Происхождение христианства из гностицизма

Павел как гностик

В самом деле, послания Павла вводят нас в такую же атмосферу гностического культа, какую мы почуяли в притчах Соломона. Мы вдыхаем тот же воздух античной мистериальной религии с ее соответствием между небесной и мировой сферой, с ее сплетением астральных и земных явлений, главным образом, в области обрядов культа; здесь, как и там, мы имеем дело с религиозной общиной, все усилия которой направлены к тому, чтобы, овладев таинственной, благодаря божественному откровению обретенной, мудростью и мистическим углублением в дух божества, избавиться от страха перед близким концом мира и приобщиться к вечной жизни в лучшем мире. Существенную составную часть этой таинственной мудрости или совершенного познания образует здесь, как, например, и у терапевтов и эосеев, проникновение в скрытый смысл священного писания. Вместе с Филоном Павел убежден в том, что св. писание заключает в себе таинственное откровение, уразумение которого предполагает известную степень «совершенства», на что с гордостью указывает сам Павел, при чем источником этой способности он считает дух. Отсюда неоднократное употребление аллегорий и символическое объяснение св. писания у Павла: они служат ему, как и Филону, для того, чтобы выявить скрытый смысл ветхого завета и изобразить св. писание как своего рода «тайное евангелие», в котором тот, кто способен «охватить духовное духовным» (1 Кор. 2, 13), найдет указания и предсказания относительно действительного искупления, которое совершится через христа. Поэтому с какой решительностью ни отвергал бы Павел ветхий завет и закон, как средство к искуплению, они все-таки остаются и для него исходной точкой и фундаментом общей цепи его доказательств; более того, при всей его враждебности к св. писанию последнее, тем не менее, представляется ему откровением божиим и авторитетным источником, на котором базируется непоколебимость его веры, от которого он заимствует оружие для борьбы с законом и из которого он черпает основы своего собственного нового учения.

Таким образом, ветхий завет играет в гностической общине Павла точно такую же роль, какую в остальных античных мистериальных сектах играли мнимые сочинения Заратустры Зостриана, Орфея, Пифагора и др., — сочинения, которыми особенно широко пользовались гностики, превозносившие их как тайные откровения указанных лиц и опиравшиеся на «них в своих учениях. И как в других культовых общинах, так и у Павла верующие братья разделяются на «совершеннолетних» (telpioi) и «несовершеннолетних» (nepioi). Последние причисляются к «плотским»; они еще не в состоянии постичь смысла тайного учения и знакомятся с ним постепенно как дети, которых на первых порах питают молоком, а не твердой пищей (1 Кор. 3, 1 и сл.). «Мудрость мы проповедуем между совершенными» — говорит Павел (1 Кор. 2, 6), намекая на высшие категории посвященных, которые, как мы знаем, составляли особый класс в гностических общинах. Подобно руководителю такой общины, Павел называет себя «домостроителем тайн божьих» (1 Кор. 4, 1). И подобно тому, как в мистериальных сектах мист считал себя духовным «отцом» новичков, так и Павел говорит о себе, что посредством благоветствования он «родил» своих во Христе (1 Кор. 4, 15), и обращается к ним, как к своим «детям» (1 Кор. 4, 14; 2 Кор. 6, 13). Это он делает потому, что своим «вразумлением» он привил им дух, т. е. сознание их общности с Христом, а следовательно, и с богом. Дух божий соединяется с их духом и делает их «детьми» или «сынами» божьими. Таким образом они становятся «братьями» Христа, только «первородного среди них», и «сонаследниками» его славы.

Они сами тоже называют себя «братьями», почитают себя «святыми», «призванными», «избранными», «возлюбленными» господа (Римл. 1. 7; 8, 33; 12. 1; 14, 13; 1 Кор. 1. 2. 9; 6, 6; 9, 5 и др.) и «служителями нового завета», «завета духа», назначение которого состоит в том, чтобы при содействии духа победить плоть и живущих в ней демонов и тем самым обрести вечную жизнь (Римл. 7, 6; 2 Кор. 3, 6 сл.). И подобно тому, как свое собственное призвание апостол усматривает в постоянной борьбе с грехом, в походе против сатаны (1 Кор. 9. 26; 2 Кор. 10. 4), он точно таким же образом, всецело переносящим нас в мир представлений сторонников персидского Митры с его солдатскими воззрениями, призывает своих облечься в оружие света, чтобы выступить против сил тьмы, и в соответствии с этим рассматривает подчиненную ему религиозную общину как своего рода военный лагерь, обращенный против злых духов и возглавляемый Христом, как вождем и высшим начальником (Римл. 13, 12).