Лето, бывший, я

Глава 35

Наше время. Октябрь

Окончательно сдалась я в день свадьбы, которую Карл не отменил. После пощёчины заархивировала все чаты, в которых могли быть его родители и братья, не найдя в себе сил удалиться и объяснять причины людям, которые давно относились ко мне, как к своей. Казалось правильным, если семья всё узнает от Карла.

Однако совершенно неожиданно в день предполагаемого бракосочетания начали писать даже малознакомые люди. Они слали стихотворения, музыкальные открытки со свадебным маршем Вагнера, забавные видео с женихами, невестами и прочими голубями с сердечками. Если бы я выходила замуж, то в общей суете весь поток этого кошмарного спама прошёл бы мимо. Читала бы поздравления потом, одним глазом, попивая игристое в бизнес-классе по пути в медовый месяц. Но когда лежишь под капельницей, у тебя столько свободного времени…

Вишенкой на торте стало “поздравление” сестры Карла. Судя по содержанию сообщений, она владела полной информацией и, не стесняясь в выражениях, высказала всё, что думает. Если честно, я хорошо понимаю её эмоции. Правда. У них с братом тёплые, близкие отношения, только всё равно трудно слышать от вчерашней подруги о своей гнилой натуре, неблагодарности и подлости, предательстве… А ещё о том, сколько раз она предупреждала Карла, что всё так и выйдет, но он, наивный дурак, не верил. Карл кто угодно, но не наивный дурак, а что это меняет? Она права, мне даже оправдаться нечем.

Потом я пойму, что тишина в эфире наступила ровно в момент начала церемонии. Но за полчаса до этого седой доктор нашёл меня в кресле у окна, трясущуюся в тихой истерике, и отобрал постоянно вибрирующий гаджет, пообещав вернуть его в следующей жизни, если не начну беречь себя от стрессов. Медсестра уколола успокоительное и, уплывая в блаженное забытье, я ощущала, как что-то внутри ломается. Хотелось заснуть и не просыпаться до возвращения Нечаева. Лишь бы не справляться со всем этим одной.

Несколько дней приходилось выключать телефон — одолевали звонки с незнакомых номеров. Не отвечала, хотя среди них могли быть последние заказчики. Лёшка от неизвестности сходил с ума — успокаивала сообщениями, всеми способами увиливая от видеосвязи. Уже давно кончились правдоподобные предлоги, но если б увидел меня такую, его бы никто не удержал. И тогда всё было зря.

Он голосом рассказывает новости об их проекте, которым очень заинтересовались китайцы. О том, что, возможно, следующие несколько лет я стану настоящим перелётным птицем, потому что придётся жить на две страны, а без меня он больше никуда уезжать категорически не согласен. С треком тоже дела продвинулись: получили все разрешения и весной там закипит работа — коммуникации, трасса, трибуны, но если поднапрячься, то зимой смогут принять дрифтеров…

Эх, Лёшенька, какие две страны с грудным ребёнком? Да и не с грудным тоже. Особенно Китай. Это не Европа и не Америки, где можно обойтись английским при поиске няни или даже элементарно на рынке и в магазинах. Он не сомневается, что выйдет уладить дело с судом, и бодро строит планы, в которых точно не предусмотрены бессонные ночи с коликами и режущимися зубками.

Пялясь в больничный потолок, мысленно веду с ним диалоги, а в реальности — молчу. Всё больше вопросов, ответы на которые дать не могу, как бы ни ломало. Надо подождать, не сейчас. Он это чувствует, нервничает, психует, потом остывает, извиняется, а после снова психует.

Несколько раз внепланово присылал убедиться, что Карл вне периметра и я в безопасности. Убеждались, подтверждали, но долбанная недосказанность медленно и безвозвратно отравляет то, что между нами расцвело. В каждое сообщение вкладываю всё оставшееся тепло, чтобы подпитать его терпение, молясь, чтобы хватило на дольше. Пожалуйста, мой хороший, держись.

Не хватило.

Гружу видео, отправленное три минуты назад. У нас семь утра, у них час ночи. Лёша с влажными волосами и в мокрой у шеи футболке для бега, в ушах — вкладыши. Бежит. Кажется, случайно включил камеру, потому что выражение лица меняется с опустошённо-уставшего на сосредоточенно-напряжённое. Хмурится, зависая свободной рукой у трубки, но решает не выключать.

Замедляется, останавливается у лавки, садится и низко опускает голову, оставляя в кадре светлую макушку.

— Привет, птиц, — звучит тихо, неровно, со сбитым дыханием.

Долгая пауза, словно он подбирает слова, пряча глаза под светлыми ресницами. Не видела его целую вечность… Дня два? Вечность и есть. Тяну носом воздух, и мозг подбрасывает острый запах распаренного, горячего после бега Нечаева. Вот бы прижаться. Он меня не видел пять вечностей.

— Снова не отвечаешь… — трёт лоб длинными пальцами и поднимает взгляд. — Больше не могу так, есть разговор.

Нервно теребит одну из цепочек на шее. Прикрываю ладонью рот, будто он может услышать мой всхлип. Где-то на границе сознания мелькает догадка: он сейчас попрощается. Попрощается и моё сердце разорвётся.

— Так скучаю по тебе… — сколько раз я слышала эти слова от него, но ни разу в них не скользила обречённость. — И совсем не понимаю, какого чёрта у нас происходит.

Парк, в котором он бегает, чтобы “проветрить извилины”, тих и пустынен. Чётко слышу каждый вдох и тихий голос с тонкими оттенками злости, растерянности и разочарования.

— Столько всего передумал, скоро тронусь уже. Иногда вообще посещает мысль, что ты мне приснилась. Если бы не это… — оттягивает и щёлкает моей резинкой для волос, надетой на крепкое запястье. Украл!

— Знаешь, как охарактеризовал терапевт то, что было у меня к Симе? — криво улыбается. Замираю. Он никогда не говорил о годах своего “проклятья”. То ли сам не хотел вспоминать, то ли меня берег.

Изображает пальцами знак кавычек:

— Тихое, бескорыстное чувство, не требующее обладания… гм… предметом, на который направлено”. Я, типа, принял выбор Симы, но оставался рядом, — несколько раз прочёсывает пятернёй отросшую чёлку и впивается взглядом. — С тобой так не выйдет, птиц.

В подтверждение отрицательно качает головой, а во влажных глазах столько болезненных эмоций, что я не вывожу и захлёбываюсь слезами. Добела прикусывает нижнюю губу. Ну куда! Только зажила же! На тонкой кожице ожидаемо выступает кровь. Стирает указательным пальцем.

— Лиз, если передумала ждать, — голос сипнет, — быть со мной… Просто скажи, не мучь нас обоих…

Жму на паузу, не дожидаясь, пока попрощается окончательно. Не выдержу. Стираю краем пододеяльника упавшие на экран слёзы и дрожащими пальцами набираю: “У нас будет ребёнок”, жму значок отправки, и в этот момент выключается полностью разряженный телефон. Что ж… Не судьба.