Евангельские мифы

XXX. Вознесение Иисуса на небо.

Из всех христианских чудес басня о вознесении наиболее, быть может, обязана своим происхождением невежеству. Такая басня могла возникнуть лишь в таком обществе, которое целиком было во власти заблуждений, которое представляло себе землю плоской, а небо твердым сводом над нею. Ярким доказательством морального убожества религиозно-предвзятых людей является то обстоятельство, что они еще ныне пытаются затуманить голову людям и сбивать с толку простаков рассказами о вознесении. Бьпь может ортодоксия откажется от этой басни, когда массы убедятся, что вознесение Иисуса является лишь вариантом очень популярного когда-то языческого мифа. Подобно Еноху и Илии, этим двум мифическим героям, которые, согласно ветхому завету, вознеслись на небо, и языческие полубоги возносились один за другим к престолу божества. Веды рассказывают о вознесении Кришны к престолу Индры. В Библосе верили после ежегодного траура по мертвом Адонисе, что бог воскрес на второй день и затем в присутствии своих поклонников вознесся на небо. Геракл также возносится на небо: к бессмертной жизни со своего погребального костра. Так как умирающий Геркулес олицетворял угасающее солнце, то вид пламенных облаков на закате послужил источником мифа о погребальном костре и вознесении Геракла. Дионис тоже возносится на небо: по одному мифу с возлюбленной Ариадной, по другому — с матерью Семелой. Этот последний миф как раз и послужил источником, конечно, уже после составления евангелий, христианского мифа о вознесении девы Марии, которое также празднуется церковью. Такое же представление о вознесении вдохновило, очевидно, существовавший одно время ритуальный прием, заключавшийся в том, что с погребального костра покойного римского императора пускался вверх орел для того, чтобы наглядно показать подданным, как император возносится на небо.

Вероятно, не было недостатка даже в то легковерное время в людях, которые издевались над этим «вознесением». Что так действительно было, явствует из 4-го евангелия, редакторы которого обратили больше внимания на разукрашение воскресения Иисуса всяческими чудесами, чем на вознесение Иисуса, которое вскользь упомянуто у синоптиков, но совершенно отсутствует в 4-ом евангелии. Христианство, однако, возвысилось как раз в такую эпоху, когда науки и цивилизация античного мира пришли в упадок и совершенно потонули в непроходимом болоте всяких суеверий, так что миф о вознесении Иисуса, признанный церковью, но выросший на почве невежества и суеверия, оказался в таком же непримиримом противоречии с наукой Коперника и Ньютона, в каком были языческие мифы с высшими достижениями античного знания. Это является для христианства зловещим предзнаменованием. Но каковы бы ни были грядущие судьбы христианства, а истина все־же лезет прямо в глаза тем, кто не ослеп. В четвертом веке рассвирепевший Фирмик, когда ему со всех сторон пальцами тыкали на языческие прообразы евангельских легенд, мог лишь вопить в ответ: «И дьявол имеет своих христов». Мы выше убедились в том, что все христы не только дьявола, но и Фирмика, — являются творением рук человеческих. Христизм, иезуистская система, являются лишь продуктом развития и разложения древней религии, в которой боги и имена были нагромождены друг на друга и ассоциированы с самыми неожиданными и загадочными символами. По всей вероятности, празднование рождества божьего в канун 25-го декабря не одну тысячелетий продолжалось и до христианства все в той же пещере Таммуза в Вифлееме.