Лето, бывший, я

Глава 20

— Эй, ребят, — Квас в воздухе переводит указательный палец с меня на Лёшу и обратно, — вы вообще нормально друг с другом? Ничего, что я вас обоих…

Он не успевает договорить “позвал”, потому что мы синхронно рявкаем “ДА”.

Не поверив ни грамма, Димка командует:

— Тогда по коням!

К моему удивлению, пунктом назначения стал тот второй сервис в промзоне. Попетляв между обветшавшими зданиями завода с обваливающимися кирпичными стенами цехов и торчащими плитами перекрытий, выезжаем к укатанной, ровной площадке, размером с детское футбольное поле.

— Здесь раньше был испытательный полигон для техники, мы с Нечаевым выкупили под трек для покатушек. Вот, примериваемся, — показывает на выставленные в разных местах пирамиды гигантских картонных коробок, служащих препятствиями, которые надо объезжать, а вокруг них — извивающаяся разметка трассы, нанесённая обычной краской. Уютный, маленький, ламповый трек.

— Там поставим несколько трибун, — ведёт рукой в сторону, — а левее боксы сервиса. Уже работают.

Искренне восхищаюсь! Гонки и скорость драйвили парней не меньше, чем музыка, и так радостно, что это осталось в их жизни.

Стою, улыбаюсь, а саму топит воспоминаниями. За руль меня посадили эти двое. Квас пригнал себе из Атланты Бамблби и приехал хвастаться жёлтой урчащей машинкой. Конечно, Блонди прыгнул за руль и погнал на заброшенный рынок, где убрали столы и на широкой площади остались одни металлические колонны.

Я визжала вовсю, когда он на скорости выписывал восьмёрки вокруг столбов, а Квас на заднем прихлёбывал нечто пятизвёздочное приличной выдержки и нудным голосом учителя истории подробно описывал, что будет с Лёхой, если он ушатает ещё незастрахованную машину.

В очередной заход на новый вираж Лёша вдруг остановился и вышел. Открыл мою дверь и велел садиться на место водителя. Сказать, куда у меня сердце упало? Сначала в желудок, потом ниже, а дальше — и вовсе в пятки. Беспомощно оборачиваюсь на Диму, а он невозмутимо кивает, мол, садись уже давай.

На негнущихся ногах обхожу машину, сажусь и вжимаюсь в сиденье, боясь притронуться к чему-либо. Внутри идёт битва ужаса с любопытством, пока один ноль в пользу первого. Лёшка ныряет в салон — настроить кресло и невзначай на секунду прижимается гладкой щекой к моим губам. Пристёгивает и так же мимолётно оглаживает пальцами то голые коленки, то плечо, то шею.

Присаживается рядом и просит выставить ладонь. Накрывает своей горячей, инструктирует:

— Если не получится, не пугаешься и не расстраиваешься. Ни у кого на механике с первого раза не выходит ровно тронуться, — делает лёгкий нажим рукой, — вот так не-е-ежно жмёшь и отпускаешь сцепление. Почувствовала силу нажатия?

— Эй, можно все ваши мурмуры не при мне? — возмущается сильно повеселевший Квас.

— Цыц! — зыркает на него Лёшка, меняет наши руки местами и просит, — повтори.

Повторяю несколько раз. Ладонь мягкая, сильная… Сердце в пятках ускоряется. Сглатываю и перевожу дыхание. Больше всего на свете сейчас мне хочется, чтобы получилось с первого раза. Ну, пожалуйста, вселенная! Хочу быть особенной для него, удивить. Чтобы ни у кого не вышло, а я смогла.

На предельном пульсе выжимаю педали, как учили. Трогаюсь плавно, без рывков, не глохну, еду. Еду! И получаю заслуженное, полное гордости:

— Умница!!!

И аплодисменты с заднего сидения.

А после нами заинтересовались полицейские, патрулировавшие заброшку. Я без прав, в хозяине авто — граммов триста очень алкогольного алкоголя, машина без документов… Как Лёшка это разруливал — совсем другое приключение.

— Ну что, попробуешь? — возвращает в настоящее время голос Димы.

— Я лётчик-испытатель? — сияю оказанной чести.

— Надеюсь, не лётчик, — обнимает за плечи, — но твоё мнение о траектории трассы внимательно выслушаю, госпожа гонщик-архитектор.

Сзади раздаётся агрессивное покашливание. Квас, видимо, по старой привычке, резко отшатывается от меня, чтобы не раздражать кое-кого.

Нечаев отстал в трафике и теперь подошёл сзади. Так же не глядя, произносит:

— Лиз, давай наперегонки? На желание…

Пффф! Да, легко! И хотя у меня нет ни одного желания — только победить, мысленно душу подушкой излишний энтузиазм, чтобы ответить с достоинством:

— А давай, — пищу. Энтузиазм оказался живучим.

Квас смотрит на Лёшу, как на умалишённого:

— Девочка трассы не знает.

— Пусть проедет тренировочный круг, — парирует Алексей, разминая шею рукой в кольцах.

Поворачиваюсь к машине, чтобы так и сделать, но Димка ловит за шкирку, мол, стоять.

— Покрытие мокрое, — возражает Дима.

— У неё четыре ведущих, поедем по большому кругу, — издевательски добавляет, — не переживай, папочка.

— Дим, я правда хочу, — просительно заглядываю ему в глаза.

— Давай, я твоё желание просто так исполню? — капитулирует усталым голосом.

— Просто так неинтересно, — вильнув хвостом, уношусь в машину, пока “папочка” не передумал.

Глажу руль Юленьки и шепчу, чтобы не подвела. Внутри стойкое чувство, что меня мелкую взрослые дети позвали с собой играть. И хочется, чтобы воспринимали серьёзно, с уважением, с… симпатией. Чтобы влюбились, хочется.

Медленно еду по внешнему овалу, разглядывая пирамиды с коробками. Некоторые из них покрыты плёнкой с сюжетами из стрелялок. Видимо, декорации достались в наследство от какого-нибудь игрового клуба. Вылазка хищных диверсантов в масках, объятый пламенем пикирующий вертолёт, а перед финишем установлена самая большая инсталляция: панорама разнесённого взрывом здания.

Квас сказал не сворачивать в петли, дорога почти ровная — выиграть у Лёшеньки будет проще простого. Обогнать Юленьку он сможет только в поворотах, но кто же ему даст? И хотя у меня гоночного опыта кот наплакал, на Нечаева хватит.

Выруливаю на стартовую линию и замечаю, как Лёша и Квас в стороне горячо спорят, но, заметив меня, прекращают, и Лёша уходит к своему трактору, чтобы поставить машину рядом.

— Правил нет, — Квас гневно зыркает на друга, — подрезаем, обгоняем как угодно, главное, чтобы все были живы на финише. Два круга. С победителя — выполнение одного желания. Понятно?

Оба киваем. Лёша — спокойно, я — ошарашенно. Моя уверенность чувствует себя уже не так вольготно, как раньше. Ну не убьёт же он меня в самом деле? И да, дурной исход этого мероприятия как-то не вписывается в обещание Карлу следить за моим благополучием., так что, немного успокоившись, напеваю неведомо откуда знакомую песню: “По полям, по полям, красный трактор едет к нам…”

Только ладони всё равно потеют на коже руля, одновременно чешется нос, оба плеча, и мешают волосы, только не могу разжать пальцы. Боюсь пропустить сигнал Кваса. И когда он резко машет рукой, всё равно запаздываю. Вашу Машу! Со злости так сильно жму на газ, что лихо обхожу соперника.

Обороты двигателя приближаются к красной отметке, скорость ударов сердца — тоже. Не все знают, что адреналин — гормон не только страха, но и азарта. Понимая, что прилично оторвалась, позволяю себе улыбнуться и сделать полвыдоха.

Но в первом же повороте Лёша атакует, пытается обогнать, заходя то с одной, то с другой стороны. Нагло выкручиваю руль, закрывая ему проезд. Что ты мне сделаешь, Нечаев? Так и играем в салочки полтора круга. Не думала, что будет настолько легко. Это всё, на что ты способен?

Репетирую победную речь, представляю, как Квас снова будет кружить, и подумываю, чего бы мне такого хотелось загадать Лёшеньке… Как вдруг он резко исчезает из бокового зеркала, где я исправно его наблюдала.

Проносящийся сбоку на дикой скорости красный трактор срезает овал в сторону финиша, таранит коробочную стену и исчезает в ворохе неестественно тяжело раскатывающихся коробок. Из некоторых высыпается песок, который лежал внутри в качестве утяжелится, чтобы ветром не снесло.

Господи, он там живой вообще?

Звуков столкновения не слышно, но я волосками на коже ощущаю вибрации, когда у трактора разбивается лобовое стекло и сминается металл капота. Резко подкатывает тошнота. Отпускаю педаль газа, открываю окно и мелко, часто дышу, в попытке прийти в себя. Юленька еле катится, перед глазами пульсирующие круги. Вот же больной!!!

За стеной в груде коробок Нечаева не оказалось. Трактор всё же доехал до финиша и остановился так, что не видно водительскую дверь и перед машины. Дико боюсь смотреть, чем кончился его идиотский манёвр. Как я могла забыть, что Лёшенька, если упрётся, никаких препятствий не видит. Будь эта стена хоть из кирпичей — всё равно бы поехал.

К финишу прихожу последней. Дима уже тут, обходит Лёшин джип спереди, и я издали слышу, как он, матерясь, выражает "восторг" состоянием трактора и поведением друга:

— Ой, …, крети-и-ин, ой крети-и-ин! Просил же без фокусов! Что, не вы…делываться не было никакой возможности, …?! Лобовое тебе, дураку, ненадолго! Обе фары под замену, капот…

Нечаев, отряхивая с себя стеклянную крошку, никак не реагирует на справедливые и слишком мягкие, надо заметить, упрёки друга. Выскакиваю из машины, захватив бутылку с водой и салфетки, надеясь, что ничего промывать не придётся.

Внутри всё дрожит от радости, что он цел, и одновременно от желания закончить то, что не доделала стена. Сжимаю зудящие ладони в кулаки и еле сдерживаюсь, чтобы не бежать. Услышав меня, Лёша выпрямляется и медленно идёт мне навстречу. Ладони в карманах джинсов. Очередное столкновение готовится встретить серьёзно и с полным спокойствием. Вот же сволочь. Из-за какого-то желания чуть не угробился! Сама убью.

Налетаю на него и хочу наорать, но в горле всё пересохло, голос подводит:

— Совсем рехнулся? Больной? — в запале замахиваюсь рукой с бутылкой, но в последний момент торможу — вдруг ушиб или ещё какие повреждения, я только добавлю. И ведь гад даже не дёрнулся. Пристально смотрит и молчит. Сизая дымка в глазах рассеялась, открывая синее пламя. И чем больше злюсь, тем больше оно разгорается. Бесит.

Шумно дышу, в паузе между высказываниями. Только теперь понимаю, что подошла почти вплотную. Лёшин запах ощущается острее, сандал отступил и чудесно оттеняет естественный аромат его кожи. Опускаю ресницы и втягиваю носом поглубже, один раз, другой, третий, до лёгкого головокружения. Цепочки на широкой груди еле слышно позвякивают от ударов дико бьющегося сердца. Нечаев только внешне спокоен, а у самого внутри шторм вдвое сильнее моего.

— Надеюсь, оно того стоило! — чтобы “орать” ему в лицо, приходится задирать голову, в кедах я, по сравнению с ним, коротышка. Бровь, которую он приподнимает с иронией, немного рассечена, выступило несколько капелек крови. Открываю пачку салфеток и тянусь стереть, но он ловит мою руку и отводит вниз. Держит, не отпускает. Смотрит на губы и автоматически облизывает свои. Рвано вздыхает сглатывая.

— Стоило.

Пламя такое яркое — не могу отвести взгляд, и будто под гипнозом сипло произношу:

— Тогда загадывай.

Лёша склоняет голову, будто для поцелуя, но тормозит в нескольких сантиметрах от губ, касаясь одним дыханием.

— Желание такое, Лиз, — в шёпоте просьба, а не приказ, — мы в темпе доделываем “Магнолию”, а потом я больше тебя не вижу в офисе, в городе, в стране до твоей грёбаной свадьбы.