Происхождение христианства из гностицизма

Еще явственнее иудейского характера «Од» их гностический характер. Правда, именно эта окраска отрицается в них Гарнаком. Но Гарнак думает при этом о «гностической ереси» в смысле позднейшей церкви и забывает о «деланном им раньше признании, что существовал и дохристианской иудейский гносис. Тем сильнее гностическое происхождение «Од» выдвигается Гункелем. Уже частое повторение таких выражений, как свет, любовь, жизнь, покой, мир, блаженство, путь; далее, упоминания о семиглавом драконе, о голубе над головой помазанника, о демонах, которые содержат души пленными в аду, под владычеством смерти и всячески препятствуют восхождению душ на небо (ода 35); описание сошествия христа в ад и восхождения души на небо в оде 38, которая ведет нас чрез глубокие ущелья, расщелины, скалы и долины, где она видит «губителя гибели» с его грешною невестою, которым потом противопоставляются «возлюбленный и его невеста»; упоминание о небесной деве (софия — гносис), как судье душ в оде 33; строфа оды 39 о воде жизни, которая разделяет мир чувственного от мира сверхчувственного, чрез которую искупитель прокладывает путь, не погружаясь, и чрез которую он навел мост своим «словом», — весь этот пестрый мифический аппарат так явственно напоминает идеологию гностицизма и религиозную фантастику тайного учения, что просмотреть это невозможно. И если Гарнак вопреки таким чертам «Од», подчеркивает их свободу от всего мифического, то это так же непостижимо, как и многие другие, из его утверждений.

Но прежде всего о гностическом происхождении «Од» свидетельствует то значение, которое они придают познанию или гносису, приравниваемому в «Одах» к божественной мудрости или истине. Если гностицизм полагает искупление в познании или ведении, а ведение понимает как тайное божественное откровение, которое является уделом одних посвященных и должно сохраняться как священная тайна, то именно это является характерным и для «Од Соломона».

В упомянутой же оде 38, которая говорит о восхождении души на небо, в проводники душе дана истина. Эта ода напоминает нам то место у Псевдосоломона, где он говорит о спасающей силе мудрости (Премудр. 10, 9 и сл.). Точно так же отзвук увещаний мудрости, которыми она у Иисуса сына Сирахова призывает людей следовать за собою, мы находим в словах световой девы в оде 33:

«Встала совершенная дева,
которая проповедовала, взывала и говорила
Обратитесь, вы, сыны человеческие,
и вы, дочери человеческие, идите сюда!
Оставьте эти пагубные тропы и приблизьтесь ко мне!
Я буду у вас заступницей и выведу вас из погибели
и сделаю вас мудрыми на стезях истины.
Вы не падете и не погибнете.
Услышьте меня и дайте вас спасти,
ибо божию благость проповедую я среди вас,
чрез меня вы будете спасены и станете блаженны».

Мы видим, что здесь, совершенно в гностическом духе, проповедуется искупление чрез познание. Это — доминирующая мысль, проходящая одинаковым образом чрез все оды.

Таким образом, здесь истина, подобно софии в иудейской литературе о мудрости и логосу Филона, является заодно домировой создательницей всех вещей, в особенности людей. Люди, по существу своему, суть осуществленные мысли истины. Они получают от нее силу к жизни и в то же время, чрез союз с нею в любви и познании, возможность быть искупленными:

«Проспите опять и опять и оставайтесь в любви господа
и как возлюбленные — в возлюбленном
и как сохраненные — в нем, который жив,
и как спасенные — в том, кто спасен.
И вы обрететесь нетленными во все века, во имя отца вашего».

Такого рода мысли мы находим и в «Премудрости Соломона, где говорится, что мудрость сожительствует с богом и возлюблена им, вследствие чего и человек по любви к мудрости достигает соединения с богом и тем самым (бессмертия (Премудр. 7, 28; 8, 3; 13, 17). Познание бога во Христе есть познание божие во Христе, есть познание Христа; более того: оно есть сам Христос, поскольку сам он есть не что иное, как познание бога, жизнь бога в познании, вечность божественной идейной жизни, которую бог открыл людям во христе, и в которой человек принимает участие чрез познание Христа, достигая этим сам бессмертия.

«Моя радость — господь, и мое движение — к нему»,

ликуя, восклицает поэт в оде и продолжает:

Он сделался таким, как я, потому что мне надлежало воспринять его,
И я не затрепетал, когда увидел его, потому что он — милость для меня.
Он стал в таком роде, как я, потому что мне надлежало постигнуть его,
и в таком образе, как я, потому что мне надлежало не отвращаться от него».

Итак, непостижимый всевышний бог сам сделался человеком и сошел на землю в образе своего сына, чтобы быть познанным людьми:

«Ибо им это сделано, и он был доволен сыном
и ради его спасения он все объемлет».

Следует заметить, что. здесь выражение «сын» относится равным образом к божественному «сыну» и спасителю, как и к человеку, который следует по «следам его света» и от имени которого говорит в оде поэт. Когда, таким образом, вышний явит самого себя в своем сыне и откроет людям познание своего существа и своей любви к людям, тогда:

«Ненависть будет удалена с земли и скроется вместе с завистью.
Ибо уничтожено неведение, потому что пришло познание господа...
и не будет ни одной души без познания или немой».

Таким-то образом в «Одах Соломона» всевышний уравнивается с познанием, а последнее, в свою очередь, с словом или сыном (Христом). В оде 9 мы читаем:

«Слово господа и его воля есть святая мысль,
которую он измыслил себе ради своего помазанника.
Ибо на воле господа покоится ваша жизнь,
и его мысль есть вечная жизнь,
и непреходяще ваше совершенствование».

Жизнь есть свет, свет есть слово, слово есть познание, а последнее, в свою очередь, есть боголюбовь, которая, означая и любовь к богу и любовь бога, создает единство и единение творений между собою и с божеством[29]. Об этом и говорится в оде 12.

Поэтому ода 9 увещевает людей не замыкаться от божественного познания.

Подобно тому как ода 38 описывает небесное путешествие души под руководством истины и преодоление ею опасностей, угрожавших ей на пути, так ода 35 воспевает «восхождение души к восторгу» (Gunkel).

По 11 оде искупленный чрез познание не только обрел вечное опасение в раю, но и был вместе с тем преобразован и как бы вновь сотворен богом («господь сделал меня новым в его одеянии»).

В том же смысле искупленный ликует в оде 17-ой:

«Я получил лицо и вид новой личности
и облекся ими и был спасен.
Мысль истины была моим вожатым;
я шел за нею и не попал в заблуждение.
Все видевшие меня поражались?
как чужой представлялся я им».

Итак, по смыслу этих строк, искупленный, в силу своего оправдания, или признания правым со стороны бога, на основании своего познания, получает новый вид; он как бы «возрождается» и представляется прочим людям как чужой. Это, по-видимому, очень обычная для гностицизма мысль. Ведь и в Послании к ефесянам (4, 17 и сл.), которое, по общему признанию, носит безусловно гностический отпечаток, мы читаем такие слова:

«Итак, я говорю это вам и заклинаю вас господом, чтобы вы не поступали так, как поступают язычники в суетности мысли своей, помраченные смыслом, отчужденные от жизни божией из-за своего невежества, каковое, вследствие огрубения сердца, присуще им, расслабленным и предавшимся роскоши, чтобы творить всякую нечистоту в алчности своей.

Вас ведь не так учит Христос; вы ведь слишком о нем и в нем наставлены, как есть истина у Иисуса: чтобы вы сняли с себя ветхого человека по прежнему образу жизни, растрачивающего свои силы в обольстительных похотях, и обновились духом ума вашего «облеклись в нового человека, созданного по богу в правде и святости истины. Посему отвергните ложь и говорите истину каждый ближнему своему, потому что мы — связанные между собою звенья».

Но человек не только вообще возобновляется и преобразуется чрез познание истины; так как его знание едино с божественным знанием, с искупляющим словом, то он как бы преобразуется в самого бога или, вернее, в его сына, в божественного искупителя, и дела последнего непосредственно представляются как собственные, дела человека, Ведь существенной чертой античного мистериального культа именно и является то, что внутренние переживания собственного «я» истолковываются вместе с тем как переживания спасителя и наоборот, и что это «я» и бог неразличимо переходят друг в друга. Участник мистерии как бы «врастает в совершенство божье» (так, между прочим, переводит Gressman вышеприведенные стихи). Он чувствует себя богом, он в духе даже совершает с ним дела искупителя (ср. оду 17, ст. 8 и сл., а также оду 10): по отношению к тому и другому приведенные слова следует понимать одинаково как слова искупителя и как слова искупленного.

Исполненный духом говорит одновременно от имени и в смысле христа и именует себя «сыном божиим». Возрожденный духом, возвышенный к богу, ан чувствует себя помазанником и славит всевышнего в кругу его ангелов.

Таким образом, по смыслу приведенных выдержек из «Од», искупление совершается на деле чрез познание, чрез постижение истинной природы божества, благости и любви всевышнего, одним словом — чрез гносис, и оно воплощается для верующего в образе божественного сына и спасителя и чрез последнего открывается ему. Сквозь ликование о достигнутом спасении повторно пробивается мысль об обретенном (познании, которому одному участник мистерии, обязан своим спасением.

Итак, имеющие истинное познание о боге или руководящиеся истиной получают жизнь. Вместе с тем бог уничтожает всех тех, кто без истины и у кого истина отсутствует. (Ода 24, 8 и сл.).

Обозревая «Оды Соломона» в целом, мы видим, что в них не содержится ничего такого, что выходило бы за пределы круга мыслей иудейского гностицизма, как он описан нами в предыдущем изложении. Поэтому у нас нет и повода относить «Оды» к христианству в его (новозаветном виде. Автор. «Од Соломона» стоит на переходе от иудейства к христианству. Он — не иудей в смысле обычного иудейства, а приверженец «предхристианской» иудейской мистериальной религии. Но он и не христианин, о котором можно было бы утверждать, что ему было известно об историческом Иисусе. Он — иудей, который видит во христе спасителя и подателя жизни, но понимает последнего совершенно мифически, в смысле гностицизма, как ниспосланного всевышним для опасения людей домирового «сына божия», победителя ада и смерти, как ставшую личностью божественную мудрость и любовь. Христос, по его представлению, открыл людям своим словом существо божие, принес им истинное познание, призывом последовать за ним даровал людям вечную жизнь и сделал таковую возможной в силу того, что человек в познании Христа становится единым со Христом, как словом или познанием божиим, а чрез то — с самим босому Если все же автор «Од» говорит об уничтожении, о смерти спасителя и о последующем возвышении и прославлении его, то его слова вовсе не имеют в виду исторического Иисуса, а явно находятся в связи с 53 главою Исайи, с Премудростью Соломона и с 21 псалмом, а также в согласии с языческим представлением о страдающих, умирающих и воскресающих богах-искупителях.