Антикварная книга от А до Я, или пособие для коллекционеров и антикваров, а также для всех любителей старинных книг

Редкие книги

Признаться, нам меньше всего хотелось бы исполнять вечную сагу о том, какая же книга все-таки считается редкой, а какая редкой не является. Особенно сегодня, когда понятие редкости в антикварной книжной торговле даже не размыто, а уже девальвировано донельзя.

Однако в этом мы видим и некоторую спасительную правду: одними книга, которая напечатана тиражом «всего 5 тысяч экземпляров», совершенно искренне почитается редкой; другие категорию «редкость» применят даже далеко не ко всем прижизненным изданиям Пушкина; для одних редкость подтверждается высокой ценой, для других – отсутствием в библиотеках. И, наверное, так оно и должно оставаться, поскольку категория редкости, даже если это авторитетное научное мнение, – есть субъективность, как субъективна сама область антикварной книги. Когда академический переводчик В. Г. Костыгов, переводя в 1779 году выражение opusculum stupendae raritatis, сделал это не казенно, «удивительно редкая книга», а дал волю красоте русского слога и написал «книга дивной редкости», он вряд ли думал о том, сколько же экземпляров ее сохранилось на белом свете.

То есть понятие редкости и его применимость к конкретной книге – есть субъективная категория конкретного библиографа или книготорговца, которая хотя и безусловно учитывает объект этой категории – антикварную книгу, но также неминуемо отражает и сложившуюся к тому времени библиографическую традицию, и переживаемый этап конъюнктуры антикварного рынка.

Но что касается разработки понятия редкости, то есть разделения на степени, классы, разряды, как будто перед нами градусы посвящения в масонстве, насколько непонятные, настолько и здраво необъяснимые, это стоит признать порчей бумаги. Вослед указаниям на редкость продаваемых книг, принятым к тому времени в европейский традиции, в 1813 году В. С. Сопиков также употреблял различные степени, но объяснить их отказался (см. ниже). Начиная же с Г. Н. Геннади, мы видим расположение антикварных книг по классам и разрядам в соответствии с разработанной программой классификации редкостей: вся плеяда библиографов второй половины XIX – начала XX века, заканчивая Д. В. Ульянинским, демонстрировали свои «схэмы». В советское время дискуссию о редкости продолжают многие авторы. Очередную схему «восьми классов редкости» представил А. И. Маркушевич, и уже в 1988 году, на излете эры советского библиофильства, свою версию понятия «книжная редкость», «диалектически распадающегося на два противоположных класса», включая категорию «эстетичность», предложил В. М. Константинов.

Все опыты классификации редких книг вряд ли завершатся так, как это было в химии, когда после разнообразных попыток-таблиц А. Э. Шанкуртуа, Д. Ньюлендса, Л. Мейера гений Д. И. Менделеева смог открыть Периодический закон. И не потому, что в области редких книг никаких менделеевых не предвидится, а потому, что стремление к теоретизации и навязыванию жестких рамок там, где им нет места, обречено.

То есть, несмотря на попытки обосновать «закон редкости», эта характеристика обречена оставаться субъективной для отдельного антиквара-коллекционера-ученого, и все остальные будут опровергать ее, потому что в их головах складывается своя система оценки редкости, сугубо индивидуальная (не столь важно, кажется она нам ошибочной или нет – она ведь его собственная). И потому, когда один поименует книгу «редкостью первого класса», другой отнесет ее к третьему, и оба свое решение подкрепят аргументами. И смею вас уверить, что среди изданий, которые могут быть названы «книгами дивной редкости», практически не найдется тех, что изначально были напечатаны в единственном экземпляре и, казалось бы, должны занимать верхнюю ступень согласно теоретическим обоснованиям редкости.

Довольно непривлекательно в связи с обсуждением этого понятия выглядят попытки ее решения инструментарием различных псевдонаучных дисциплин вроде «теории библиофильства». По сути, мы видим предложение «схэм и рангов книжных редкостей», которые мало соотносятся с реальным коллекционированием и книжной торговлей и представляют лишь частное мнение о том, «как должно быть», но совсем не так, как оно обстоит на самом деле. То есть все эти ярусы построений и доказательств опровергаются (или даже низвергаются) практикой антикварной книжной торговли и коллекционирования. И тот коллекционер или антиквар, который воспитан антикварной книгой и понимает суть понятия «редкость», все равно трактует его именно так, как воспитан его книжный вкус.

Завершим словами В. С. Сопикова, великого русского библиографа, который имел за плечами двадцатилетнюю практику книготорговли. В «Опыте российской библиографии» он также использовал понятие редкости, основываясь опять же лишь на своем представлении об этой оценочной категории. Уже тогда, в 1813 году, он употреблял несколько степеней: редка, ныне редка, довольно редка, редка в России, весьма редка, весьма редка в России, очень редка, чрезвычайно редка и, наконец, издание прередкое. Но объяснять свои градусы редкости отказался, ограничившись следующим замечанием:

Хотя словесность наша не богата еще важными произведениями всякого рода, однакож имеет и свои редкости, кои по многим отношениям для нас драгоценны и достойны быть поставлены наряду со всеми другими. Редкие книги наши, как и у других народов, можно разделить на два главные разряда. Редкость одних действительная, на самом содержании и истинном их достоинстве основанная, а других мнимая, или относительная; сия последняя по различным склонностям, намерениям и достатку охотников, довольно многообразна. Я не почел за нужное входить в подробности и объяснять сию разность, опасаясь дабы тем, вместо желаемой пользы, не навести многим охотникам скуки и неприятности; но означал оную просто, соображаясь токмо двум главным ее разделам. Некоторое знание, опыт и время всякого охотника достаточно могут в том руководствовать, а кому сии учители покажутся ненужными, тому надобно расплачиваться только деньгами.