Феминизмы. Всемирная история

Феминистки и гнев

12 октября 1883 года 21-летняя японка взошла на трибуну в Оцу, чтобы дать волю своему гневу по поводу домашнего заточения японских женщин. Общественное положение Кисиды Тосико (1863–1901) позволяло ей быть услышанной. Семья Кисиды обладала связями, а сама она была приближенной Харуко (Сёкэн) — супруги императора Мэйдзи и одной из ее наставниц. Кисида начала выступать в защиту прав женщин в период Мэйдзи (1868–1912), отмеченный политической нестабильностью. Государство тогда стало отказываться от политики изоляционизма и прежней жесткой иерархии. Это позволяло выступавшим за «модернизацию» фракциям надеяться, что Япония вступает в эпоху перемен.

Кисида говорила о жизни женщин в «ящиках», порожденных предписаниями абсолютного послушания родителям и домашнего затворничества. Воспитывать в таких условиях дочь, по словам Кисиды, — все равно что пытаться выращивать цветы в соли. Эта мрачная метафора выразила силу того гнева, который вызывало у нее подчинение женщин: дочерей, жен и наложниц.

Для властей демарш Кисиды выходил за рамки допустимого. (Содержание ее речи нам известно потому, что его передал полиции информатор.) Кисиду арестовали за недозволенное поведение, и она восемь дней провела в тюрьме. Правительство начало репрессии против критиков власти, и, вопреки надеждам на перемены, японское законодательство после 1890 года лишило женщин всякой возможности участвовать в политике. До 1922 года японкам не позволялось посещать политические собрания, однако и после отмены запрета гнев, с которым мужчины встречали попытки женщин участвовать в общественных делах, бывал велик и иногда перерастал в насилие. Редактора журнала «Сэйто» Ито Ноэ (1895–1923), активно издававшую в 1911–1916 годах феминистские сочинения, после ареста задушил полицейский.

«Цветы в соли» — сильный, горестный образ. Японские феминистки и позже находили не менее яркие метафоры для выражения своего возмущения. Танака Мицу, известная участница движения ūman ribu (от англ. women’s lib[eration]), в августе 1970 года распространила манифест «Освобождение из туалета» (Liberation from the Toilet). Написанный от руки текст, распространенный в Токио на конференции «Женщины Азии против дискриминации», решительно объявлял: женщины низведены до положения сосуда, вроде унитаза, и более не должны удовлетворять сексуальные потребности мужчин. На Танаку влияние оказали Анжела Дэвис и другие авторы, связанные с движением Black Power, и подобно тому, как те объявляли, что «черный — это красиво», Танака попыталась реапроприировать стигматизирующее наименование онна (сексуально активная женщина, которую порицали как шлюху), провозгласив: «онна красива». Она также опиралась на популярные идеи эмансипации полов, высказанные Вильгельмом Райхом, и выдвинула на передний план представление о женском теле как пространстве угнетения и освобождения. По мнению Танаки, феминизм основывается на «истине, изрекаемой вагиной», матка же «таит обиды». Гнев Танаки в связи с тем, что женщины разного возраста ежедневно принимают свою роль как объекта мужского желания, не вылился в рассуждения о женщинах как всегда стремящихся к миру существах. Вместо этого она (сама пережившая сексуальное насилие) организовала место, предназначенное для того, чтобы женщины смогли выразить себя в насилии и выплеснуть гнев «матки, которая мыслит самостоятельно, которая вопит и мстит кровью собственного ребенка»[235].

Инстинктивно возникающее чувство гнева явилось мощным стимулом для активисток, выступающих за освобождение женщин, по всему миру. Спорным оказался тезис о том, может ли насилие быть законной формой феминистского протеста, конкретным средством выражения гнева. В феврале 1972 года Японию потряс скандал: предводительница небольшой террористической группы «Объединенная Красная армия» Нагата Хироко приняла участие в «чистке» собственных рядов, в результате которой погибло двенадцать членов группы. Нагату арестовали, обвинили в убийстве и изобразили в СМИ чудовищем. Случившееся породило в движении ūman ribu дискуссию о рамках политического насилия. Танака Мицу, испытывавшая отвращение к поступкам Нагаты, тем не менее предложила ей свою помощь. Танаку разозлило отношение СМИ к Нагате. При этом к мужчине — лидеру «Объединенной Красной армии» журналисты отнеслись с большей симпатией, признавая его идеологическую мотивацию. Танака рассудила, что женщинам (поскольку все они способны на насилие) следует проявить солидарность с Нагатой — онна, презренной женщиной.

В 1970-х годах в Японии получили большую огласку скандальные случаи, когда матери убивали своих детей. Эта логика привела движение ūman ribu к идее демонстрировать свою солидарность с такими женщинами. Активистки указывали, что отцов, убивающих детей, изображают в менее дурном свете, и объясняли насилие такого рода влиянием социальной системы, удерживающей женщин в постоянной зависимости[236]. Как и многие участницы женского движения, сторонницы ūman ribu не хотели прибегать к насилию. В отличие от действий террористок-феминисток (глава 7), их поступки не выходили за рамки символического насилия. Так, в 1974 году в Токио феминистки забрызгали красной краской «Джоконду», выставленную (под стеклом) в Национальном музее, протестуя против недопущения на выставку людей с инвалидностью и посетителей с маленькими детьми.

Женщины испытывали не только такой род гнева, который соответствует пониманию Танаки, то есть служивший стимулом к тому, чтобы бросить вызов мужчинам и патриархатному укладу. Эта эмоция вспыхивала и в отношениях между самими феминистками. На то имелось множество причин, и одна из них, сохранявшаяся и в конце XX века, — маргинализация лесбиянок в рамках главным образом гетеросексуального движения.

Сторонницы движения за освобождение женщин в США довольно рано признали наличие в своей среде разногласий и конфликтов и, надеясь их преодолеть, провели в 1969 году Конгресс за объединение женщин. Расчет на примирение был отчасти наивным. Лесбиянки с гневом отреагировали на гомофобию Бетти Фридан (1921–2006), основательницы Национальной организации для женщин. Фридан назвала лесбиянок «лавандовой угрозой» (lavender menace) единству женского движения и перспективе того, что общество примет его. Она объявила лесбиянок агентами-провокаторами, «подбивающими к расколу и экстремизму, нарочно обостряющими противоречия половой политики — „Долой мужчин, деторождение и материнство!“». Фридан считала, что попытка лесбиянок «состряпать из своих сексуальных предпочтений политическую идеологию» еще больше маргинализирует феминизм[237].

Лесбиянки не пожелали ни принять этот стереотип ради единства движения, ни вести себя тихо, чтобы не шокировать ведущие СМИ. На Втором конгрессе за объединение женщин (1970) лесбиянки нанесли контрудар. Группа Radicalesbians («Радикальные лесбиянки») в фиолетовых футболках с надписью «Лавандовая угроза» захватила зал заседаний и погрузила его в темноту. Оккупировав трибуну, активистки устроили впечатляющее шоу, а когда свет снова включился, призвали делегаток присоединиться к ним и принялись раздавать манифест «Женщина, признанная женщиной» (The Woman-Identified Woman). Этот текст отчасти отражал их чувства и ключевую роль гнева в их действиях:

Кто такая лесбиянка? Лесбиянка есть гнев всех женщин, конденсированный до точки взрыва. Это женщина, которая — нередко с очень раннего возраста — поступает сообразно непреодолимой внутренней потребности быть более целостным и свободным человеческим существом, чем общество желает ей позволить. Эта ее потребность и поступки в течение ряда лет приводят ее к мучительному конфликту с людьми, ситуациями, с общепринятыми образами мысли, чувствования и действия, пока она не оказывается в состоянии непрерывной войны со всем, что ее окружает, и, как правило, с самой собой[238].

Несмотря на контекст — то есть тот весьма наглядно проявившийся в адрес Фридан и ее сторонниц гнев, — здесь подчеркивается то коварство, с которым ненависть к самой себе грызет женщину изнутри: «за гранью ее сознания, отравляя ей существование, держа ее в отчуждении от самой себя, от собственных нужд и делая ее незнакомой для других женщин».

Социализация на протяжении многих лет не позволяла женщинам демонстрировать свой гнев: казалось, это слишком трудное в использовании орудие. Попытки справиться с гневом привели в 1971 году группу лесбиянок (некоторые из них участвовали в 1970 году в «Лавандовом перевороте») к образованию в Вашингтоне организации «Фурии» (названной так в честь древнеримских богинь мести). До 1973 года «Фурии» издавали журнал и разрабатывали концепции раздельного существования женщин и мужчин, видя в этом средство уладить разногласия и с мужчинами, и с другими женщинами и таким образом ограничить вред, который может причинить гнев. «Фурии» объявили:

Ненависть к мужчинам на индивидуальном уровне вредна, поскольку женщина, ненавидя мужчин, рассеивает свою энергию… Кому же захочется прожить жизнь, определяемую гневом, горем, мщением?[239]

Некоторые феминистки, желавшие в большем масштабе привнести в движение сепарацию, разработали концепцию «политического лесбийства» как обязательную для всех женщин позицию. В 1974 году нью-йоркская группа CLIT (Collective Lesbian International Terrors) в феминистском издании off our backs (Oob) бросила громкий вызов гетеросексуальным женщинам:

Опасность гетеросексуальных женщин — в их маскировке. Они выглядят как женщины. И иногда на короткое мгновение в них проявляются остатки тех зачаточных женщин, которыми они когда-то были. Но затем это проходит, и они быстро становятся снова такими, какими их запрограммировал отвратительный папочка и кем они, вероятно, генетически стали к нынешнему времени, после тысячелетий мужского отбора по признакам убогости и глупости, — отражением мужчины… Они не что иное, как замаскированные самцы[240].

С точки зрения некоторых радикально настроенных феминисток, гетеросексуальность — это вопрос «выбора», поставленного патриархатным обществом. Хотя влечения к представительницам своего пола можно ожидать не от всех женщин, отказаться «трахать мужчин» могут все женщины[241]. Последовали бурные дебаты среди феминисток, и многие сочли для себя невозможным отказаться от мужчин в эмоциональном и сексуальном отношении. Редакция Oob рассказала об их «внутренних муках» после ознакомления с манифестом CLIT и высказала опасения, что «яростный гнев [содержащийся в этом заявлении] помешает читательницам услышать это послание»[242].

Другие сочли развитие феминистской лесбийской культуры раскрепощающим и воспользовались шансом изучить свою сексуальность. Линн Олдерсон, открывшая в Лондоне феминистский книжный магазин Sisterwrite, вспоминала:

Речь шла о всей вашей жизни без остатка, каждый ваш выбор оказывался политическим решением. Это был не интеллектуальный момент, а эмоциональный и сексуальный: на кону как будто была вся ваша жизнь, и вам приходилось менять все[243].

Впрочем, за пределами Европы и Северной Америки манифест CLIT и идеи политического лесбийства почти не находят отклика. Лесбийство оказалось одной из главных причин раздора на эпохальной Всемирной конференции ООН по положению женщин в Мехико (1975). Многие делегатки из стран глобального Юга не относили проблему сексуальности к первоочередным. Найсарги Дэви отметила, что в Индии до возникновения в 1990-х годах более открытого движения гомосексуалов общество сопротивлялось принятию языка лесбийства, широко признаваемого западным заимствованием[244]. Прежде индианки, состоявшие в однополых отношениях, предпочитали их не афишировать или называться ekal aurat (одинокие женщины). После того как в 1991 году в Дели была основана сеть поддержки лесбиянок Sakhi, а в 1995 году Women to Women в Мумбаи — в Индии название «лесбиянка» стало применяться чаще. Этому способствовало участие индианок во Всемирных конференциях ООН в Найроби (1985) и Пекине (1995), где лесбиянство обсуждалось с большей симпатией. Последнее десятилетие XX века, однако, не стало переломным. В Индии для однополых отношений среди женщин (даже после их декриминализации в 2018 году) по-прежнему характерны осторожность и употребление эвфемизмов. Признавая, в сколь сложных условиях находятся гомосексуальные женщины, Women to Women сменила название на Stree Sangam («Слияние женщин») для того, чтобы подчеркнуть незападный контекст. В эту среду невозможно с легкостью перенести понятие «лесбиянка».