Происхождение христианства из гностицизма

Имя отрока божия

Обыкновенно к мессии-отпрыску Исайи (11, 1) относили другое место из Исайи (7, 14) где мессия по греческому переводу ветхого завета значился «сыном девы», и имя ему было Еммануил, смысл которого: «с нами бог». Но такой же смысл заключается и в имени Йегошуа или Иосуа (по-гречески Иисус), которое в народном понимании толковалось как «помощь Иеговы».

У Иисуса сына Сирахова (46, 1) мы читаем:

«Мужественным воином был Иосуа, сын Навина, служитель Моисея в пророческом звании, предназначенный, соответственно имени своему, быть великою помощью для избранных его».

Итак, в обоих именах, Еммануил и Иосуа, выражено обещающее помощь присутствие (бога среди его избранников, а носитель этих имен отмечается как помощник, спаситель или избавитель (по-гречески — soter). Вот почему этими именами можно было пользоваться как заменяющими одно другое. Так мы это и видим в евангелии Матфея 1, 21 и сл., где говорится: «Она родит сына, которому ты дашь имя Иисус, ибо он спасет людей своих от грехов (ср. Псал. 129, 8). А произошло все это, дабы исполнились слова господа, сказанные устами его пророка: вот дева зачнет и родит сына, и нарекут имя ему Еммануил, что означает: с нами бог». Здесь и устанавливается, следовательно, имя спасающего божия отрока, или мессианского отпрыска: это имя — Еммануил, равнозначное с именем Иисус.

Как случилось, что имя «Иисус» вытеснило имя «Еммануил» и было присвоено, как окончательное, приносящему себя в жертву за грехи людей отроку божию, т. е. мессии Израиля?

Прежде всего, из обоих имен имя «Йегошуа» (Иисус) было более обычным. Мы знаем целый ряд носителей этого имени из ветхого завета. Ведь с ним связывалось воспоминание о преемнике Моисея, которого Филон прославлял даже как некоторого посредника божьего и спасителя иудейского народа; и ведь Иосуа (Иисус Навин) был в известном смысле лишь двойником ветхозаветного законодателя. О нем утверждали, что он привел народ израильский через «купель» Иорданскую (I Коринф. 10, 1) в «обетованную» землю, помог народу, после долгих ожиданий и бесчисленных испытаний, осуществить свое стремление в обещанную Иеговой родную страну предков и этим положил начало новому, счастливому времени для своего народа, чего ждали и от мессии. Ведь и мессия должен был собрать рассеянных израильтян и повести их обратно в настоящую их родину, в «обетованную землю», причем это слово понималось то в земном и национальном смысле, — как Палестина, — то в смысле так наз. «царства небесного», из которого души при рождении своем ниспали в материальный мир и в которое они после смерти должны с помощью мессии возвратиться. Сами древние христиане обыкновенно имя своего спасителя охотно ставили в связь с именем ветхозаветного Иосуа. Так, в послании Варнавы, гл. 12, 8 и сл. говорится, что Моисей дал сыну Нуна (Навина), который раньше назывался Осмей, имя Иосуа (Иисус) единственно с тою целью, «чтобы весь народ узнал, что отец все делает известным, что касается его сына Иисуса» (ср. Числ., 13, 17). Этим самым, по взгляду Варнавы, новозаветный Иисус был предвозвещен через сына Нуна (Навина), как своего «предшественника во плоти». Но также и у Иустина (гл. 113) Иосуа считается «предшественником Иисуса в путеводительстве», а по Евсевию (Церк. история 1, 3) Моисей дал сыну Навина «не встречавшееся раньше среди людей» имя Иосуа потому, что сын Навина «носил в себе образ нашего искупителя, который, после Моисея и по завершении введенного им символического богослужения, один только открыл царство истинного и чистейшего богопочитания». «Иудейская вера, — говорит van den Bergh van Eysinga, — еще не принесла истинного богопознания. Люди поэтому не могли удовлетвориться Моисеем. Его преемник Иосуа, который ввел детей Израиля в обетованную землю, сделался символом нового божественного познания гностиков, т. е. мудрецов, знающих, мужей духа, которые под влиянием греческой философии одухотворили иудейство и превратили его в спекулятивную систему. В своем диалоге с иудеем Трифоном Иустин показывает, что «Иосуа» есть имя самого бога».

Но имя Иосуа принадлежало, по-видимому, и выступавшему в решительные моменты истории израильского народа во главе его в качестве помощника и избавителя так наз. «ангелу Иеговы» (Быт. 32, 24; Исх. 13, 21; 33, 14; Числ. 20, 16; 2 Сам. 5, 3; 1 царств 1, 3; Езек. 43, 5), который в этом отношении сходен с архангелом Михаилом, или Метатроном (с ним он, вероятно, и отождествлялся), и в лице которого, по Исайи 63, 9, нисходит сам бог, чтобы избавить свой народ от бедствий. Ибо Иосуа, сын Нуна (Навина), по Иис. Нав. 24, 11, побеждает с помощью Иеговы аморреев, хеттеев, ферезеев, ханаанеев, евеев и иевусеев, т. е. те самые народности, которые, по Исх. 23, 20 и сл., победил, защищая израильтян, тот обещанный ангел Иеговы, о котором сказано, что «имя божие в нем», — что надо понимать в том смысл, что он сам — одно с богом. Ветхий завет именует его как «ликом», «царем» или «сыном божиим» (Пс. 8), а Исайя (63, 9 и сл.) ставит его наравне с духом святым, которого бог вложил в сердце народа своего и чрез которого открыл свою любовь к нему.

Но первоначально таким сверхъестественным спасителем и охранителем Израиля считалось, вероятно, и то страдающее и умирающее божество, которое с возвышением Иеговы в единого и истинного бога было низведено на степень божества второго ранга, на степень подчиненного богу, хотя и стоящего с ним в непосредственной близости и родственного ему существа, «сына» и слуга (отрока) божия, т. е. в некотором роде верховного визиря, и в конце концов — просто человека, как мы это видели у Исайи. Оно носило различные имена, из которых одно мы уже узнали из Гадад-Риммона Оно называлось также Дод или Дауд (Давид), т. е. возлюбленный, — обозначение вавилонского Тамуза и сирийского Адониса, черты которых сохранились еще в образе ветхозаветного Иосифа. По Cheyne, имя отрока божия у Исайи первоначально произносилось «Ашкал» или «Ашур» (Иегова — Ашур), что, по мнению знаменитого гебраиста, является первоначальной формой имени Иего-шуа, Иошуа, Иешу (Иисус).

Но в ветхом завете есть еще второй прославленный Иосуа, именно первосвященник, который вывел иудеев из вавилонского плена в их отечество и восстановил в Иерусалиме храмовое богослужение. У Захарии этот Иосуа выступает перед нами в мессианском освещении. Пророк чувствует себя уполномоченным Иеговой венчать его вместе с потомком Давида Зоровавелем, в котором он сам усматривает мессию и которого он, в смысле Исайи 11, 1 и Иеремии 23, 5, именует «отпрыском» (zemach). Но так как великие надежды, возлагавшиеся на Зоровавеля, не исполнились, то в греческом тексте сделано исправление: имя Зоровавеля зачеркнуто, множественное число (гл. 6, 12) изменено в единственное, и таким образом Иосуа один занял пост мессии, которого он, впрочем, и без того должен был напоминать, как первосвященник и спаситель народа из вавилонского рабства. Итак, можно считать, что и этим путем должно было привиться имя Иосуа для мессии, отпрыска из дома Давидова и отростка из корня, как именует его Исайя.

Совместно с первосвященником Иосуа неоднократно упоминается высший из левитов, по имени Кадмиел (Ездр., 2, 40; 3, 9; Неемии 7, 43; 9, 4; 10, 10; 12, 8). Кадмиел — это еврейское Kadmillos, или Iqsmillos, как по Сервиусу назывались у греков и в Малой Азии храмовые служители. С другой стороны, по Макробию Camillus было именем для определенного рода храмовых служителей у римлян, а у греков божественный заместитель логоса, Гермес именовался Kadmillos в качестве бога-посредника и небесного вестника т. е. в роли Михаила, или Мегатрона, земными заместителями которого были левиты в иерусалимском храме. Но ведь в знаменитых самофракийских мистериях, которые около времени перехода к нашему летоисчислению были в полном цвету, Kadmillos было только другим именем для «Исаия», а имя «Исаий», как и «Иасон», могло иметь значение как побочная форма имени «Иисус», т. е. грецизированного «Иосуа». Таким образом, для изощряющегося ума гностиков и их синкретического мышления, заимствовавшего составные части своего мировоззрения из всех религий и от всех народов, ветхозаветный левит и служитель храма Кадмиел, мог слиться с первосвященником Иосуа, с которым он постоянно вместе упоминается, а в сопоставлении Иосуа и Кадмиела могли, равным образом, видеть как бы указание на бога мистерий и жреческого посредника, понимая последнего, вместе с тем, как представителя логоса или гносиса. Ведь гносис, как сказано, символизировался офитами в образе змеи; змея же была образом, в котором чтился и самофракийский Иасиос — Кадмилос, или Кадмос (Кадмон): вспомним о змеевидном посохе Гермеса и о змее, в которую, по легенде, превратился Кадмос.

Однако, имя Иасона, или Исаия носил не только самофракийский Гермес, который, как бог мудрости и умной речи, сливался с логосом стоической философии и богом-посредником Филона, но также и сродный ему бог со змеей и спаситель душ Асклепий, культ которого тоже пользовался тогда самым широким распространением, а кроткие черты которого, напоминающие тип Зевса, оказали столь решительное влияние на позднейший образ христа. Как сообщает нам Страбон (1, 2, 39), Асклепия чтили под именем Иасона или Иасия не только во всей передней Азин, но также и в Фессалии, и на побережье Коринфского залива. При этом с культом Иасона соединялся одновременно культ Фрикерса, овна (барана) или ягненка, т. е. весеннего ягненка. Асклепий-Гермес-Иасон считался основателем лемнийских посвящений, которые праздновались ежегодно во время весеннего равноденствия (ib месяце Овна) и сообщали их участникам бессмертие; и вообще, имя «Иасий» или «Иасон» (Иас, Иес) было, по-видимому, в древности общим именем солнца в значении его, как спасителя и бога-посредника. У греков это имя поставлялось в связь с глаголом iasthai (исцелять) или, во всяком случае, напоминало по созвучию о деятельности исцеления, помощи, спасения. Иасой звалась дочь Асклепия в качестве богини-целительницы. И если Епифаний переводит имя «Иисус» прямо «спаситель» или «врач», то отсюда также можно видеть, как легко в спекулятивных построениях иудейских гностиков общеизвестное имя Иасон — Иасий могло превратиться в имя Иосуа или Иисус, и последнее могло, таким образом, сделаться именем ожидаемого мессии.[21]