Феминизмы. Всемирная история

Рабочие места

В 1859 году Джесси Бушеретт (1825–1905), небедная молодая женщина из Линкольншира, призвала радикально переосмыслить рынок труда и открыть для женщин доступ к «почетным» ремеслам и занятиям. Она прекрасно знала о том, что мужчины станут противиться поступлению женщин на «мужскую работу», но подчеркивала также и консервативность «индустрии», и присущий женщинам недостаток уверенности в своих силах. И, хотя Бушеретт знала, что многим женщинам приходится работать за кусок хлеба, она подчеркивала необходимость в самоуважении и более высоком общественном положении, которые давал женщинам труд.

Бушеретт вдохновили салонные лекции писательницы и историка искусства Анны Джеймсон (1794–1860) о положении женщин в середине 1850-х годов. Джеймсон с 1820-х годов зарабатывала на жизнь литературным трудом, что позволило ей расстаться с нелюбимым мужем, много путешествовать и состояться как интеллектуалу. В своих лекциях она призывала «расширить сферу социальной работы», охватив женщин, трудящихся в тюрьмах, больницах и работных домах, причем предпочитала говорить о добровольном труде[106]. Некоторые коллеги Джеймсон уделяли большее внимание экономическим потребностям женщин, вынуждающим их зарабатывать. Например, Гарриет Мартино (1802–1876) — известная писательница, сама обеспечивавшая себя, — утверждала, что «три из шести миллионов взрослых англичанок работают ради пропитания»[107]. Но те, кто требовал для женщин права свободно трудиться, нередко умалчивали о том, почему женщины могут захотеть работать или нуждаются в работе. Женщины побогаче активно пропагандировали трудоустройство как форму саморазвития, а те, что победнее, просто стремились выжить. Во многих странах эти противоречивые толкования породили разногласия в женских движениях и мешали феминисткам убедить женщин из рабочей среды, что феминизм соответствует их запросам.

Спор о труде стал главной темой публикаций лондонского издания English Woman’s Journal (основанного в 1858 году), призвавшего предоставить образованным женщинам доступ к профессиям. Не ограничиваясь дискуссиями, редакция арендовала для выпуска журнала небольшую контору и обустроила читальный зал — сначала на Принсеcс-стрит, а затем в большем по размерам помещении близ улицы Лэнгхэм-плейс. Здесь, в комнатах, украшенных картинами Барбары Бодишон, с 1859 года работало (под руководством Джесси Бушеретт) Общество содействия занятости женщин. Общество предлагало женщинам помощь в трудоустройстве и координировало другую деятельность, например обучение профессиям бухгалтера, телеграфистки, помощницы юриста. Общество также учредило издательство Victoria Press, печатавшее English Woman’s Journal и руководимое женщинами. Позднее Бушеретт вспоминала, что «из этой маленькой конторы и скромного читального зала выросли почти все крупные женские движения нашего времени». Активистки Общества соглашались с другим требованием женщин, тоже зазвучавшим в XIX веке, — на присутствие в школах и университетах.

В 1869 году в Кембриджском университете открылся Гёртон-колледж — благодаря усилиям Эмили Дэвис (1830–1920). Вместе с Барбарой Бодишон, редактором English Woman’s Journal, она открыла первое в Англии высшее учебное заведение — полупансион для женщин. В Кембридже, однако, к затее отнеслись прохладно: университет не позволял женщинам получать ученые степени до 1948 года, то есть еще 79 лет после открытия Гёртон-колледжа.

В английских колониях события развивались аналогичным образом. В Британской Бирме главную роль в учреждении школ и колледжей для женщин и девочек играла Миа Май Хла Оунг. Она критически отзывалась о влиянии в Бирме «чуждой цивилизации» англичан и опасалась, что «разрушающее влияние» последних вредит равенству полов в браке и в отношении к собственности, которое было свойственно этой буддийской стране. «Я скорее останусь бирманкой, чем стану принадлежать к одному из… благороднейших народов Запада», — объявила она в журнальной статье 1903 года[108]. В 1908 году Хла Оунг бросила дерзкий вызов гегемонии христианства в Англии: она основала первую в этой стране буддийскую миссию и обрела там рабочее место. К тому моменту, когда она открыла представительство в лондонском пригороде Пендж, многочисленные англичанки уже осваивали новые для себя профессии, в том числе парикмахерское, аптечное и издательское дело, делопроизводство и прикладное искусство. Общество содействия занятости женщин до 1920 года продолжало арендовать помещения для женских организаций, предоставляя средства и место тем, кто стремился улучшить положение женщин[109]. Улица Лэнгхэм-плейс стала легендарной и дала название Лэнгхэмской группе.

Главное требование Общества содействия занятости женщин — доступ к рабочим местам — в дальнейшем оказалось спорным и противоречивым. Многие женщины, уже имевшие низкооплачиваемую тяжелую работу, например трудившиеся как домашняя прислуга или на сельхозработах, хотели увеличения заработной платы и уважительного отношения к себе. Женщины, продававшие секс, желали меньшего внимания к себе со стороны полиции. Англичанок из рабочей среды (их заработная плата в XIX и начале XX века была выше, чем у представительниц мелкой и средней буржуазии) глубоко разочаровывала наивность призывов обеспечить женщинам свободный доступ на рынок труда. Неимущие работницы, лишенные трудовых прав и трудившиеся в условиях крайней нужды, нечасто видели в работе сферу самореализации, расширения своих возможностей и стремились к новой карьере и овладению новыми специальностями. Многие из них приветствовали усилия государства и профсоюзов по сокращению рабочего дня и запрещению опасных для женщин занятий.

Джесси Бушеретт и другие феминистки опасались того, что женщин объявят никчемными работниками, нуждающимися в защите наряду с детьми. Бушеретт опасалась, что законы об охране труда не позволят женщинам работать по ночам. Для многих женщин из рабочей среды государственный патернализм оказался спасением и облегчил изнурительный и небезопасный труд. Споры о рабочем месте привели женское движение в Англии к глубокому расколу. Некоторые феминистки начали кампании против того, что они сочли притеснением государством трудящихся женщин, в том числе запрет опасных профессий (добыча угля, работа в барах и — что, вероятно, наиболее спорно — проституция). Нашлись и сторонники государственной защиты — многие из тред-юнионистского движения и впоследствии из Лейбористской партии. Этель Сноуден, суфражистка и активистка Лейбористской партии, в 1913 году раскритиковала другую деятельницу женского движения, назвав ее феминисткой без стыда и совести. Сноуден одобрила запрет женщинам работать по ночам и после родов. Но ее доводы опасно расплывчаты, и, кроме того, оставалось неясным, в какой степени женщин можно принуждать к выбору. Посредством материнства, утверждала Сноуден, «тело женщины может быть призвано для особого труда» — деторождения, и лучше, «если будущая мать… сможет оставаться дома, пока ее дети сами не станут зарабатывать»[110]. В этой фразе она молниеносно переходит от требования отпуска — в том или ином виде — по беременности и родам к уходу с рынка труда на весь период воспитания детей, вплоть до их совершеннолетия. Замечание о «реквизиции» женского тела напоминает былые попытки англичан регулировать сексуальные услуги с помощью законов о заразных болезнях (Contagious Diseases Acts [1864–1869 годы]), наделивших полицейских полномочиями задерживать, подвергать осмотру и насильственному лечению всякую женщину, заподозренную в занятии проституцией. Меры Сноуден также перекликаются с усилиями фашистов добиться подъема рождаемости.

После того как в 1918 году англичанки постарше получили право голосовать, Национальный союз обществ за гражданское равноправие — крупнейшая в стране феминистская организация — столкнулся с серьезными разногласиями по вопросу об охраняемом труде. В кампании за предоставление избирательного права не афишировались глубокие разногласия по вопросу женского труда. Национальный союз в момент своего образования, в 1919 году, призывал к «равной оплате за равный труд, в том числе к неограниченной деятельности женщин в промышленности и ремеслах». Однако в 1927 году возглавлявшая Национальный союз Элеонора Рэтбоун заявила, что феминисткам следует согласиться с законодательными мерами по охране труда — если того требует «благополучие общества» или если это предлагают сами же трудящиеся. Это привело к отставке большой группы членов исполкома Национального союза: они опасались, что туманные обращения к «расе» или «обществу» закроют женщинам путь к определенным рабочим местам. Английский феминистский журнал Time and Tide объявил, что Национальный союз — «уже не феминистский орган». Другие женщины (нередко из тех, кто сам держался за работу на производстве) по-прежнему приветствовали любую помощь со стороны государства[111].

В США подобные разногласия вызвала конституционная поправка о равных правах (Equal Rights Amendment). За ее принятие выступали Национальная женская партия и (с 1966 года) Национальная организация женщин, определявшие после суфражисток лицо активизма и ставшие символом феминизма в Америке. Как и в Англии, здесь возник большой скандал по поводу вероятного влияния поправки на отмену законов об охране труда женщин, например норм об оплачиваемом декретном отпуске и минимальном размере оплаты труда. Критики утверждали: трудящимся женщинам требуется особая защита от чрезмерной эксплуатации (в первую очередь от заниженной зарплаты и принудительных сверхурочных), с которой те часто сталкиваются на рынке труда. Насчет принятия поправки о равных правах согласия не было. Несмотря на длившуюся до 1980-х годов кампанию (и недавнюю, в 2017 году, ратификацию поправки Невадой, а в 2018 году — Иллинойсом), ее до сих пор не одобрило нужное количество штатов и в Конституцию она не включена.

По мнению историка Дороти Коббл, борьба за поправку о равных правах попросту не имела отношения к жизни многих американок. Коббл утверждает, что к середине XX века центр тяжести феминистского движения в США сместился от Конституции и указанной выше поправки к рабочему движению[112]. Главными феминистскими пространствами стали профсоюз и пикет. Коббл указывает на опыт таких активисток, как сторонница панафриканизма Майда Спрингер-Кемп (1910–2005) и литовская еврейка Полина Ньюман (1887–1986). И Спрингер-Кемп, и Ньюман помогали объединиться работницам швейных фабрик в Нью-Йорке. Спрингер-Кемп заняла видное место в Международном профсоюзе дамских портных и к 1950-х годам работала над расширением прав профсоюзов в Либерии, Танзании, Кении и Гане[113]. Наряду с феминизмом на ее убеждения повлияли идеи панафриканизма. Спрингер-Кемп глубоко беспокоили вопросы равной оплаты труда и ухода за детьми работающих женщин. Ньюман сотрудничала в Женской профсоюзной лиге и жила с Фридой Миллер — феминисткой и профсоюзной активисткой, возглавившей в 1944 году Бюро США по делам женщин. Коббл называет их «феминистками, боровшимися за социальную справедливость».