будет указан и provenance. Здесь можно только сделать ремарку: скоро, можно быть уверенным, фальсификаторы будут воспроизводить дарительные надписи как раз по таким публикациям, где в графе provenance обозначено частное собрание, так что расслабляться и в этом случае не стоит. Будьте бдительны, друзья!