Евангельские мифы

XXXVIII. «Отче наш».

Так называемое «Отче наш», которое приведено в Нагорной проповеди, является такой же компиляцией из отдельных мыслей и цитат, заимствованных из иудейской литературы дохристианского периода, как и самая «проповедь». Отдельные части этой молитвы взяты, по-видимому, из какого-нибудь отдельного иудейского источника, который пользовался большой популярностью.

Рассмотрим сначала наиболее существенные параллели, которые мы находим для содержания и самой формы отдельных мест евангельской молитвы в талмуде, в библии и в иудейских апокрифах.

«На кого полагаемся мы. На отца нашего, который на небесах» (Талмуд, Сота).

«Бог наш — на небесах, творит все, что хочет» (Псалт., CXIII, II).

«Разве я бог только вблизи, говорит Яхве, а не бог и вдали?... Не наполняю ли я собою землю». (Иерем., XXXIII, 23-24).

«Воздадим каждодневно хвалу господу за хлеб насущный, который он дает нам» (Талмуд, Иом-Тоб).

«Прощай ближнему проступки его, да простятся тебе прегрешения твои по молитве твоей». Премудр. Иис. сына Сир., (XXVIII, 2).

«Кто сам быстро прощает, тому простятся грехи его». (Талмуд, Мегила).

«Твое, господи, величие и могущество, и слава и великолепие, и все, что на небе и на земле, твое. Твое, господи, царство, и ты превыше всего, как владычествующий (I кн. Паралип., XXIX, II).

«Не потерпи, господи, прегрешений наших, не дай нам впасть в грех, преступление и позор. Прогони от нас злые мысли, дабы мы всегда поступали праведно» (Ежедневная иудейская молитва).

Почти излишне подчеркивать, что талмудисты-раввины ни в коем случае не могли позаимствовать все приведенные нами в предыдущей и настоящей главе цитаты из христианских евангелий или из языческих источников. Это нынче признано, открыто или молча, почти всеми христианскими учеными, так что провозглашение «господа» автором молитвы «Отче наш» получает ныне в устах ортодоксов такую формулировку: «Конечно, молитва состоит из мыслей и выражений, которые были уже в ходу среди иудеев до Иисуса. Почти все ее содержание, действительно, имеет свои параллели в талмуде. Однако, это обстоятельство нисколько не умаляет ни красоты, ни оригинальности всей молитвы в целом». Подобное утверждение может теперь встретить сочувствие лишь у верующего христианина, а нам тем менее приходится на нем останавливаться, что мы в состоянии доказать существование дохристианского образца для всей молитвы в целом. Кстати сам Геннель признает, что «заключительный гимн молитвы отсутствует у Луки, да и у Матфея он, вероятно, не аутентичен, так как он отсутствует в наиболее древних рукописях первого евангелия».

Но ведь что означает такое признание Геннеля? Ни больше ни меньше, как вот что: даже после того, как евангелия приобрели свой нынешний вид, после того, как уже было закончено 3-е евангелие, христиане нимало не стеснялись пристегивать к своему «Отче наш» целые фразы и при том такие, какие употреблялись иудеями в их ритуале. Разве трудно после этого поверить тому, что и остальные фразы молитвы, а не только одна заключительная, таким же манером позаимствованы из иудейского религиозного обихода? Мы уже видели при анализе Нагорной проповеди, как много чисто иудейских моралистических формул попало в эту самую существенную часть евангелий. Но ведь этим дело еще не ограничивается: такие заимствования имеются и в других местах евангелий. Послушаем, например, еще одного авторитетного ортодокса.

Д-р Пик говорит, что последние страницы одного из трактатов талмуда, а именно «Сота» («Грешащей женщины»), имеют чрезвычайно большой интерес, так как они совершенно отчетливо перечисляют симптомы близкого прихода мессии и кончаются таким замечательными словами: «Перед приходом мессии люди станут бесстыдными и предадутся пьянству. Кабаки будут переполнены, а вино вздорожает. Мудрость книжников провоняет... Служение богу будет в забросе... Молодые будут издеваться над старыми, и старые восстанут против молодых; отец будет презирать сына, восстанет дочь против матери своей, невестка против своей свекрови, и врагами станут человеку домашние его. И будет поколение это подобно псу, и сын не станет оказывать почтения отцу своему».

А теперь сравните это место из Талмуда с 35-36, X из Матфея. Ведь у Матфея воспроизведены почти дословно фразы из Михея (VII, 6) и из талмуда, но в евангелии они приписаны Иисусу. Причем фразы эти приводятся как раз в таком месте, которое всеми рационалистами признано, как интерполяция, вставленная в текст уже после того, как христианская секта сформировалась и подверглась гонению. Конечно, в евангелии приведена только выборка из талмудического текста. «В одном из талмудических сочинений «Малла» мы находим почти дословную параллель тому, что говорил господ в X, 28 у Матфея, но написано это в талмуде таким забористым языком, с таким изобилием отреченных слов, что вряд ли можно найти что-либо подобнее в самых фривольных произведениях древности или современной эпохи. Пусть попробует кто-либо из почитателей талмуда перевести и опубликовать указанное нами талмудическое сочинение. Верующий, конечно, признает, что надо было иметь необычайно много вкуса для того, чтобы отсеять отталкивающие места из талмудического текста и уже после этого воспроизвести его у Михея или в евангелии. Мы же, однако, увидим, что работа эта проделана самым обыкновенным смертным иудеем, который сумел под влиянием языческой философии или чего-нибудь другого подняться над сальными глупостями раввинов. Правда, имя этого иудея осталось нам неведомым.

Уже давно христианские ученые указали на существование одной параллели из иудейской литературы, которая более точно совпадает с евангельским текстом, чем любая из параллелей, указанных в «Origines du Sermon de la Mautague». Джон Грегори, писавший больше двухсот лет назад, приводит такого рода компиляцию из иудейского молитвослова: «Отец наш, находящийся на небесах, будь милостив к нам. О, господи, боже наш, да святится имя твое, да живет всегда память о тебе, как на небе вверху, так и на земле внизу. Да будет царство твое ныне и во веки. Святые мужи всех времен говорили: прости, господи, людям за все, что они сделали мне. Не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Ибо твое есть царство, ибо ты владычествуешь во славе ныне и вовеки».

Этот отрывок приводится Эваном Мередитом, который ссылается также и на Банажа, сообщающего, что иудеи имели молитву «Кадиш», которая была точной копией «молитвы господней». Однако, и Грегори и Банаж несколько запутывают дело. Первый отнюдь не утверждает, что приведенная им компиляция существовала именно в такой форме, в какой мы ее только что прочли. Напротив, надо думать, что она составлена из отдельных кусочков, собранных Грегори по всей раввинистской литературе. Все же эта параллель Грегори гораздо более близка евангельскому тексту, чем параллели, приведенные в «Origines». Мы убедимся в этом, если обратимся к Банажу. Рассказывая об обычном иудейском богослужении, этот писатель говорит следующее: «Священник начинает ежедневное богослужение молитвой «Кадиш» (священие): «Боже, да святится имя твое в мире, сотворенном тобой по желанию твоему, да приидет царство твое, да свершится спасение наше, да приидет помазанник (мессия) твой ит. д.». Эта молитва является наиболее древней из всех сохраненных иудеями молитв. Судя по тому, что она читалась по-халдейски, надо думать, что она составлена была после возвращения из Вавилона, когда народ плохо понимал по-еврейски. Молитва эта несколько раз повторяется в богослужении, как наиболее существенная, и молящиеся обыкновенно откликаются на нее восклицанием: «аминь»! Молитва «Кадиш» является по существу благодарственным гимном. И, если немецкие евреи опустили те фразы молитвы, в которых говорится о спасении и приходе миссии, то это произошло не потому, что они верят в то, что мессия уже пришел, а потому, что они убеждены в неразрывной связи прихода мессии с осуществлением «царства божьего». Иисус Христос заимствовал, по-видимому, из другого источника первые слова своей молитвы: «Да святится имя твое, да будет царствие твое». А это является доказательством глубокой древности молитвы господней». Так пишет Банаж. Как мы видим, версия Банажа не совсем точно совпадает с христианским «Отче наш». Однако, замечания Банажа проливают много света на причину расхождения версии Банажа и евангельской, а также на отсутствие этой версии в той выборке параллелей, которая сделана более поздним «Origines». Прежде всего, тот факт, что иудейское «Кадиш» написано было на халдейском (арамейском) наречии, является, как правильно отметил Банаж, убедительным показателем древности «Кадиш». Однако, этот же факт заставляет смотреть еще дальше Банажа. Надо полагать, что «Отче наш» или «Кадиш» имело, подобно многим иудейским мифам и легендам, вавилонское происхождение или даже было в своем первоначальном виде вавилонской молитвой. Банаж совершенно отчетливо дает понять, что немецкие евреи его времени опустили некоторые части «Кадиш», и даже намекает на те обстоятельства, которые побудили евреев сделать это. После хвалебного гимна прочитывался обыкновенно декалог (десять заповедей), который является основой иудейской религии. Еврейские ученые говорят, однако, что они вынуждены были отменить этот обычай из-за еретиков или христиан, которые утверждают, что бог ограничился во время синайского законодательства только одними десятью заповедями. Ныне евреи довольствуются после «Кадиш» некоторыми выдержками из «Второзакония», которые называются у них «Шма (слушай») по первому слову этих выдержек.

Тут-то мы и имеем решение всей проблемы. Молитва иудеев подверглась постепенным изменениям, так как иудеи боялись христиан, не позволявших иудеям употреблять формулы, считавшиеся библейскими или христианскими. Фраза — «бог не преподал на Синае ничего, кроме 10 заповедей» — не особенно ясна у Банажа, но по ней легко себе представить, какой аргумент могли изобрести христианские фанатики. Сейчас трудно объяснить, почему французские иудеи (составители «Origines») потеряли из виду эти варианты своей молитвы, но тот факт, что иудейское «Кадиш» имело несколько вариантов, можно считать установленным. Ведь нечто аналогичное произошло и с талмудом. После возрождения еврейской учености раввины приняли меры к тому, чтобы удалить из публикуемых талмудических сочинений те места[93], которые имели отношение к Иисусу бен-Пандира, побитому камнями накануне пасхи и повешенному на дереве. Возможно, что места эти были по содержанию своему таковы, что ни иудеи, ни христиане — не хотели верить им. Ведь могло случиться, что евангельская биография Иисуса была как раз сборником мифологического материала, относящегося к этому талмудическому прото-Иисусу, и тогда, разумеется, Иисус Павла мог вырасти из этого талмудического образа. Но что нас более всего здесь интересует, так это тот факт, что в позднейших изданиях талмуда существовали пропуски. И если иудеи могли быть вынуждены опустить в своем ритуале даже декалог, то, что же может быть вероятнее предположения, что они вынуждены были опустить очень существенную часть своей молитвы только потому, что она точно совпадала с христианской молитвой? Истинные ученые, вероятно, не считались с этим пропуском. Грегори, который вполне достоин этого названия, был вполне убежден, что Иисус подражал существовавшим уже образам: «Следует обратить внимание, что господь составил свою молитву из преданий древних. Это отнюдь не должно вас расхолаживать. Взвесив зрело, вы поймете, что трудно было бы придумать более целесообразный прием». Ученый, конечно, мог так думать. Священник же или фанатик должны были менее снисходительно относиться к тому, что иудеи употребляют такую молитву, которая должна была христианам казаться пародией их собственной основной молитвы.