Лето, бывший, я

Глава 15

— Начинаю всерьёз за тебя беспокоиться, Сова. Если ты его доешь, — Лёша взглядом показывает на штрудель со съехавшим шариком подтаявшего ванильного мороженого, — то порвёшься на много маленьких совят. Кто будет проекты заканчивать, а?

— Так и знала, что ты меркантильный, Нечаев, — невоспитанно тыкаю в него вилкой. — Ничего, передашь своим “людям”, а то меня же “учить и учить”, - передразниваю его интонации, которые слышала в этом же ресторане сразу после приезда.

Тянет ленивую улыбку, сыто откинувшись на высокую спинку “королевского” кресла. За сегодняшний день мы стали меньше “бывшими” и больше… людьми, увлечёнными общим делом. Друзьями, конечно, нам никогда не быть, но сколько бывших оставляют прошлое позади и живут новыми жизнями не оглядываясь. Мы тоже сможем? Лёшка много шутит и улыбается, с ним легко. Может, и правда у нас получится просто работать, общаться?

Когда выходили от Тимура, я еле передвигала ноги, не понимая, чего больше хочу — есть или спать. Оказывается, Тимур Власов — это второй "мозг", который хотели купить Карл с Вячеславом. Мы с ним так зацепились, обсуждая стили и будущий дизайн дома, что Лёша нас еле растащил. Хотя по дороге к машине сам похвастался “Магнолией” и задержал всех ещё на полчаса.

Голод оказался сильнее. В этом уютном ресторане причудливо сочетается немецкая кухня и местные рыбные специалитеты. Город стоит на реке, и просто грех заказывать рульку, когда есть тающий во рту судак с золотистой хрустящей корочкой или янтарная рыбацкая уха с запахом дыма. В ней несколько сортов рыбы и готовят это чудо на открытом огне. Во мне сейчас то и другое. И ароматный штрудель из тончайших слоёв теста тоже поместится, да.

Лёшка с притворным ужасом косится на часы — почти десять.

— Фигуру испортишь, — приводит последний аргумент, чтобы смутить и сбить мой боевой настрой. В синих глазах светлячки хороводят вместе с чертями. Алексей Нечаев веселиться изволят, только не на ту напал.

Кошусь на помолвочное кольцо и с довольным видом заявляю:

— Уже можно. Свадьба в сентябре, — отправляю в рот очередной кусочек нежного рулета и запиваю ревеневым лимонадом. — А вот в платье будет обидно не влезть. Правда, — продолжаю бойко рассуждать, — его ещё не подгоняли по мне, так что дней пять могу смело предаваться гастрономическому разврату.

Поднимаю взгляд на Лёшу — черти со светлячками убрались за кулисы. Делает глоток кофе и отворачивается к окну, наблюдая за прогуливающимися парочками. Провожает глазами одну из них. Парень, обнимая девушку, что-то ласково ей рассказывает с высоты своего роста, а она наглядеться не может, ловит каждое слово, жмётся к нему, будто отстраниться хоть на сантиметр — преступление.

Нечаев отрывается от зрелища, задумчиво покручивая полупустую чашку, а потом вскидывает серьёзный взгляд и спрашивает:

— Ты счастлива, Сова?

Первый порыв — ответить “да”. Неделю назад я бы непременно так и сделала. Возможно, из гордости, по-детски наивного желания показать, что девочка, которая уверяла, будто не сможет без него жить, сейчас об этом не воспоминает, или потому что и правда так думала. Неважно.

Важно то, что сейчас отвожу глаза. На секунду, на две, на три, на пять. Пережёвываю ставший безвкусным десерт и пытаюсь одновременно придумать, как отшутиться и понять, зачем Алексей это делает.

Он ведь спрашивает не про мою сегодняшнюю благополучную версию счастья. Его интересует, стала ли я счастлива с другим так же, как не получилось у нас с ним. Трепещет ли моё сердце, когда смотрю в глаза Карлу, несусь ли с пятого этажа, в чём была, услышав его голос, сгораю ли, проводя пальцами по созвездиям его родинок? Читаю ли ему свои сказки, рассказываю ли сны и мечты? Нет, Лёш, нет. Я больше не придумываю сказки.

Всё это и остальное взрослая Бет собрала до самой последней крошечки и сложила в коробочку “Невозможное”, задвинула в самый тёмный угол, запретив вспоминать. Потому что такое сильное счастье приносит такую же сильную боль. Даже если тебе не давали надежду и обещания, ты всё равно глупо ждёшь чуда. А когда оно не случается… Если выживешь… Пишешь последнюю сказку и, придумав новую версию счастья, живёшь в реальном мире. Тихо, без всплесков на кардиограмме, зато без тоски и отчаяния.

Ресторан закрывается, нам несут счёт. Собираемся, выходим в весеннюю ночь и идём к стоянке. Может, не отвечать? Или сказать уже это долбанное “да”, но как? Только не после двухчасового разговора с действительно счастливым Власовым. Нечаев сказал, они с женой разводятся, а я не верю — столько глубокого чувства было в словах Тимура. И даже не после той парочки в окне. Такое счастье больше не обо мне.

Сжимаю кулаки. Чёртов Нечаев, ты не заставишь меня думать, что моё счастье ненастоящее. Оно просто другое. Да, без любви и страсти, но с уважением, доверием и благодарностью. С заботой, поддержкой и теплотой. С планами и уверенностью, что больно больше не будет. Какое есть.

— Да! — догоняя Лёшу у машины, говорю чуть громче, чем надо. Выходит нервно. Это слово вместе с эхом наших шагов разносится по пустой стоянке, пугая.

Он открывает мне дверь и изучает, чуть наклонив голову. Чтобы сбить процесс сканирования, во время которого Лёша точно прочтёт мои мысли, уточняю:

— Ответ на твой вопрос — “да”.

Не знаю, поверил ли Алексей, но после короткого: “Ясно”, - обошёл машину и уселся за руль.

— А ты? — спрашиваю, отчего-то затаив дыхание.

— Что я?

— Ты счастлив, Лёш?

Опустив ресницы, постукивает по панели указательным пальцем. Тоже медлит, словно выбирает ответ. А потом, когда уже думаю, что промолчит, жмёт “старт”, поправляет челку и с горечью произносит:

— А я нет.

Он честнее.

Резко вскидываю глаза, поражённая его искренностью.

— Прокляла ты меня, Сова. Семь лет без взаимности, — добавляет Лёша и, трогаясь с места, задумчиво везёт меня по яркому ночному городу в гостиницу, возвращая взрослую Бет в её счастливую жизнь.