Путинократия. Человек власти и его система

«Ты, сволочь, что ты себе воображаешь! Кто ты такой? Сейчас получишь у меня», — кричит мне мужчина в гражданском. Ему на помощь бросается милиционер, хватает меня за другую руку и вырывает фотоаппарат. В нескольких метрах от нас за рядами милиции спокойно бегает мальчик, бросавший яйца.

«Это сопротивление представителям власти!» — кричит на меня мужчина в гражданском. «Какой власти? — следовало бы мне поинтересоваться. — Вы кто, следователь? Или из госбезопасности?» Но вместо этого я говорю: «То, что вы делаете, называется проявлением насилия должностным лицом и препятствием работе прессы». Я с трудом освобождаю правую руку и показываю свое удостоверение об аккредитации, выданное российским министерством иностранных дел. Но документ производит мало впечатления.

Мужчина в бордовой рубашке, державшийся до этого в стороне, вдруг подходит ко мне и вызывающе орет на меня: «Отправляйся назад в Германию и там командуй!» Как выяснилось позже, это был пресс-секретарь министерства внутренних дел Северной Осетии, ответственный за контакты и предоставление информации прессе.

Когда мальчик, бросавший яйца, немного позже на глазах у стражей порядка начинает новую атаку на Каспарова, чемпион сжимает руку в кулак, сводит брови так, что они образуют одну черную полосу на его лице, и делает то, что за шахматной доской всегда было его сильной стороной, — готовится к встречному удару, на этот раз словесному. «Это криминальный режим! Вы думаете, люди существуют для того, чтобы служить вам, а вас интересует только личное обогащение», — кричит Каспаров, и его голос постепенно заглушается детскими песнями. «Кавказ — это пороховая бочка, которую Путин преднамеренно наполнил для своей предвыборной кампании. Это источник терроризма». Каспарову не хватает голоса, он тяжело дышит: «Как Ленин и Сталин, Путин и его кагэбэшники натравливают людей друг на друга, чтобы они не обращали внимания на настоящие проблемы. Только до тех пор, пока они разжигают войны и проливают кровь, они остаются у власти!»

В самом Беслане Каспарова встречают не лучше. В зале, который он снял, устроен показ кино для детей. Трое небритых и лысых мужчин с красными щеками и лицами, как на плакатах «Их разыскивает милиция», вместе с милиционерами выходят из джипа, подскакивают к Каспарову и кричат на него: «Где ты был, когда здесь были террористы? Приехал делать политику на смерти детей? Кровью замазаться решил?» И снова дело доходит до столкновения, люди в форме отталкивают матерей умерших заложников. Женщины кричат, плачут, некоторые бьются в истерике. «Это все, что этот режим может нам сказать, только так он может общаться с нами, это методы 1917 года, — взволнованно говорит Каспаров, намекая на Октябрьскую революцию, — с той только разницей, что сегодня у них в Швейцарии есть туго набитые банковские сейфы. С 80-х годов они только то и делают, что создают образ врага, разжигают ненависть, чтобы отвести внимание от своих действий». Напротив стоит Ленин на крошащемся фундаменте. «У вас есть большой недостаток — вы порядочный человек, и поэтому вы их не стоите, — кричит Каспарову женщина, одетая в черное. — Они начинают бояться. Нас, слабых скорбящих женщин». Но бритоголовые заглушают женские крики. Снова летят яйца. И помидоры.

Одна из женщин хватает Каспарова за руку и даже не говорит, а просто хрипит срывающимся голосом: «Гарри, мы с вами! Шестеро моих родных умерло, двое стали инвалидами, а тут такой спектакль! Это отвратительно! Для нас, кавказцев, гостеприимство превыше всего — то, что здесь устроено, это позор всем нам!» Она вытирает слезы с глаз носовым платком. Две другие женщины отводят Каспарова за руку в сторону: «Здесь нам не дадут покоя. Давайте отойдем к руинам школы, это святое место, там умерли наши дети, туда эти провокаторы не посмеют прийти, такого греха они сами боятся. Это единственное место, где мы чувствуем себя уверенно».

И действительно, бритоголовые и люди в форме останавливаются в 200 метрах от развалин бесланской школы, словно натолкнувшись на невидимую стену. Строение представляет собой объект на поле сражения. «Почему до сих пор держат в тайне, кто тогда давал приказ стрелять? Почему отрицается, что в школу стреляли из танков и огнеметов? Кто отдал приказ?» — спрашивает Каспаров. Рядом с ним стоит Сусанна Дудиева, глядя в никуда прямо перед собой. Для нее все вокруг теперь неважно с того момента, как ее двенадцатилетний сын погиб в этой школе. Свой черный платок она натянула на лоб до самых бровей: «Пока не раскроется вся правда о Беслане, террору не будет конца». Ко власть имущим в Москве здесь не испытывают ни страха, ни уважения, уверяет она: «Что такое должность? Когда ты видишь своего ребенка, сожженного, как полено, когда ты уже не можешь отличить, мальчик это или девочка, тогда ты понимаешь, что никакая должность на свете не имеет значения».

Прямо перед спортивным залом, где погибла большая часть заложников, беззубый старик в грязных, слишком широких для него штанах дергает гроссмейстера за рукав: «Надеюсь, у вас хорошие телохранители — ваша жизнь в опасности, — шепчет он и в страхе оглядывается по сторонам. — Я при Сталине сидел в лагере, я вас уважаю! Лучше один день прожить, как лев, чем всю жизнь трястись от страха, как заяц».

На следующий день российские СМИ сообщают, что Каспаров пытался бессовестно нажиться на трагедии в Беслане, на крови жертв, используя родственников погибших. Однако люди в Северной Осетии не позволили так с собой поступить, народное возмущение выразилось неожиданно — чемпиона забросали яйцами. «Никогда в жизни король шахмат не испытывал такого унижения, — пишет государственное агентство РИА «Новости». — Не одобряя такую форму протеста в целом, стоит все-таки признать, что эмоции возмущенных беслановцев можно понять»[86]. Дальше говорится о том, что поездкой в Беслан Каспаров преступил моральную черту, отличающую ответственных политиков от демагогов, для которых все средства хороши: «Это грязное дело — играть на чувствах жертв, преднамеренно высекая искру народного гнева на Кавказе. Думается, именно за это Каспарова встретили яичницей-болтуньей».