Евангельские мифы

Рис. 28. Двуликий Янус.

Если мы только признаем, что первые элементы мифа о Петре выросли из митраизма, то нам легко будет понять, каким образом этот миф ассимилировался в Риме с мифом о Янусе. Из всех разнообразных культов, бывших налицо в римской империи, митраизм занимал, бесспорно, одно из наиболее видных мест. И когда бы это ни произошло, до или после упадка митраизма, религии враждебных Риму персов, несомненно, что усвоение чисто римским культом Януса некоторых черт митраизма могло быть совершенно естественным явлением. Христизм, однако, мог приобрести большую устойчивость особенно среди имевшей столь важное значение армии, включив в себя некоторые специфические черты, которые были присущи Янусу и Митре, бывшими в очень большой степени воинствующими божествами. Присвоение этих черт мифическому основателю римской церкви являлось очень ловким стратегическим приемом.

Проследить элементы христианского мифа о Петре в мифах о Митре и Янусе совсем нетрудно. Однако, мне думается, что до сих пор не была еще замечена связь между двуликим Янусом, двуполым Митрой и мифом об отречении Петра. Прозвище «Bifrons» -двуликий, не имело, по-видимому, у римлян современного смысла двуязычности, двурушничества. Янус был, несомненно, вполне добродетельным богом, хотя и двуликим в буквальном смысле слова. Для умов, однако, которые были всецело поглощены тем, чтобы придумывать мифические объяснения для древнего ритуала, для художественных произведений, доставшихся в наследство новому культу, отвергшему старую теософию, для таких умов «двуликость» теряла свой буквальный смысл и приобретала именно значение двурушничества и ренегатства. Придумывать мифы, подгонять их друг к другу, — вот что было основным жизненным делом позднейших языческих «мистиков», а равно, и талмудистов. Эта же тенденция продолжала действовать и среди христиан, правда, на почве новой религиозной системы. А для того, чтобы предположить наличность влияния окружающей языческой среды на ранних христиан, вовсе не требуется преувеличивать их наивность и невежество. Две этих черты были достаточно сильны среди ранних христиан, чтобы первые гностические и христианские общины принимали за чистую монету многое из языческой идеологии.