Лето, бывший, я

Глава 28

Прохладные пальцы гладят по щеке, спинке носа, очерчивают нижнюю губу. Будят. Я проспала всю дорогу до Лёшкиного дома и не хочу просыпаться.

— Ты так и собиралась лететь, воришка? — дёргает за воротник собственной рубашки, в которой от него сбежала утром и в которой собиралась ехать в аэропорт. Не смогла снять… Не смогла.

— Мне идёт графитовый, — бурчу в ответ, отворачиваясь с намерением продолжить спать на жутко неудобном сидении. То ли дело подремать в Юленьке…

— Сова, тебя понести или ножками…? — ухмыляется Лёшенька, открывая мне дверь.

— Ножками, — цепляюсь не него обезьянкой, обвивая ногами талию, — твоими.

Довольно смеётся, заходя со мной в просторный холл новенькой многоэтажки. С занятыми руками подставляет консьержу карман, в котором ключи от трактора:

— В багажнике чемодан, заберите, пожалуйста, — и топает к лифту.

В смущении утыкаюсь ему носом в ключицу. Похлопывает ладонью по попе:

— Эй, ну ты что?

А что я… Только начинаю понимать, насколько кардинально изменились мои планы. Правильнее будет сказать — жизнь, но об этом сейчас так не хочется думать. Я давала себе время до утра? Катастрофически не хватило. Я пыталась уехать? Никак не вышло. Можно было бы свалить на Нечаева, который не отпустил, или в крайнем случае — на нейроны, решившие за меня, что рядом с ним лучшее место в мире. Не-а.

Врать себе — самое неблагодарное и энергозатратное занятие. Как бы ты себя ни убеждал, что проще жить со спокойным сердцем, душа сразу потянется к теплу, едва почувствует его. И сердцу, оказывается, не надо “проще”, оно потом жестоко отомстит тебе за годы обмана и одиночества, вернув всю боль одним махом. Как моё мне.

В ужасе думаю, как объяснить Карлу переезд из гостиницы и отмену поездки на озеро с чистейшей водой бирюзового цвета, лежащее у подножия Альп. Почти не придётся врать — со мной проект первой очереди отелей будет продвигаться значительно быстрее, закончу стажировку как и предполагалось до всех событий. Но… И надо искать квартиру — в гостиницу вряд ли заселят обратно, в сезон у них моментально улетают освободившиеся номера. Да и к лучшему — после сегодняшней сцены у невесты Карла неважная репутация.

Меня сгружают на кресло в кухне. Забираюсь с ногами, осматриваюсь. Лёшка по плечи ныряет в хромированный холодильник странной вытянутой формы. Понтовый, конечно, но какой-то не Нечаевский. Вообще, весь интерьер не Лёшин. Усугубленный хай-тек — слишком чёткая, на грани острого, геометрия, много серых тонов, холодного металла, полированный камень, толстое промышленное стекло. Бррр. Из уютного — только королевское кресло на тесноватой кухне и, гм, диван в гостиной.

Представляю солнечного, голубоглазого Лёшу совсем в другой обстановке. Что-то тёплое, глубоко кофейное со сливочно-кремовым. И много света с воздухом для размаха души, а не этот “склеп”, смотрящий окнами на соседнюю “свечку”.

— Это же не твоя квартира? — по реакции вижу, что угадала.

— Эм… нет, — отворачивается к рабочей поверхности, доставая доску и длинный нож. — Так вышло, что я свою сдал, не успев в ней толком пожить. Решил перекантоваться тут, для разнообразия… Да и к офису ближе.

— Сдал? — поднимаю брови в недоумении. Зачем?

— Ага, — в замешательстве прочёсывает пятернёй чёлку несколько раз. — Помогать будешь? — резко меняет тему и мне как-то дальше неловко спрашивать. Делаю вид, что ведусь.

— Буду, — отвечаю с готовностью, — я высококлассно пробую готовую еду!

Присаживается на корточки рядом, обнимает мои колени и трётся о них губами, легко целует. Тихо произносит, ласково улыбаясь:

— Договорились, — и, ложась на колени головой, добавляет, — очень рад, что ты здесь.

А потом он, ворча: “Знаю, для чего Гору четыре руки…”,- вытаскивает лоток спелых помидоров и сочных перцев, подкопчённые колбаски, с полдюжины яиц, зелень. Колдует, звонко стуча ножом по бамбуковой доске, опуская разноцветную смесь в сковороду, добавляя соль, перец и секретные специи. Сонный, уставший, такой близкий.

С гордостью переставляет скворчащую сковороду на стол, щедро засыпает зеленью, и мы, захлёбываясь слюной от ароматов, едим прямо из неё каждый своей вилкой. Правда, мне чаще достаётся еда с обеих. Получилась то ли шакшука с колбасой, то ли очень перченая фриттата. Охренительно вкусно, но от остроты выступают слёзы. Закашливаюсь и смеюсь, обмахиваясь руками, пока Нечаев срочно разыскивает в блестящей торпеде молоко.

Вот такое на вкус моё “здесь и сейчас”, но это самый чудесный завтрак из всех, что я помню.