Дневник, 1893–1909

Апрель

18 апреля. В 6 часов вечера еду в Царское Село по экстренному поезду на императорской железнодорожной ветке. Со станции до Царскосельского старого дворца собираются лица, приглашенные к парадному обеденному столу по случаю приезда шведского короля[935], прибывшего для присутствования на праздновании свадьбы сына с дочерью великого князя Павла Александровича.

В 7 ½ часов по выходе императорской Фамилии с многочисленными иностранными, принадлежащими к царствующим семействам гостями садятся за обеденный стол, накрытый в Большом зале. Стол накрыт покоем приблизительно так[936]:

Всего приглашенных около трехсот. Государь и король говорят речи о значении союза обоих государств. Зал очень красиво освещен множеством электрических огней. К сожалению, сгоревший потолок заменен очень плохой картиной. По окончании обеда все переходят в соседнюю комнату, где их величества делают, что называется, «cercle», то есть разговаривают с более или менее избранными из числа присутствующих. В частности, шведскому королю представляются министры с председателем Совета министров во главе. Церемония эта довольно продолжительна. Ровно в полночь достигаю своего жилища. В вагоне сижу с генералом Поливановым и министром народного просвещения Шварцем, которые расточают мне любезности, говоря о нашем рисовальном училище. Именующий себя министром промышленности и торговли Шипов убегает от разговора на эту тему.

20 апреля. Поездом в 1 час 30 минут еду в Царское Село, чтобы участвовать в праздновании бракосочетания великой княжны Марии Павловны со шведским принцем Вильгельмом. В вагоне встречаю П. Н. Дурново, который, пробыв короткое время министром внутренних дел, своей энергией положил конец почтовой стачке и тем самым содействовал прекращению революции или, как было принято говорить, освободительному движению. Дурново жалуется на то, что после увольнения от обязанности министра внутренних дел он в течение двух лет не видал императора.

На царскосельской станции усаживаюсь в ямскую карету, коих значительное число было выписано из Москвы для приглашенных ко двору. Достигнув Большого дворца, отправляюсь прямо в церковь, где уже собран дипломатический корпус. В три часа вступает императорская Фамилия, и начинается весьма продолжительная церковная церемония, после которой в том же торжественном порядке отправляются в верхний этаж, где совершается, впрочем, довольно быстро, церемония лютеранского бракосочетания. Чтобы отдохнуть после столь продолжительного стояния на ногах, я отправляюсь к себе на дачу, где мне удается поспать часа полтора. В 7 ½ часов парадный обед в Большом зале, начинающийся с того, что митрополит читает молитву. Мне приходится [сидеть] подле священника, начальствующего над всем придворным духовенством и отправляющего церковную службу в домашней церкви Государя в Александровском дворце. С другой стороны возле меня сидит жена шведского посланника, ни в каком отношении из себя ничего особенного не представляющая, но не выказывающая никаких дурных чувств. После обеда все присутствующие рассыпаются по многочисленным залам дворца. В одиннадцатом часу, когда Большой зал освобождается от загромождавших его столов, церемониймейстеры приглашают в него вернуться и расположиться вдоль стен так, чтобы в середине комнаты осталось пустое пространство, в котором русское царское семейство и все многочисленные иностранные принцы и принцессы исполняют танец, именуемый «польский», под звуки музыки, заимствованной из оперы «Жизнь за царя»[937], так как все танцующие или, скорее, шествующие, и мужчины, и женщины, одеты в весьма богатые и притом разнообразные костюмы, то все это в связи с прекрасной архитектурой, сильным освещением представляет очень красивое, художественное зрелище. В 12 часу разъезжаются по домам.

22 апреля. Вторник. Вечером в Мариинском дворце председатель Акимов собирает двадцать два члена для предварительного обсуждения вопроса о том, что удобнее: обсуждать ли бюджетные сметы обеих палат одновременно, целиком или поодиночке. Все признают последний способ предпочтительным.

23 апреля. Среда. В 9 часов утра снова отправляюсь в Царское Село поздравлять императрицу Александру Феодоровну по случаю ее именин. Продолжительная обедня с прекрасным пением хора придворных певчих! После обеда принесение поздравлений. Посредине одной из зал стоят: обе императрицы и среди них император; поздравители целуют руку у каждой из императриц и жмут руку императору. Вдовствующая императрица, весьма нерасположенная ко мне, спрашивает меня: «Comment vont vos jambs?»[938] На что я отвечаю: «Tres bien. Madame, je n’ai qu’a les remercier de m’avoir rendu possible mon pelerinage d’aujourd’hui»[939]. Завтракают в Большом зале за небольшим круглым столом. Я сижу возле фрейлины Тютчевой, надзирающей за двумя старшими девочками. Говоря о четырехлетием наследнике, она рассказывает, что этот ребенок отличается большой твердостью воли. На днях он попросил Тютчеву отпустить на прогулку с ним двух старших его сестер. Тютчева отвечала ему, что согласна, но под условием, чтобы они не опоздали к уроку в 4 часа. «Я Вам это обещаю, — отвечал ребенок, — а Вы знаете, что я держу свои обещания. Если они вздумают опаздывать, то я их прогоню».

24 апреля. Четверг. В 8 часов отправляемся в Царское Село, где серия празднеств оканчивается вокальным концертом в большом зале. Выбор музыки хорош, но голоса плохие, толпа огромная, все празднество со включением и ужина тянется весьма долго; трудности для достижения кареты, а потом вагона — великие. Приезжаем домой на Морскую в 3 ½ часа, порядочно усталые.

25 апреля. Пятница. Министр финансов[940], произнося речь в Думе, сказал: «Слава Богу, у нас нет парламента». Эта фраза вызвала со стороны членов Думы резкие возражения и возбудила сильные толки в городе.

26 апреля. Суббота. Сижу в своем богословском правлении, где назначенные управляющим Государственным банком Тимашевым администраторы творят невероятные дела. Вечер у Гончарова на собрании правой фракции. Генерал Унтербергер очень хорошо говорит о постройке Амурской железной дороги. Хозяин дома и председатель по обыкновению неумолкаемо излагает свои обильные, но неблестящие воззрения и изложения фактов.

27 апреля. Воскресенье. Празднование у Долгоруких свадьбы младшей их дочери с Кочубеем, одним на трех сыновей давно умершего милого Василия Аркадьевича, смягчавшего тяжелые для меня часы, проведенные мной в Киеве во время моей сенаторской ревизии. На свадьбе присутствует вдовствующая императрица Мария Феодоровна. Галерная улица, в коей находится дом Долгоруких, наполнена конными вооруженными жандармами. Заехав к Палену, встречаю у него Горемыкина, который, вспоминая проведенные им в должности министра внутренних дел дни, между прочим рассказывает, как 12 октября 1905 года во время сильно распространившейся стачки он, Горемыкин, получил приказание явиться к Государю в Петергоф на следующий день в 6 часов вечера. На другое утро он послал взять место в железнодорожном поезде, но получил в ответ уведомление, что никакие поезда не ходят. Тогда он обратился к морскому министру с просьбой [дать] для той же цели пароход. Отсюда Горемыкину равным образом было отвечено, что никакого парохода ему дать невозможно. Не видя другого средства, Горемыкин нанял ямскую четверку и отправился в карете по Петергофскому шоссе. Путешествие было невеселое; дорога была в дурном состоянии, а проезжая мимо Путиловского завода, пришлось переносить брань рабочих и даже кидание камней. По прибытии в Александрию, после допроса, сделанного Горемыкину дежурным на гауптвахте офицером, он в сопровождении этого офицера добрался до домика, обитаемого императором и императрицей. Все встречавшиеся Горемыкину придворные слуги выражали ему удивление о том, как он мог добраться до Петергофа. После разговора с Государем Горемыкин пошел к Трепову, который стал укорять его за то, что он уговаривает Государя оказывать твердое сопротивление ввиду той опасности, коей Государь подвергался. Свою настойчивость Горемыкин оправдывал тем, что, по его мнению, Государь находился в полной безопасности, потому что хотя революционеры и объявили, что они шестидесятитысячной толпой пойдут для разгрома в Петергоф, но в Петергофе находись два заслуживающих доверия полка, а в Петербург была по требованию Горемыкина отдана одна кавалерийская дивизия и две артиллерийские батареи, кои в случае движения толпы должны были устремиться на толпу с тылу, и, таким образом, с обоих концов пути между Петербургом и Петергофом был бы открыт смертельный для толпы огонь.

28 апреля. Вторник. Обычный завтрак с Боткиным и Котовым, представителями интересов рисовального училища.

30 апреля. Среда. Весьма продолжительное, хотя и пустословное, заседание Государственного совета. Свадьба моей старшей внучки Екатерины с Миклашевским, офицером Кавалергардского полка, коего все без исключения очень хвалят.