Негасимое пламя

Светлые глаза Элине испуганно расширились, но перечить она не посмела. Несколько певучих слов заставили лекаря недоверчиво нахмуриться; он, как обычно, выставил служанку вон и жестом велел Яру снять рубашку. Придирчиво осмотрел шрам, поразмыслил и медленно кивнул лысой головой. Должно, пленника сочли достаточно ожившим. Завтра что-то будет… Пожалуй, нынешней ночью не стоит спать.

Когда за окнами сгустился мрак, Элине, как всегда, плотно затворила расписные ставни. Опасливо покосилась на Яра. Этот её страх заново будил обиду, с которой он успел худо-бедно свыкнуться за прошедшие месяцы. У волхва нет врагов среди живых – но здесь все видят в нём врага.

– Что ты хочешь? – осторожно спросил Яр, давая служанке возможность заговорить.

Она потупила взор, прежде чем ответить.

– Благородный Ярослав всем доволен?

– Да, – без колебаний солгал он.

– Силы вернулись к почтенному гостю?

– Да, вполне.

Эти слова, кажется, напугали её ещё больше. Она нетвёрдо шагнула ближе. Дрожащие пальцы потянулись к завязанным на плечах тесёмкам, нервно дёрнули за узелок; гладкая ткань соскользнула, обнажая бледную кожу.

– Благородный… господин… вознаградит… презренную?

В тихом голосе явственно слышались слёзы. Сомнительная, стало быть, награда. Яр отступил на полшага, успокаивающе вскинул руки. Её дружба нужнее, чем её тело. И ещё её жаль… Да, пожалуй что жаль.

– Мне ничего от тебя не нужно, – сказал он, стараясь, чтобы слова звучали мягко.

– Презренная… будет счастлива…

– Врать-то зачем? – ворчливо буркнул Яр и тут же, спохватившись, сбавил тон: – Тебя заставляют? Я скажу твоим господам, что ты всё исполнила.

Она опасливо взглянула на него, прижимая к груди смятую в складки роскошную ткань платья. Яр усилием воли принудил себя мыслить здраво. Девчонка единственная здесь, с кем он может говорить. Нужно добиться её доверия, это стократ важнее, чем сомнительное краткое удовольствие…

– Боишься, что узнают? – наугад попробовал он и по мелькнувшему в её глазах ужасу понял, что попал в точку. – Ну, иди сюда. Просто поспишь здесь. Я тебя не трону, боги мне свидетели.

Свидетели, которым всё равно. Но Элине, кажется, поверила. Осторожно приблизившись, она уселась на край разобранной постели. Замерла, как испуганный зверёк.

– Благородный господин… великодушен…

– Пустое, – Яр отмахнулся нарочито небрежно и сопроводил слова улыбкой. Как непросто добиваться своего без чар внушения… – Скажи лучше, придёт ли завтра лекарь?

– Должно, придёт, – голос служанки всё ещё дрожал, но слышалось в нём и великое облегчение. Против воли кольнула обида: неужто он так уж ей противен? – Презренная того не ведает… Как рассудит сам милосердный…

Или с ней правда не делятся планами на его счёт, или она лжёт. Яр устроился на просторном ложе, подчёркнуто далеко от сжавшейся в комок Элине. Завтра наверняка что-то решится. Может быть, ему нужна будет её помощь, чтобы сбежать. Может быть, ей нужна будет его помощь. Ей ведь несладко среди здешнего великолепия…

– Благородный господин мог бы… – шёпот её увял, прерванный судорожным вздохом. Элине перевела дух и начала снова: – Благородный господин мог бы приблизиться к презренной? В покои могут… войти…

Действительно, он ведь и сам задумывался о соглядатаях. Придвинувшись к дрожащей девушке, Яр бережно обнял её – как мог бы обнять плачущую Забавку. Но сестру он утешал бы искренне. К едва знакомой служанке же не мог найти в душе ничего, кроме отстранённой жалости. Будто к жертве неживого, с которым надлежит расправиться.

Ночь он провёл в раздумьях, прислушиваясь к тишине и гадая, что может ждать за порогом великолепной темницы. Должно, жизнь ему сохранило какое-нибудь недоразумение, случайная ложь, соткавшаяся из крови и дождевой воды и ставшая спасительной. Может, Влас чем-то не угодил кахарам, и того, кого сокол счёл своим врагом, они до поры до времени зачислили в союзники. Может, в Агирлановой столице некому воевать с нежитью, и воины волокут к владыке мало-мальски способных чародеев со всей Ильгоды. А может, всё почтительное обхождение обернётся-таки последней милостью. Что за удовольствие наблюдать, как умирает в огне едва живой крамолец?

Утром вместо лекаря явилась целая делегация. Разодетый в пух и прах посланец, сопровождаемый вооружёнными воинами, в пояс поклонился Яру и заговорил по-ильгодски, чётко и очень правильно, как умеют в совершенстве выучившие язык иностранцы:

– Советнику Каннану милостью благословенного владыки дозволено приветствовать благородного господина. Всем ли доволен почтенный гость?

Он скользнул равнодушным взглядом по забившейся в дальний угол Элине. Этот точно не станет трястись, если уважаемый гость вдруг выкажет недовольство. Яр прохладно улыбнулся. Следует помнить, что друзей у него здесь нет и не может быть.

– Всем доволен, – уверенно солгал он. – Благодарствую за заботу и гостеприимство, советник Каннан.

– Благодарности принадлежат благословенному владыке, – ответил посланец, склонив голову. – Почтенный гость сможет принести их сам. Пусть благородный господин следует за провожатыми.

Что ж, пусть следует. Пленника даже не озаботились заковать в кандалы или ещё как-нибудь обезвредить. Яр лихорадочно просчитывал варианты. Всё-таки не знают? Знают, но по какой-то причине не боятся? Не пора ли любым доступным способом делать отсюда ноги?.. До ильгодской границы леший знает сколько вёрст, а он не представляет себе ни одной промежуточной точки, куда сумел бы допрыгнуть. Пользуясь мгновением, Яр торопливо оглядывал округу, запоминая, где среди обнажённых деревьев притаились разрозненные ярко расписанные строения. Все они, вместе с садами, пустыми каменными чашами для воды и низенькими резными изгородями, были обведены внешней стеной, укрывавшей от взгляда внешний мир. Эни-Сара оказалась крепостью.

Изящное шестигранное строение, к которому его привели, гляделось с высокого обрыва в беспокойные морские воды. Яр на несколько мгновений замер перед безграничной синевой, смыкавшейся в невообразимой дали со свинцово-серым небом. Когда-то мечталось, что однажды Драган возьмёт его с собой в южные страны, где море – дело обыкновенное и всем привычное. Не сбылось. Он задежался бы здесь, чтобы вдоволь наглядеться на синюю даль, но сейчас не до того. Бросив напоследок взгляд через плечо, Яр следом за советником шагнул в просторную комнату, полную темноты.

Тускло горели лампы. Душный воздух пах разогретым маслом и чем-то ещё, резковатым и дурманящим одновременно. Человек, которому принадлежали теперь едва ли не все земли от востока до запада, немолодой, явно нездоровый, сидел спиной к наглухо затворённому окну, обращённому в сторону моря. Златотканые одежды сливались с богатой обивкой низколапого кресла и целиком скрывали ноги владыки. За его плечами, словно тени от многочисленных ламп, застыли воины в воронёных кольчугах; на украшенных золотом рукоятях кривых мечей дрожали огненные блики. Яр почувствовал себя почти беззащитным. Почти.

Советник низко поклонился своему повелителю и повёл длинную трескучую речь. Голос его гулко раздавался под сводчатым потолком. Среди потока чужих слов Яр уловил имя – то, которым он назвался Элине. Эти люди знают то, что знает она, но не то, что знал Влас. Это значит… да почти всё что угодно. Советник Каннан с поклоном отступил на полшага, занял место по правую руку от своего господина. Яр смотрел теперь прямо в морщинистое, обожжённое солнцем лицо владыки Агирлана. Молодого волхва и постаревшего завоевателя, предавшего огню и мечу Северные земли, разделяло всего несколько шагов.

И непреодолимая преграда непонимания.

– Ничтожному Каннану позволено говорить словами благословенного владыки, – сказал советник по-ильгодски. – Доверит ли благородный гость своё слово языку ничтожного Каннана?

– Доверит, – Яр смотрел только на Агирлана. Дар внушения бесполезен, если приказ нельзя понять… Но ему доступен не только дар внушения. – Скажи, что я благодарен за гостеприимство, и спроси, чем я заслужил его.

Он, похоже, нарушил принятые здесь правила неторопливого разговора, до краёв полного льстивым словесным елеем. Может быть, зря. Выслушав советника, Агирлан свёл к переносице выцветшие брови; не оценил дерзости. Разлепил узкие губы, лениво, будто нехотя, проронил несколько слов.

– Благословенный владыка приветствует почтенного гостя и дозволяет ему сесть, – торопливо сказал советник. Холёная рука указала на груду подушек, устроенную напротив кресла Агирлана.

Дозволяет – значит, приказывает. Яр, подумав, подчинился. Подушки, само собой, лежали ниже возвышения, на котором восседал владыка; теперь старик мог взирать на пленника сверху вниз. Неужто это и впрямь его тешит?

– Благословенный владыка вопрошает, пришлась ли великолепная Эни-Сара по душе почтенному гостю?

– Выше всяких похвал, – Яр, не удержавшись, усмехнулся краем рта. – Я не видал ничего подобного даже в самых дальних странствиях.

Он не солгал ни единым словом. Подобной грубой роскоши не водилось ни в Белогороде, ни в Гориславле, ни в лежащей за краем мира величавой Москве. Выстроил Агирлан сам эти палаты или всего лишь разрисовал то, что нашёл в древнем Саборане?

– Благословенный владыка вопрошает, из каких краёв родом почтенный гость и каковы там обычаи.

Яр поспешно приладил ещё клочок лжи к уже сооружённой громаде.

– Живу в Ильгоде, а сам с Медвежьего берега, – небрежно бросил он, внимательно наблюдая за Агирланом. Лицо владыки оставалось бесстрастным; прочитать хоть что-то в резких, будто в камне высеченных чертах было невозможно. – Наш обычай прост и строг: кто поднимет руку на сородича, тому жить незачем.

Ответ пришёлся по душе и советнику, и его господину. Яр уже успел сообразить, что придумка вышла удачная: поморяне так и остались сами по себе, за пределами власти воинственных степняков, а значит, учтивое обращение с пленником владыке выгодно. Лишь бы при дворе не нашлось подлинных выходцев с Медвежьего берега…

– Благословенный владыка говорит, что такой обычай справедлив, – советник Каннан склонил голову, отдавая дань мудрости господина. – Народ Великой степи тоже его блюдёт. Пусть благородный Ярослав скажет, что надлежит сделать с тем, кто обратил против него клинок свой.

Он подал знак стоявшим у дверей воинам. Остро пахнущую полутьму прорезала серая полоса дневного света, разделившая павильон ровно посередине – между Яром и вельможами Саборана. Двое кахаров в зелёных одеждах втащили в комнату Власа. Гориславский сокол был бос и одет в длинную рубаху из небелёного льна, испятнанную не то грязью, не то засохшей кровью. В волосах, небрежно обрезанных под самый корень, не осталось цвета. Увидев Яра, Влас ощерил изрядно поредевшие зубы и зло сплюнул на узорчатые плиты. Один из воинов отвесил ему оплеуху.

– Нечестивец наказан за свою дерзость, – холодно пояснил Каннан, брезгливо глядя поверх Власовой головы. – Рука его не возьмётся больше за меч, а язык не скажет дурного слова.