Евангельские мифы

XXVI. Мифический крест.

Если мотивы несения креста и тернового венца в легенде об Иисусе могут быть наверняка, как и многое другое в этой легенде, выведены из какого-нибудь языческого или древнесемитского мифа, то этим как раз увеличивается вероятность того предположения, что и идея распятия Иисуса на кресте покоится на очень старом мифологическом основании, а именно: либо на легенде о простом повешении первоначального Иисуса бен Пандира за сто лет до «христианской эры», либо на старинном обряде, заключавшемся в ежегодном ритуальном жертвоприношении, причем этот обряд был связан с употреблением креста, как религиозной эмблемы. Не только крест был, как это утверждают ныне все ученые, общераспространенным в дохристианскую эпоху символом жизни или бессмертия, но и самая идея мистического или «идеального» распятия была совершенно неотъемлемым элементом языческого богословия. Этот факт совершенно отчетливо выкристаллизован, как в совершенно явных мифах, так и в квазиисторичных или легендарных эпизодах. Одного распятия иудейского царя Антигона было достаточно, чтобы произвести сильнейшее впечатление в Сирии и Египте.

А история распятия Кира, который в иудейской пророческой литературе фигурирует, как подлинный мессия, могла опять-таки обусловить распространение идеи распятого мессии по всей иудейской диаспоре, т. е. по всему греко-римскому миру. Легенда об Исааке, этом «единородном сыне», которого собрался принести в жертву Авраам, который был уже привязан к костру и который лишь в последнюю минуту был заменен ягненком, эта легенда могла послужить для иудеев, чрезвычайно преданных своим религиозным традициям, первоисточником идеи распятия. Такую же роль могла сыграть и легенда о распростертых руках Моисея, спасших израильтян от поражения в борьбе с врагами. Несомненно, все же, то обстоятельство, что как на Востоке, так и на Западе решительно вся мифология пронизана мотивом распятия.

Идея мистического распятия так же, как и символ креста, представляют собой комплекс гораздо большего числа символических и мистических представлений, чем какой-либо другой элемент культа Иисуса.

Что крест играл, между прочим, также и роль фаллической эмблемы, не подлежит никакому сомнению. Однако в высшей степени вероятным является предположение, что крест — символ связан с теми палочками — арани, служившими для добывания огня, которые были освящены теологией индийских арийцев по истечении долгого времени после того, как они перестали употребляться в качестве домашней утвари. В ведах бог огня Агни изображается, как божественный младенец, рождающийся от обоих арани. И если это представление приписывает Агни рождение от трения арани, то в нем заключена также и идея символической комбинации креста и солнца, которую мы находим хотя бы в ассирийской системе, где божество представлено в виде креста, причем вертикальный столб преобразился в человеческую фигуру, а горизонтальная перекладина в пару крыльев. Из этого типичного представления выросло позднейшее представление о распятом боге у поклонников Митры, у которых мы находим изображение распятой человеческой фигуры, которая держит в одной руке венок или венец, имевший в мистериях Митры безусловную связь с ритуальным употреблением венца (тернового?). В ритуале Мигир Иашт в зендавесте Митра, солнечный бог, едет в своей колеснице по небу, «воздев свои руки к бессмертию». Отчетливо ясную вариацию этой идеи представляет собой миф об Иксионе, который изображается распятым на своей «четырехконечной плахе», как называет колесо Пиндар.

Иксион, сам, вероятно, должен был в какой-нибудь мифологии играть роль солнечного бога и, как таковой, он и должен был изображаться распростертым на огненном или на солнечном диске. Рис. 32.

Та идея добровольного мученичества, которая заложена в этих представлениях, могла случайно оказаться непонятной для последователей другой системы, куда перешли эти представления, так что мнимое мученичество могло превратиться там в столь же мнимую кару. Так, например, мы имеем греческий миф о дерзком посетителе Олимпа, который осмелился добиваться благосклонности царицы неба. Зевс обманул его, посадив на место Геры облако, а затем, по приказу Зевса, Гермес привязал несчастного к огненному колесу, которое пребывает в вечном вращении в Гадесе.