Негасимое пламя

– Уж не пугайся. Разве я когда желал тебе зла? – Драган усмехнулся в усы. – Веление же моё такое: как придёт пора, ты холодную черту переступишь и за нею пробудешь две сотни дней, ни днём меньше, но, может статься, выйдет и больше. Там, на другой стороне, встретит тебя давняя моя знакомица. Во всём её слушайся и речам её внимай, потому как волхвицы мудрее я за всю жизнь свою не видал.

– А ты что же – не пойдёшь со мной?

– Не пойду, – волхв качнул седой головой. Будто бы печально – а может, то просто помстилось. – Мне Ильгоду покинуть не можно. Кому ж тогда о людях её радеть?

Яр отвёл взгляд, чтоб наставник не увидал в нём страха. Одному через холодную черту! То как же? Для чего?

– Что ж ты? Духу не хватает?

– Хватает, – запальчиво возразил Яр. – Клясться не хочу.

– Отчего?

– А вдруг передумаю до тех пор? Ты, может, через долгие лета скажешь, что пора пришла.

– Не через долгие, – проговорил волхв. – Клятва для того и нужна, чтоб не передумал. Да ещё – чтоб к запретам привыкал скорее. Давай-ка руку.

Своё слово старик сдержал. Месяц едва успел нарасти до половины, когда Драган, выглянув поутру в окно, положил перед учеником туго стянутый ниткой свиток берёсты и сказал:

– Пойдём, малец. Пора клятву исполнять.

Яр вскочил из-за стола. Сердце заколотилось разом так, что, кажется, слыхать по всем Ясновым лесам. Он-то думал – лето пройдёт, да, может, и не одно, а тут вдруг…

– Как же?.. – неловко проронил он и сам на себя рассердился за испуг. – Почему теперь? Случилось что?

– Ты слыхал, что говорю? Пойдём, покуда клятва твоя спит. Долго станешь отказываться – выйдет, будто ослушаться решил.

Волхв не дал ни набрать про запас вещей, ни подумать, что надобно сделать напоследок. Две сотни дней – то немало! Как тут всё будет, когда придёт пора возвращаться? Забудется недочитанный свиток – с собою Драган не дал его взять. Минуют лето и осень, настанет и войдёт в силу зима. Снова станут малы в плечах старые рубашки. А ещё что – одним богам ведомо… Послушно ступая следом за наставником, Яр украдкой оглядел перемотанную ниткой берёсту. Драган наказал отдать её неведомой волхвице, а самому носа не совать. Что ж там? Приветное слово? Про него что? Хоть подглядеть бы на внутренней стороне, да не видать ничего…

То был другой край мира – не тот, что близ Заречья. Лес вокруг стоял незнакомый, тёмный, хоть и вовсю горело в небе раннее утро. Драган шагал размеренно, говорил важные, мудрые слова; Яр едва слушал. Он давно уж отвык мёрзнуть, а сейчас с трудом удавалось не дрожать. Черта лежала впереди; зов её звенел в ушах громче прежнего, манил и влёк, как неживые своими чарами влекут живых на погибель. Но против неживых-то волшба надёжно оберегает…

Изгородь встала перед ними из ниоткуда, словно вот-вот прорезалась из-под земли. Ветер зло трепал обережные ленты. Всё так, да не так: чужие места, ранняя весна вместо середины лета, даже сами жерди как будто другие – ниже, тоньше, белее. Драган остановился, не заступая за межу. Яр растерянно на него оглянулся.

– Дальше сам пойдёшь, – строго велел волхв. – Наказа моего не позабыл?

– Не позабыл, – Яр качнул головой. – Что там будет?

– Сперва страж, а потом и черта.

– А за ней?

– А за ней – сам увидишь. Ступай, малец. Боги тебе в помощь.

– Боги тебе в помощь, – повторил Яр едва слышно.

Две сотни дней! В краю, где всё чужое, невесть какое… Слышат ли тамошние боги людские молитвы? Смогут ли, захотят ли его уберечь? Волхв хмурит седые брови; надо идти. Яр шагнул к изгороди, зачем-то тронул гладкий бок столба. Тёплый, как человечья плоть.

Страж явился тут же, у самой межи. Плакальщик, могильный сиделец. Длинный, тощий, с глазами колкими и синими, как заморские драгоценные камни; сам весь белый, одни только щёки чёрные от пролитых когда-то лукавых слёз. Оглядел Яра равнодушно, разомкнул бледные губы:

– Почто пришёл?

Нельзя его бояться. Ничего дурного он не сделает. Яр здесь по праву, а как говорить, Драган его научил. Оглянуться бы, да потом не хватит духу повернуться обратно…

– Уйти через черту, – громко, как сумел, сказал он. – Не держу ни зла на душе, ни оружья в руках. Как долг свой исполню, вернусь тою же дорогой.

Плакальщик молчал. Глядел на него, будто искал обмана. Такие, говорил Драган, умеют чуять что волхва, что чародея, что простого человека; кого надо, отвести назад за межу, кого надо – пустить дальше. Вдруг не признает? Скажет – уходи, не след тебе… Плохо тогда: от клятвы ведь не избавишься…

– Ступай, – шепнул ветер в ветвях. Плакальщик растаял, как не было; только трава осталась примятой.

Шаг, шаг, ещё шаг… Невесомый звон отдавался в груди, вторила ему стучащая в висках кровь. Сорваться бы на бег, дать волю тянущему жилы томлению! Из одного лишь упрямства Яр шёл медленно, слушая собственные тихие шаги. Ледяное дыхание зимы холодило ему лицо. Вот уж скоро… Совсем рядом… Может, шаг ещё или два…

Хлестнула по ушам оглушительная тишина, и ничего не стало. Душная чернота, пустая, хищная, разом выпила все силы. В ней нечем дышать, нечего видеть, не на что опереться и некуда ступить. Нет даже боли, хоть Драган и говорил, что она будет. Теперь Яр знал: за холодной чертой притаилась смерть.

Только старик учил: у волхва две погибели.

Вспыхнуло в груди выжженное было дыхание. По широко раскрытым глазам ударил свет – словно бы целое солнце зажглось совсем рядом, раскалённое, беспощадное. Яр зажмурился и упрямо стиснул зубы. Он-то думал, что приучился терпеть боль, а теперь хотелось хныкать, как несмышлёнышу… Прижав к лицу ладони, он укрылся от жгучего света, спрятал стыдные слёзы. Пройдёт. Другие-то ходят через черту, и ничего…

Яр сам не знал, сколько простоял так, дожидаясь, пока прекратит волноваться земля под ногами, пока глаза перестанут бояться света. Здесь – где бы то ни было – лежал вокруг предвечерний сумрак; должно, путь через черту, показавшийся не длиннее мгновения, занял на деле без малого день. Лес вокруг одет молодой листвой; шелестит в ветвях случайный ветерок. Кругом прохладно и безмолвно. Холодную черту обходят десятой дорогой и живые, и неживые; лишь тех, кто может её пересечь, манит её зловещая близость. Яр оглянулся через плечо; ничего не увидал, кроме такого же, как везде, леса.

Не надо здесь долго стоять.

Он пошёл прочь, держась так, чтобы черта всегда оставалась у него за спиной. Яр не понимал, идёт ли на юг или на север, к человечьему жилью или вдаль от него – одно верно: он уходил от края мира. Наверно, силы стали к нему возвращаться: вновь что-то тоскливо потянуло назад, к черте. Яр упрямо шагал дальше. Уж давно должна была быть межа, а её всё нет. Стали слышны обыкновенные лесные шорохи; чаща оживала, редела, наливалась тёплым закатным светом. На древесных стволах кое-где виднелись яркие цветные пятна – должно, метки, как у охотников, только больно уж заметные. Яр выбрал алые и шёл вдоль них едва различимой тропой.

Торопливые лёгкие шаги он услыхал издали. Тот, кто шёл через лес, не таился; навряд ли охотится. Яр на всякий лихой случай отступил за широкий ребристый ствол – дерево было точь-в-точь как вяз, только кто его тут знает – и опасливо выглянул, щурясь на обманчивый сумрак. У него сейчас и сил-то не хватит что-нибудь сделать… А близ холодной черты и вовсе поди удержи в узде своенравные чары! Одними губами прошептал он короткую молитву к Премудрому. Вдруг услышит в чужом краю?

Из-за деревьев показалась невысокая женщина с волосами рыжими, как пламя, и Яр сразу понял: она – та, про которую говорил Драган. Одежда на ней была мужская; всем известно, что в штаны да рубаху рядятся только те женщины, которых Премудрый наделил даром – чтоб сподручней было мерить шагами дороги и на неживых охотиться. Выходить из своего укрытия Яр не спешил. Побаивался.

– Эй, – громко позвала волхвица – туда, где остался край мира. Голос у неё был звонкий, властный. – Есть кто? Ау!

Яр не ответил. Она что-то злое сказала себе под нос и устало отбросила со лба огненные пряди. Должно, очень спешила.

– Чёртовы пробки… Эй! Я здесь! Мальчик, иди сюда!..

Она остановилась среди деревьев, принялась озираться. Волосы у неё были убраны не в косу, а в тугой узел на затылке, будто она хотела их спрятать. Странная. Но Драган наказывал её слушаться… Решившись, Яр осторожно выступил из-за дерева. Женщина резко обернулась на шорох. Лицо у неё было будто бы молодое, но никак не верилось, что ей мало лет. Должно, какая-нибудь особая волшба не даёт ей стариться.

– Вот чёрт… Напугал! – она притворно улыбнулась и опять смахнула со лба волосы. Яр никак не мог понять по её лицу, что у неё на душе. – Иди сюда, не бойся. Леший побери, как ты ухитрился так далеко уйти от разлома?

Не хотелось ей отвечать. Странные слова волхвицы Яр понимал с трудом; выговор у неё был твёрже и быстрее, чем он привык. Придвинувшись ещё на шаг, чтоб не приходилось кричать, он свёл руки за спиной – смотри, мол, не собираюсь на тебя нападать – и осторожно спросил:

– Как тебя по имени, мудрая?

Она опешила, будто не ждала таких слов, но ответила, потому что не могла иначе.

– Лидия. Меня зовут Лидия Николаевна Свешникова. Запомни, пожалуйста.

Диковинное имя. В Ильгоде таких не бывает. Надо ей ответить, как подобает, раз уж выспросил имя, а с ним и право позвать в трудный миг.

– Меня по имени – Яр, – сказал он. – Как волхвом стану, буду зваться Зарецким.

– Очень приятно, – зачем-то сказала волхвица по имени Лидия. Наморщила лоб, словно что-то припоминала, и спросила: – Выходит, ты родился весной?

Яр кивнул. Вестимо, весной. В другое время другие имена дают.

– Понятно… – Лидия вдруг встрепенулась, будто пытаясь согреться посреди зимнего холода. – Пойдём-ка отсюда. Тут не самое лучшее место для беседы, так что поговорим в машине, хорошо?

Яр не понял и половины её стремительных слов, но ведь Драган велел во всём ей повиноваться, пусть и не брал в том клятвы. Лидия шла через лес осторожно, то и дело оглядываясь, будто волновалась, что с Яром что-нибудь случится. Холодная черта осталась уже далеко позади, а с нею вместе – и схлынувшая боль. Пробуя силы, Яр зажёг в ладони крохотный язычок пламени; чары подчинились неохотно, то ли из-за слабости, то ли мешала близость края мира. Лидия, приметив волшебный огонь, нахмурила прямые яркие брови.

– Что ещё ты умеешь?

– Да много чего, – гордо сказал Яр. – Приказывать умею. Лечить. Шагать через чары… правда, всего на десяток вёрст за раз, – виновато признал он. Драган всё ворчал на ученика за то, что он ленится. – Про неживых знаю, какие они бывают, как против них бороться. Про князей ильгодских и про страны ближние и дальние… Не про ваши, – подумав, прибавил Яр. Про мир за чертой волхв совсем ничего ему не рассказывал.

– А клятвы уже выучил? – спросила Лидия. Она не смотрела на него – вглядывалась в редеющую чащу.

Яр вздохнул и признался негромко:

– Я их принёс.

Волхвица остановилась. Цепко его оглядела, нахмурилась недоверчиво.

– Сколько тебе лет?

– Нынешней весной стало десять.

Она качнула головой, но ничего не сказала. Яр так и не понял, хорошо ли то, дурно ли. Лес окончился диким полем, заросшим высокими травами; белая пена мелких медвяно пахнущих цветов волновалась от ветерка, будто барашки на озёрной глади. Точь-в-точь такие луговины стелились по-над Браем с северной стороны; не знаешь – не отличишь. Пока шли, день совсем угас; над головой в безоблачном небе теперь тускло горели чужие звёзды. Яр таких не знал.